Елена Ковалевская - Записки средневековой домохозяйки
— Кларенс! Ты в своем уме?!
Но тот, не слушая предупреждающего рыка герцога, подошел ко мне и, ухватив за подбородок, заставил смотреть прямо ему в глаза.
— А вас, душа моя, предупреждаю первый и последний раз: если еще хоть однажды, я увижу в подобном наряде — сорву его прилюдно и в том, что останется, погоню переодеваться в приличные одежды. И при этом я буду зол. Очень зол… Надеюсь вы поняли меня?
— Прекрасно милорд, — я дернула подбородком в сторону, высвобождаясь из цепких пальцев.
Маркиз еще раз презрительно глянул на меня и стремительно покинул гостиную.
— Аннель, с тобой все в порядке? — тут же встревожился герцог, едва Кларенс исчез за дверью.
— В полном, ваша светлость. Благодарю вас за беспокойство, — спокойно ответила я.
И хотя сердце стучало часто-часто, я старалась выглядеть, словно ничего не произошло. Выливать на окружающих бурю терзающих меня эмоций, я сочла излишним. Я уже поняла, что открытые переживания в обществе не приветствуются, здесь больше почитают степенность и сдержанность. И если Кларенсу как маркизу и мужчине открытое проявление эмоций сходило с рук, то мне бы подобного не простили.
Герцог пристально посмотрел на меня, словно не веря, что не переживаю. Однако в ответ я лишь приветливо улыбнулась и, словно ничего не произошло, посмотрела на него.
По разгладившимся на лбу морщинам и повеселевшему выражению глаз, я поняла, что это понравилось его светлости. Он обернулся и шевельнул рукой, вперед вышел стоявший до сих пор в стороне мужчина.
— Аннель, хочу представить тебе моего сына — Себастьяна, по титулу учтивости маркиза Конненталь, наследника герцогского титула Коненталь.
— Очень приятно милорд, — как послушная девочка поздоровалась я.
Мужчина лишь склонил голову и, не слова не говоря, отступил назад. А его светлость тем временем подошел ко мне и, взяв за руку, повел к закрытым дверям. Те как по мановению волшебной палочки распахнулись (оказалось, что с той стороны стояли лакеи, затянутые в шитые галуном ливреи) и мы прошествовали в столовую. Один из них отодвинул стул герцогу, другой мне. Усаживаясь на него, Коненталь словно бы невзначай небрежно заметил:
— Аннель, действительно, почему ты не переоделась в платья, что были у тебя в шкафу в комнате? Неужели Меган тебе их не показала? В таком случае мне придется наказать ее за нерасторопность…
Понимая, что из-за моего упрямства и попытки отвадить от себя Кларенса, может пострадать невинный и к тому же подневольный человек, я быстро нашлась с ответом.
— Я не стала надевать их, поскольку не знала, можно ли мне сделать это. Я не спросила у вас разрешения.
Вот так. Получите, распишитесь! Вот какая я хорошая, какая правильная и скромная. И, тем не менее, делающая все по своему…
— Я даю тебе его, — милостиво кивнул герцог, принимая мои слова за чистую монету. — Будь добра уже к обеду выглядеть привычно нашему взгляду. Иначе это может вызвать ненужное любопытство среди приходящих в дом людей и слуг. К тому же твои нынешние одежды излишне откровенны: юбка не имеет достаточной длинны, а… Как это у вас называется?
— Блузка, — подсказала я.
— Да, да… Она самая, — продолжил герцог. — Она излишне прозрачна. И хотя ты предусмотрительно накинула на плечи шаль, но все равно сквозь ткань видно… — тут он небрежно пошевелил рукой, словно не одобрял слов 'нижнее белье'.
Я удивленно посмотрела сначала на мужчину, а потом перевела взгляд на свою грудь. Чего он там нескромного-то нашел?! Серая блузка из крепа, с застегнутым воротничком под горло… А-а-а! Понятно! Немного видно кружева у майки… То есть их дамочки в тугих платьях грудь из декольте вываливают, скрывая ею же белье и это считается нормальным и приличным, а тут он у меня кружавчики исподнего рассмотрел?! Вот!… Вот!… Пуританин!
Естественно я свой возглас оставила при себе. А лишь смиренно опустила глазки в тарелку и якобы смущенно проблеяла:
— Обязательно ваша светлость. Благодарю вас. Вы так добры…
Герцог прямо-таки расцвел и махнул рукой, чтобы лакеи начали подавать блюда. Завтрак проходил в молчании, лишь его светлость порой вставлял иногда одну-другую фразу. У меня было время подумать. А заботила меня одна единственная мысль: 'Ну и как теперь прикажите уродовать себя, чтобы Кларенс, ни дай бог, не полез?!'.
После продолжительного по времени завтрака, я направилась обратно в свою комнату. Чтобы я нечаянно не заплутала в обширном особняке, в провожатые мне дали одного из лакеев. Уже когда поднимались из-за стола, напоследок герцог сказал, что после ужина желает поговорить со мной, чтобы обсудить мою дальнейшую судьбу.
— Думаю, нам следует обговорить все моменты, чтобы ты приняла правильное решение, — изрек он, подходя к двери. За ним молчаливой тенью следовал сын.
— Как вам будет угодно, ваша светлость, — кивнула я.
— И еще, — герцог вновь оглянулся. — Поскольку в ближайшие две недели ожидается большое число визитов знакомых и друзей желающих поздравить вас с Кларенсом, я распоряжусь, чтобы к тебе прислали портниху, а ей в помощь вторую камеристку матери Кларенса. Несмотря на то, что вдовствующая маркиза Мейнмор сейчас на водах, мисс Регер живет в доме. Она поможет тебе освоиться.
'Не-ет!' — едва не выкрикнула я, но кое-как сдержалась, — 'Только помощницы его мамаши мне не хватало!', - а потом пришла еще одна несколько запоздалая мысль, — 'О господи, теперь у меня еще и свекровь есть!'.
— Ваша светлость, не стоит ради такого пустяка утруждать столько людей, — попыталась отвертеться я.
Если сейчас они из меня сделают куклу, на которую польстится Кларенс, как тогда быть?!
— Это не пустяки, девочка, — нахмурившись, возразил герцог. — Положение в обществе и соответствующий оному внешний вид очень важны.
— О, ваша светлость! Вы столько для меня уже сделали, и теперь я просто не смею еще больше занимать ваше время, — попробовала я зайти с другого боку. — Мне крайне неловко, что вы — герцог Коненталь, а не супруг, вынуждены заботиться о моих нуждах. Я право, не смею принять…
— Кларенс шалопай, — отмахнулся враз подобревший герцог. — Он никогда не сделает для тебя, что обязан предпринять порядочный супруг. Поэтому за него все сделаю я. Он мой племянник, и если, так или иначе, пострадает его честь, то пострадает и моя. Все-таки я первый канцлер и подобное при дворе не допустимо. Поэтому даже не возражай. Однако очень приятно, что ты столь трепетно относишься к моим заботам. Знай, я ценю это, — и с этими словами вышел.
Его сын кинул на прощанье чрезвычайно внимательный, но абсолютно лишенный каких бы то ни было чувств взгляд, и последовал за отцом.
