Карина Демина - Черный Принц (СИ)
- Беги!
Крик Сверра заглушает гортанные голоса чаек, и Кэри просыпается. Она вскакивает, охваченная ужасом.
Нет моря.
И нет огня.
Комната. Приоткрытое окно с сугробом на подоконнике и острыми иглами сосулек. Камин и перегоревшие дрова, серые языки пепла, которые вытащили на ковер. Платье, не то брошенное, не то забытое на кресле. Маска остроклювая и ожерелье из серебряных перьев.
Вчерашний бал…
…и черная роза в руках.
Королевский дворец… и зал. Суета. Толпа. Брокк, который вдруг потерялся… и Оден. Прогулка в сад, где лавка и бумажные фонарики. Черные вороны… просто чья-то дурная шутка.
Кто это говорил?
Голова все еще была тяжелой, и силы, с которыми Кэри вынырнула из странного сна, таяли. Она сидела на кровати, свесив босые ноги, наслаждаясь прикосновением к неестественно холодному полу.
- Вороны, - собственный голос был хриплым, каркающим.
И вправду ворона.
Встрепанная и больная… вот только болезнь эта… черная роза.
Вороны. Духота… и бред, в котором опять же жила чернота… пробуждение вчерашнее, помнившееся смутно… и возвращение в сон… Сверр.
О чем он хотел предупредить?
Нельзя спать.
Сон лишает сил, но их и так немного, Кэри и встать сама не способна… а вот дотянуться до ленты - вполне. Горничная явилась тотчас.
- Мой муж…
- Уехал, леди.
- Сказал, когда вернется?
- Нет, леди.
…скоро… он обещал, и Брокк слово держит… черная роза… почему эта роза не выходит из головы… и запах ее, одуряюще сладкий аромат… кажется, Кэри ненавидит розы.
…ты заболела.
Ложь.
…все серьезно?
- Что сказал доктор?
- Доктор? - горничная смущена.
И мерзнет… на ней платье из плотной шерсти, но она все равно мерзнет и косится на раскрытое окно. Значит, в комнате очень холодно, а Кэри холода не ощущает.
- Простите, леди, но… я не знаю.
Беспомощная ложь. И выходит, что доктора не приглашали. Почему?
…потому что с этой болезнью врач не способен справиться.
А кто тогда?
Фиал на ладони…
…яд.
- Будь добра, подай мне шкатулку… - Кэри попыталась встать, но поняла, что не в состоянии удержаться на ногах. Горничная просьбу исполнила, ей явно было неуютно в этой комнате, наедине с Кэри.
Боится?
Не Брокка, но… чего тогда?
Не того ли, что хозяйка вдруг умрет? Печально было бы… несвоевременно. Слово привязалось, нелепое какое, смерть, как и болезнь, редко приходит вовремя. Откуда только взялись эти циничные мысли? Умирать Кэри не хочется. Впрочем, кажется, ее и не спросят…
Шкатулку горничная поставила на колени Кэри и крышку помогла открыть. Брошь-камея и пара простеньких колец, часики-луковица, жемчужные серьги, на левой сломан замочек, но отдать серьги на починку руки не доходят… надо Брокка попросить, он сделает.
…фиал из обманчиво тонкого стекла лежал на самом дне, скрытый тяжелой нитью жемчужных бус. Яд, который подарила леди Грай.
…духи и яды…
…духи надо будет попросить, Грай не откажет.
…яд
Мысли сбивались. Нельзя отвлекаться, нельзя возвращаться в сон…
…яд и черная роза, которую передали для Кэри…
…не стоило принимать цветы.
Плохо. И кровать манит, но спать нельзя. Она должна дождаться Брокка, чтобы…
…просто дождаться. Считать бусины на ожерелье… почему-то всякий раз получалось иное число. Но Кэри с непонятным самой себе упрямством перебирала их.
- Раз, два… четыре и пять… выхожу тебя искать… семь… и девять… - цифры путались, а голова кружилась с каждой минутой сильней. И горничная, которая то появлялась, то исчезала, а Кэри не понимала, куда она исчезает.
- …двадцать девять… и двадцать девять… - она забыла, какая цифра должна быть дальше, и повторяла навязшие на зубах слова.
Стрелки часов не двигались
Кэри старалась не смотреть на них, но не удерживалась, вновь и вновь цеплялась взглядом. А потом вдруг поняла, что часы просто-напросто остановились. Испугалась сначала, что не только эти, на каминной полке, вытащила цепочку, сдавила механическое сердце в кулаке и, прижав к уху, слушала.
- Кэри? Ты как?
Он выглядел отвратительно. И наверное, она тоже, но у Кэри хватило сил улыбнуться, правда, улыбка эта была ложью, как и его ответная…
- Ложись…
- Мне нельзя. Если я лягу, то усну. А если усну, не вернусь.
- Тебе так только кажется.
Брокк в мятой рубашке с грязным воротничком, надо полагать, еще вчерашней. А левый рукав, пропитавшийся сукровицей, присох к руке, обрисовывая шрамы и металлические тяжи.
- Я не позволю тебе умереть, девочка моя.
- Это яд, да?
Нехорошо лгать, и Брокк не пытается. Просто отводит взгляд.
Яд.
- Что у тебя просят взамен?
Молчание.
- Брокк!
- Кэри, это…
- Пожалуйста, я ведь имею право знать.
- Пока ничего. До встречи еще два часа… у нас есть целых два часа… и мы оба не завтракали. Кстати, и не ужинали тоже. Ты голодна?
Нет.
- Да, - Кэри цепляется за руки. Рядом с ним сны отступают, и у нее хватает сил встать и сделать несколько шагов, к креслу, на которое плед наброшен. - Ты не замерзнешь здесь?
- Ничуть.
- Что они…
- Забудь, моя янтарная девочка. Просто поверь - все будет хорошо… у тебя, у меня…
Она верила.
Пыталась.
И ела отвратительно горячий суп, заставляя себя глотать. Суп жидкий, но жажду не утолял… и разбавленное вино, которое ей полагалось пить… и голос Брокка доносился издалека… а он так и не рассказал ей сказку про дракона, но чтобы с белыми крыльями…
…или зелеными.
Они ведь разноцветные, драконы, Кэри помнит.
Про них.
Полет.
Вершину мира. Пропасть под ногами. Кэри видит ее и, раскрыв руки-крылья, белые, несомненно, белые, украшенные чудесной вышивкой, шагает в пустоту. Ветер бросается навстречу. Он горячий и крылья вспыхивают. Они превращаются в седой пепел, а пепел кружит…
…Кэри падает.
Пропасть бездонна, но когда падение завершится, Кэри умрет. Ей было больно думать о смерти, а еще очень и очень жаль супруга… он снова останется один.
Сквозь сон-падение, замерший, остановившийся между двумя ударами каминных часов, далеких, существовавших где-то в иной жизни, она слышала голос Брокка. Он взял ее на руки.
И переложил в кровать.
Сидел рядом, рассказывая что-то о близкой весне и море… янтаре, который собирают на берегу… о кораблях и драконах… и пока звучал этот голос, Кэри жила.
Даже во сне ей безумно хотелось жить.
Дыхание Кэри было прерывистым. Брокк вновь и вновь наклонялся к груди, слушал и дыхание, и сердце, такое вдруг медленное, слабое.
