Самая яркая звезда на небе (ЛП) - "Tippilo"

— Помимо прочего.

Он молчал, наблюдая, как она приходит в себя. В итоге он снова сел, но напряжение в его позе никуда не ушло:

— Похоже, мы оба хранили секреты, — сказал он почти через пять минут.

— Да, ну, мои секреты не включают в себя причинение вреда чужим жизням.

Как только симптомы стали терпимыми, она вернулась к своему учебнику или, по крайней мере, сделала вид, что занимается. Она не могла сосредоточиться, когда он наблюдал за ней. Его тёмные, завораживающие глаза бегали по её телу, словно он мог вскрыть её душу. От него ничего не укрылось. Она чувствовала себя беззащитной перед ним.

Её сердце учащенно забилось, а по щекам распространился слабый румянец, когда она перевернула страницу, делая вид, что читает отрывок о каргуньях, не вникая ни в одно слово.

Она не могла удержаться от того, чтобы не следить за каждым его движением. Он откинулся в кресле, вздохнул и поджал губы. Его пальцы провели по тёмным волосам, позволив прядям упасть на лоб. Затем он наклонился вперёд, упираясь локтями в колени. Кедр и перечная мята — столь отчётливый аромат Тома.

Она больше не могла даже притворяться, что учится.

— У меня для тебя кое-что есть, — сказал он.

— Риддл, чтобы починить это, понадобится не только перо, — ворчала она. — Некоторые вещи невозможно исправить.

На его лице мелькнула какая-то эмоция, но она исчезла прежде, чем она её определила. Он направил все свои силы на то, чтобы сдержаться:

— Это не перо.

— Пожалуйста, перестань, от этого сложнее…

— Дай мне шанс, чтобы…

— Ты натравил на меня чёртову змею, Риддл! — слова вырвались резким шипением. — Ты запер меня в комнате, забрал палочку и направил в меня змею! От твоих действий я была беззащитна, в ужасе и в ловушке! А потом смеялся надо мной за это!

Его глаза сузились, пока он приближался к койке, он схватил её за подбородок и заставил на него посмотреть:

— Ты ушла от меня! Бросила меня! Я был в аду из-за тебя! Может, у меня были секреты. Я совершил ошибки, которые не могу исправить, но я чертовски старался ради тебя! Я хотел дать тебе всё! А потом ты пропала! Ты вела себя, будто всё это больше не важно! После всего… — произнёс он хриплым голосом. Её глаза расширились, глядя на него. Она никогда не видела его таким искренним, и тогда она поняла. Ему тоже было больно. Возможно, он не мог это облечь в слова и не знал, как совладать с болью, но она ранила его. Глубоко.

Он смотрел на неё своими плавящимися тёмными глазами. Теми, в которых она могла бы утонуть.

— Это не значит, что так можно, — прошептала она. Между ними было что-то уязвимое. Любое резкое движение — и один может разбиться вдребезги.

Его глаза медленно закрылись, и напряжение ослабло. Он прижал её лоб к своему:

— Возможно, нет… — признал он. — Я думал, ты поймёшь, как сильно ты мне дорога.

Она сглотнула:

— Да, но всё сложно.

— Теперь я это понимаю, — он знал, насколько личной для неё была Тайная комната. Василиск.

— Это что-нибудь изменило бы?

Он ослабил хватку на её подбородке и провёл пальцами по коже, чтобы обхватить её щёку. Он вновь открыл глаза и был так близко. Их носы соприкоснулись. Дыхание смешалось. Чувство было столь пронзительным и интимным, но она не могла отпрянуть. Ей нужен ответ. Она хотела его.

— Да, — сказал он. — Это бы всё изменило.

Он отпустил её и отвернулся. Гермиона выпустила воздух, который, как оказалось, задержала. Она вернулась к книге на коленях, не обращая внимания на учащённое сердцебиение. Она поборола бабочек, порхающих в животе, и позволила волосам упасть на плечо, чтобы скрыть румянец на щеках. Кислород поступал в её легкие и выходил из них с ускоренной скоростью. Проклятье! Ей нужно было вернуть контроль над своими чувствами!

Она слышала, как он копается в своей сумке, а затем он бросил матерчатый свёрток на её книгу. Ткань была грубой и в пятнах высохшей крови. Она чувствовала тяжёлый вес предмета на коленях.

— Что…

— Просто открой его, Гермиона, — он встал со стула, отвернувшись к окну. Солнце садилось, заливая тёплым свечением больничное крыло. От золотого часа его кожа сияла. Она видела всполохи коричневого в его чёрных волосах и глазах. Он такой красивый.

Гермиона вернула своё внимание свёртку на коленях. Она поколебалась, прежде чем любопытство взяло верх. Осторожно развернув ткань, она отшатнулась от неприятного ощущения, которое она оставила на пальцах. Ткань была почти мокрой. Могла испачкать книгу.

У неё перехватило дыхание. Она подняла гладкий, жемчужно-белый зуб, испачканный кровью.

— Мерлин! Это… это то, что я думаю?

— Если ты думаешь, что это клык василиска, то да, это именно то, что ты думаешь, — он повернулся к ней лицом и стал смотреть, как она держит клык, который был длиннее всего её предплечья. Она знала, что василиски огромны, но не могла представить себе размеры существа, которому принадлежал этот зуб.

— Ты убил его? — Гарри и Джинни говорили о василиске. Их трудно убить. Как и драконы, они были невосприимчивы ко многим видам магии.

— Её больше нет.

Она? Это самка? Гермиона задумалась, есть ли у неё имя. Она не могла представить, что у чудовищной змеи есть какое-то обычное имя вроде Беатрис или Каролины.

— Как ты это сделал? — Гарри воспользовался мечом Гриффиндора. Гермиона сомневалась, что Том Риддл, будучи прямым потомком Слизерина, мог получить такой предмет.

— Это неважно.

Гермиона вертела клык в руках. Ей нужно быть осторожной. В нём всё ещё мог быть яд. Так Гарри уничтожил дневник Тома Риддла.

— У тебя есть дневник? — спросила она, не задумываясь.

— Что? — неверяще спросил он.

— Извини, неважно! Значит, она мертва?

— Я уже говорил тебе, Гермиона, нет ничего, чего я бы не сделал, чтобы вернуть тебя. Я не могу изменить то, что я натворил, но я могу изменить то, что делаю в будущем.

Ей хотелось верить ему… Но если бы она поверила — даже если бы согласилась начать всё, что было между ними, заново. Это никогда не продлится долго.

Она крепче сжала клык в руках:

— Том, пожалуйста, сядь. Я думаю… Я думаю, нам стоит поговорить.

Он выглядел удивлённым, но выполнил её просьбу.

Она вздохнула:

— Мы не можем быть вместе — позволь мне закончить — мы не можем быть вместе, потому что моё проклятие становится всё хуже. Моя зависимость от зелья, поддерживающего меня, сильно выросла, но теперь никакое количество не будет адекватным. Я перехожу на немного другой рецепт, но в конечном итоге результат будет тот же.

Она покачала гладкий зуб между ладонями. Ей нужно было сказать ему. Он, вероятно, рассердится. Он может наброситься, но он заслуживал узнать это от неё, а не снова от кого-то другого. Она закусила губу:

— Это проклятье убьёт меня.

Он не ответил. Когда она набралась смелости посмотреть на него, то обнаружила, что он смотрит прямо на неё с нечитаемым выражением лица.

— Том… Пожалуйста, скажи что-нибудь?

— Нет.

Она моргнула:

— Что значит «нет»?

— Это значит, что я не принимаю твою причину, почему мы не можем быть вместе. Это значит, что я отказываюсь принимать, что ты умираешь. Я этого не позволю. Ты не можешь считать это весомой причиной, чтобы мы не были вместе. Я останусь возле тебя. Даже если ты попытаешься убежать, я найду тебя. Потому что ты моя! И я сыт по горло тем, что ты думаешь, что можешь меня оттолкнуть, из-за — нет, пожалуйста, не плачь! — он поспешил к ней. Сидя на краю койки и обвивая её своими руками.

С Гермионы довольно сопротивляться ему. То, что он сделал, больше не казалось важным. Не когда она умирает. Ей хотелось быть эгоисткой. Хотелось вновь почувствовать себя цельной. Она хотела его. Когда он обнимал её, она чувствовала себя полноценной. Её тело растворялось в нём, чувствуя тепло его объятия. В нём не было боли, только блаженный покой. Она зарылась лицом в его грудь и тяжело вдохнула. Его губы коснулись её макушки. Нежно и ласково.