Тэсса на краю земли (СИ) - Алатова Тата

Перевернувшись на удобной кровати, Фрэнк уставился на сизое унылое небо, за которым не было видно солнца. Он любил такую погоду — пасмурную и безрадостную.

Номер в пансионате казался чужим и ненадежным — словно Фрэнка вот-вот выгонят отсюда на улицу. Тэсса Тарлтон просто сорвала с доски ключ и кинула его Фрэнку. Про оплату она ничего не сказала.

Денег у него было немного.

После того как тяжелые серые двери тюрьмы с грохотом захлопнулись за спиной, Фрэнк некоторое время так и стоял на голом асфальтовом участке без всякой растительности. Воздух показался ему разреженным, как на большой высоте, и, как на большой высоте, у Фрэнка закружилась голова. Позади остались лабиринты бараков из красного кирпича, пять покушений на его жизнь и три попытки ослепления. Фрэнку пытались вырезать глаза, выколоть их и плеснуть в них кислотой.

Но на мгновение, на короткое невыносимое мгновение захотелось заколотить руками по серым бронированным дверям и попроситься обратно. В ад, где количество самоубийств и убийств втрое превышало британскую статистику. Где персонал не выдерживал, сходил с ума и устраивал забастовки. Кроме забастовок, надзиратели срывались и на своих подопечных — били озлобленно, по-звериному и без всякого повода. Фрэнку еще и мешок на голову надевали, чтобы не встречаться с ним взглядом.

И все же это привычное бессмысленное насилие пугало в ту минуту Фрэнка меньше, чем огромный и недружелюбный мир, наедине с которым он оказался.

Взяв себя в руки, он решительно зашагал к желтым автоматическим турникетам, полностью уверенный в том, что сейчас охранники засмеются и вернут его обратно в камеру.

Но железяки лязгнули и открылись.

До ближайшей автобусной остановки было четыре минуты пешего хода, и Фрэнк поймал себя на том, что плетется нога за ногу.

Потом он тридцать минут трясся в автобусе, уставившись в окно, но все равно напрягался каждый раз, когда к нему кто-то приближался.

Старенький мамин дом, узкий и тесный, за прошедшие годы совсем облупился.

Прежде, когда Фрэнк был еще маленьким, у них был уютный особняк с лужайкой и видом на реку Эйвон. Все закончилось в тот день, когда он взглянул в смеющееся лицо отца, а тот возьми да и выложи, что у него давно роман с соседкой и что он уже почти решил уйти от мамы, да только она очень не вовремя залетела.

И они с мамой переехали в эту лачугу, а потом родился Алан, и денег совсем не стало.

Фрэнку было пять, и тогда он еще не понимал, почему мама все время злится на него, почему отворачивается и велит ему смотреть в пол. Зато он запомнил первую оплеуху — в тот раз, когда не послушался и упорно поднимал лицо, ища материнского взгляда.

С тех пор таких оплеух от разных людей было много, но он так и не научился прятать глаза. Только Алан всегда смотрел на него открыто и прямо, но Алана больше не было. Разбился на дороге.

Встреча с матерью вышла отвратительной. Она постарела и выглядела усталой, несчастной и испуганной. Смотрела в стену или разглядывала свои ноги. Ни о чем не спрашивала и ничего не рассказывала. Только дала адрес кладбища, где похоронила Алана. И Фрэнк понял, что никогда больше к ней не вернется.

Он вывел из гаража проржавевший пикап и отправился прямиком в Нью-Ньюлин.

У Фрэнка не было какого-то особенного плана, и он понятия не имел, что это за место.

Просто ехал и ехал, пока не приехал к морю.

В Нью-Ньюлине было мало домов, но все они казались крепкими и основательными. Как будто сюда переезжали насовсем, до самой старости, а не просто провести какое-то время.

Буйная зелень и гранитные скалы.

Цветы на клумбах и пыльная неасфальтированная дорога.

Здесь вольготно разгуливал ветер и оглушительно стрекотали птицы.

Не было круглосуточного гула города, шума машин, человеческой разноголосицы.

И здесь была Тэсса Тарлтон.

Фрэнк не сразу, но достаточно быстро это увидел: от нее исходила ненавязчивая мощная сила, фоновая, ровная, неиссякаемая.

Невысокая, тощая, самая обыкновенная, она ловко притворялась просто человеком, но, разумеется, давно не была им.

Великий инквизитор Тэсса Тарлтон.

Единственная за всю историю ордена, кто смог проработать более пяти лет — втрое дольше. За это время мрак должен был полностью поглотить ее, и он поглотил — безумие, накрывшее Лондон, — но Тэсса выглядела нормальной. Валяла дурака, величала себя мэром и шерифом и позволяла непуганым местным спорить с ней и писать про себя какие-то гадости в газетах. Возилась с курицами и зомби, сажала цветы на кладбище и разгуливала по деревне в пижаме.

Фрэнку так хотелось прикоснуться к ее силе, что он затеял совершенно дурацкую драку, прекрасно понимая, каким будет исход.

Он и забыл тот азарт, который получаешь от боя, если на кону не стоит твоя жизнь. Когда не надо сражаться отчаянно, как в последний раз, а можно просто получать удовольствие.

Это было похоже на те времена, когда Фрэнк только входил в бои без правил.

И вот — он лежит на мягкой кровати, и постельное белье пахнет морем и цитрусовым кондиционером, и за окном дождь с морем смешались в одно молочное марево, и совершенно непонятно, что делать дальше.

Остаться в Нью-Ньюлине и впустить в свою жизнь всех этих людей? И белокурого мальчика, добровольно вставшего под взгляд Фрэнка, и двух толстячков с мохнатыми ушами, и ту стерву, которая демонстративно не открывала глаз, и кудрявую пекаршу с ее веселым любопытством.

Этого сумасшедшего художника, которого вчера вырвало на кухне Тэссы, и похожую на ацтекского божка девушку в ярких гольфах на кривых ногах, и черт знает кого еще.

Уехать и драться за свою жизнь до тех пор, пока он наконец не проиграет? Прятать глаза, переезжать с места на место, привыкать к вечному одиночеству и к ненависти, которая обвивала Фрэнка с раннего детства?

Если родная мать не могла выносить его, то кто же сможет?

Ответ прозвучал сразу.

— Фрэнк, — раздалось из коридора, — это Тэсса Тарлтон. Открывай поживее, у нас полно дел!

Он посмотрел на часы — шесть утра.

Самое время для частных визитов.

Встав с постели, Фрэнк распахнул дверь.

Тэсса в серой футболке и удобных джинсах протянула ему стаканчик кофе — она выглядела разбитой и усталой. Как и вчера утром, кстати. Кажется, она была из тех людей, кто оживает только к обеду.

— Пятнадцать минут на сборы, — объявила Тэсса. — Я жду тебя внизу.

Фрэнк уложился в десять.

— Твою мать, — с чувством сказал Фрэнк, когда они вышли из пансионата.

На стоянке рядом с его облезлым дряхлым пикапом стоял роскошный черный катафалк. Линкольн, чтоб его.

Тэсса раскрыла зонтик над их головами.

— Вперед, — легко воскликнула она и подтолкнула его в спину.

Он помнил — вчера она сказала, что поведет сама, поэтому двинулся к пассажирскому сиденью. Тэсса заботливо держала зонтик над его головой, для чего ей приходилось высоко тянуть руку вверх. Фрэнку хотелось сказать, что это лишнее, но он решил не выпендриваться.

Убедившись, что он устроился в шикарном салоне, Тэсса обошла блестящий нос линкольна и плюхнулась на свое место.

Первое время они ехали молча. Фрэнк ни о чем не спрашивал, а Тэсса ничего не говорила. Она спокойно управляла этим чудовищем, легко проскочила проселочные, чавкающие грязью дороги и уверенно вывернула на шоссе А30.

— Все равно опять мыть придется, — пробормотала Тэсса. — Хорошо, что через несколько миль дождь закончится.

— Откуда ты знаешь? — удивился Фрэнк.

— Потому что у Одри не самый большой радиус поражения.

Этого он не понял, но не стал больше ничего уточнять. Фрэнк так и не решил, хочет ли он знать про жителей деревни лишние подробности или все-таки уберется из Нью-Ньюлина восвояси.

Откинувшись на спинку сиденья, он повернулся к окну, глядя на ровные поля с редкими деревьями и холмами, время от времени мимо пролетали черно-белые вальяжные коровы, тяжелый линкольн резво обгонял на узкой двухполоске фермерские грузовики и запыленные легковушки.