Дракон выбирает судьбу (СИ) - Петровичева Лариса

Драконы жалеют собак больше, чем людей.

Гилберт приехал за ней в семь, как раз тогда, когда приглашенная парикмахерша, которая трепетала от чести работать в драконьем доме, старательно закалывала последний локон в прическу. Потом Джемма вышла в гостиную, Гилберт поднялся с дивана ей навстречу, и какое-то время они молча смотрели друг на друга.

Потом Гилберт сказал:

- Давай не поедем туда.

- Что тогда будем делать? – спросила Джемма.

- Поедем в церковь, - твердо сказал Гилберт, взяв ее за руки и глядя в глаза. – Поженимся.

Джемма улыбнулась и потянулась к нему – не из-за драконьего притяжения, а по своей воле. Поцелуй вышел светлым и почти непорочным, хотя в ушах Джеммы гудело пламя, а в висках пульсировала кровь.

- Я тебя люблю, - негромко сказал Гилберт, когда они оторвались друг от друга, и Джемма подумала, что могла бы вот так стоять и смотреть ему в глаза всегда.

- Я тебя тоже, Гил, - ответила она и сама удивилась, насколько легко это получилось, словно она говорила самим сердцем. – Я тоже тебя люблю.

Гилберт смотрел на нее так, словно одновременно верил и не верил в то, что услышал.

- Никуда мы не поедем, - сказал он и мягко провел кончиками пальцев по щеке Джеммы. Над его головой поплыли искры, постепенно собираясь в сверкающее облако, которое охватывало их обоих мягкими руками. – Я хочу снять с тебя это платье.

- Обязательно снимешь, - улыбнулась Джемма. – Поедем, нас ждут.

Неприятное предчувствие кольнуло ее в грудь – но Джемма забыла о нем почти сразу.

Она ездила с мужем на званые вечера – как правило, в конце они превращались в знатную попойку. Входя рядом с Гилбертом в широко распахнутые двери загородного дома, Джемма снова начинала чувствовать то почти забытое неудобство, когда она приходила в такие места с покойным Игорем.

Ты чужая – говорили ей дорогая мебель, наборный паркет и официанты, которые проворно сновали между гостями, разнося напитки. Ты чужая и у людей, и у драконов. И можешь не надеяться, что однажды станешь своей хоть у кого-то. Огромную гостиную наполняла музыка, запах роз и дорогих духов, смех и голоса – Джемме казалось, что сейчас гости увидят ее, и гостиная погрузится в траурное молчание.

Но этого не произошло. На нее, разумеется, смотрели, но вполне доброжелательно. Джемма улыбалась, чувствуя, как немеют губы.

- Здесь все свои, - негромко заметил Гилберт, подхватив бокал южного шипучего. – Не волнуйся, я уже вижу, что ты нравишься.

Возле камина стоял старый дракон в черном фраке; Гилберт и Джемма подошли к нему, и Гилберт с улыбкой произнес:

- Видимо, это и имеют в виду, когда говорят про изысканное общество?

Дракон улыбнулся в ответ, и Джемма поняла, что он невероятно стар. Она видела такое спокойное и властное выражение лиц на портретах министров прошлого века. Возможно, и этот дракон был министром, а теперь устал от власти и отдыхает за городом, в компании друзей.

- Оно стало еще приятнее, дорогой Гилберт, когда ты привел сюда эту леди, - с легким поклоном в сторону Джеммы заметил дракон, и Гилберт представил:

- Уинфред, это Джемайма Эдисон. Джемма, это Уинфред Эттиннер.

Да, она не ошиблась. Эттиннер был министром финансов в начале века. Джемма улыбнулась, протянула ему руку, и старый дракон осторожно пожал ее, словно боялся сломать. По меркам людей это был дряхлый старикашка, но стоит ему перекинуться, и в небеса поднимется огромный могущественный ящер, извергающий пламя.

- Рада с вами познакомиться, фро Эттиннер, - сказала Джемма. Старик улыбнулся и ответил:

- Гилберт рассказывал о вас. Очень рад с вами познакомиться, фра Джемайма. Кстати, мой дорогой, - Эттиннер обернулся к Гилберту и многозначительно сообщил: - Сибилла здесь. Будет петь.

Гилберт остался невозмутим – лишь левая бровь едва заметно дрогнула.

- Помню, помню, - бодро сказал он. – Вам нравится ее голос.

Эттиннер кивнул.

- Но замуж за внука я ее не выдам, - произнес он.

Джемме казалось, что улыбку пришили к ее лицу кривой ржавой иглой.

Дальше все было так, как и на тех званых вечерах, куда она ходила с мужем. Ужин, по-драконьему сытный, во время которого гости рассматривали Джемму – одни осторожно, бросая в ее сторону изучающие взгляды, другие открыто, почти внаглую глядя на ту человеческую женщину, которая сегодня составляет компанию дракону. Эти взгляды казались Джемме ластиками, которые стирали ее из жизни. Гилберт держался спокойно и невозмутимо, смотрел на Джемму с искренней любовью и после ужина, за время которого она не смогла проглотить ни кусочка, сказал:

- Послушаем музыку и поедем домой. Ты всем понравилась.

Неужели? Джемма отдала бы все, чтобы перестать улыбаться. Одна из дракониц, высокая, в шелке и бриллиантах, подошла к Гилберту и заметила:

- Гилберт, дорогой, вы давно не заезжали. Мари уже выходит в свет и много спрашивает про вас.

Гилберт кивнул и сухим официальным тоном сообщил:

- Не хотелось бы вас огорчать, но я уже сделал свой выбор, фра Вивьен.

Драконица посмотрела на Джемму – только драконы способны смотреть так, сквозь тебя, даже без презрения. Зачем презирать того, кого ты вообще не видишь в своей картине мира?

- Вам следует подумать, дорогой, - спокойно заметила драконица. – Очень хорошо об этом подумать.

Джемма сжала руку Гилберта, как ребенок, который потерялся в лесу и готов идти за кем угодно, лишь бы к дому, к людям.

- Неужели вы думаете, фра Вивьен, что я не обдумываю своих решений! – рассмеялся Гилберт, и взгляд драконицы изменился. Теперь она смотрела на Джемму с лютой, испепеляющей ненавистью.

Джемма улыбнулась и тоже посмотрела в глаза драконице – прямо, равнодушно и уверенно. Тем взглядом, за которые драконы убивают.

- Не думаю, что вы настолько любите свиной шашлык, Гилберт, - спокойно заметила драконица и отошла.

Джемма не поняла, как оказалась на балконе. Вроде бы к Гилберту подошел один из драконов, вроде бы Гилберт извинился за то, что вынужден ее оставить – и вот она уже стоит на балконе и смотрит на сад, где среди яблонь, усеянных золотыми фонариками, плывут темные тени. Над садом рассыпались созвездия – вот Драконья петля, вот Большой Коготь, а вот на востоке величаво восходит Красный дракон с крупной алой звездой в хвосте.

Джемме не было грустно, нет. Она прекрасно понимала, как все это будет выглядеть: когда она была драконьей долей, то на нее смотрели, как на диковинку, а сейчас смотрят, как на прихоть Гилберта Сомерсета, который поиграет, наиграется и женится на девушке из приличной семьи.

Драконы могут говорить о любви. Драконы могут любить.

Но они никогда не пойдут против своих. Такова их природа.

И однажды Джемма будет смотреть на Гилберта – пресыщенного, уставшего от нее – и понимать, что это конец.

На балконе было прохладно. Поежившись, Джемма вернулась в гостиную и увидела, что Гилберта нигде нет. Играл оркестр, пары кружились в танце, старый Эттиннер разговаривал с двумя пожилыми драконами, энергично рубя воздух сухой ладонью, но Гилберт исчез.

«Не мог же он уехать без меня?» - растерянно подумала Джемма, и вдруг что-то похожее на чувство опасности повлекло ее через гостиную к неприметной двери. 

Дверь была не заперта. Джемма толкнула ее и увидела: маленькая библиотека, письменный стол, зеленая лампа, бросавшая мягкие брызги света на золотые книжные корешки. На диване Гилберт целовал светловолосую красавицу – Джемма узнала в ней Сибиллу Бувье, новую звезду.

Должно быть, он и зажег ее. И продолжал поддерживать огонь.

На несколько мучительных мгновений Джемме казалось, что она больше не сможет дышать. Сил хватило на то, чтобы бесшумно закрыть дверь и привалиться к стене. Что-то похожее с ней было после брачной ночи – Джемме хотелось, чтобы воздух кончился, и жизнь ушла вместе с ним.

Она не могла думать, за что Гилберт так поступил с ней. Это было слишком больно. Джемме казалось, что с нее сорвали и платье, и кожу, что она горит, и сквозь пламя видит лишь оскаленные драконьи пасти, которые истекают глумливым смехом.