Лэйни Тейлор - Дни Крови и Звездного Света
Но на этом пути, как, впрочем, и на любом другом, она была одна. Тьяго был невозмутим. Он покачивал кадилом Амзаллага так, как если бы он не просто убил товарища и толкнул его тело в яму с гниющими трупами. В конце концов, товарищ был готов; все было готово и для самого дела, а старые тела не могли служить новой цели, таким образом, Кару заменяла их, одного за другим.
Волк сосредоточил свой тусклый взгляд на ней, настолько напряженный, что ей захотелось сделать шаг назад.
— Это началось, Кару. То, над чем мы работали.
Она кивнула. Холодок прошел сквозь нее. Восстание. Месть.
— Новости были? — спросила она.
— Нет. Но еще рано.
Несколько дней назад Тьяго направил пять патрулей, каждый из которых состоял из шести солдат. Какой именно была их миссия, Кару не знала. Она спросила, но он не убедил ее, когда сказал:
- Не переживай об этом, Кару. Береги силы для воскрешения.
Не то ли это, что сделал Бримстоун? Он оставил войну Военачальнику, а она в свою очередь переложила восстание на Волка.
— Я признаюсь, я приходил. — Тьяго подбросил зуб вверх и поймал его. — Я был рад, что появилась причина прийти. Неужели ты не позволишь мне помочь тебе, Кару?
— Мне не нужна помощь.
— Зато мне нужно хоть чем-то заняться, — с этим он продвинулся вперед так, что ей пришлось отойти в сторону, или рискнуть оказаться в его объятьях, а потом он прошел мимо нее. Он очутился в ее комнате и, казалось, та, будто бы сжалась вокруг него.
Комната была красивой, во всяком случае, когда-то. На высоком потолке блестела мозаика, стены были обшиты шелковыми панелями. Пара окон с резными ставнями была открыта на ночь, они выступали на три фута вглубь, показывая крепость и толщину стен. Она не была большой, тут были и другие комнаты, которые больше подходили для работы Кару, но она настояла на этой, так как тут был засов на двери, а это давало ей чувство безопасности — хоть какая-то польза была от него и сейчас, несмотря на то, что Тьяго находился не по ту сторону от засова.
«Глупо», — подумала Кару. Пятясь к открытой двери, она сказала ему:
- Я бы предпочла работать в одиночку.
Он подошел к ее рабочему столу. Установил коренной зуб тигра одним щелчком и посмотрел на нее:
- Но ты не одна, в этом деле мы вместе, — его напряженность, его кажущаяся искренность — были пронизывающими. — Мы наследники, Кару. Тем, кем мой отец и Бримстоун были для нашего народа, теперь стали ты и я.
И каким же тяжелым было это наследие: не меньше, чем судьба расы химер и все их надежды на выживание.
Химеры едва цеплялись за жизнь. Отряд солдат Тьяго — это все, что осталось от армии химер, и только благодаря сотрудничеству с Кару, у них есть надежда на создание реального сопротивления.
Когда она присоединилась к ним, их было чуть больше шестидесяти: горстка раненых, оставшихся в живых после защиты Мыса Армазин. Тех, которые убежали через шахты туннелей, наряду с другими, которых они встретили, когда преодолевали разоренные земли. В основном это были солдаты и несколько полезных гражданских лиц, таких как кузнец Аеджир и парочка фермерш, приглядывающих за готовкой. И хотя шестьдесят — несерьезное число для силы повстанцев, у них действительно была надежда.
У них были кадила. У них были души.
Кару догадалась: несколько сотен убитых солдат ждали застывшими в серебряных сосудах, и именно она должна вернуть их обратно в битву.
— Мы завязаны в этом с тобой вместе, — сказал Тьяго.
Она тяжело на него посмотрела и ждала привычного отвращения, которое, как правило, в ней поднималось, но его не было. Возможно, она просто очень устала.
Или... может быть, Судьба выкладывает тебе твою жизнь, словно платье на кровать и ты можешь надеть его или ходить голой.
В другой стороне комнаты он нашел ее ящик с инструментами. Это была красивая вещь из рельефной кожи цвета шафрана. Его можно было принять за косметичку.
Но это было не так.
Тьяго вывалил его содержимое на стол. Там были некоторые предметы повседневного использования: прямые булавки, маленькое лезвие, молоток, плоскогубцы, но главными были тиски. Они не были особенно чем-то примечательными: просто латунные винтовые зажимы, такие же, как использовал Бримстоун. Это было удивительно — боль, которую ты можешь причинить такими простыми предметами, если знаешь, что нужно делать. У Кару они были ручной работы, сделанные на заказ кузнецом в Марракеше, который не задавал вопросов, но догадывался о предполагаемой цели и усмехался ей с осведомленностью, которая заставляла ее чувствовать себя грязной. Словно это доставляло ей удовольствие.
— Я внесу свой вклад, — сказал Волк. Кару почувствовала с удивлением, что в ней нет привычного отвращения.
— В самом деле?
— Конечно. Я бы и раньше предложил, если бы ты разрешила мне зайти. Ты думаешь, я в восторге от того, что ты заперлась здесь сама по себе и страдаешь?
«Да», — подумала она. Но в то же время, ее охватило сомнение во всех ее подозрениях, и в том, зачем она все ночи запирала дверь на засов. Тьяго бы отдал свою боль ее магии, то, чего не было у нее. Как она могла сказать «нет» на это? Он уже снял свою безупречно белую рубашку.
— Давай, — улыбнулся он, и Кару увидела в нем усталость, что была отражением ее собственной. — Приступим уже и покончим с этим.
Кару сдалась. Она толкнула дверь ногой, чтобы та закрылась, и пошла к Волку.
17
ЧАСТИЧКА БОЛИ
От боли появляется особая близость. Каждый, кто когда-либо утешал страдающего, знает об этом — беспомощная чуткость; объятия, шепот и медленные покачивания, когда двое объединяются против одного врага, — боли.
Кару не утешала Тьяго. Она не прикоснулась к нему больше, чем было необходимо, чтобы боль вторглась в его тело. Но она была с ним наедине при свечах, он был полураздет и подавлен. На его красивом лице была лишь маска выносливости. Хотя она, конечно же, чувствовала именно то, что ожидала — мрачное удовольствие от того, что может вернуть ему хотя бы немного той толики мучений, что он причинил ей — все же она ощущала что-то еще.
Была еще и благодарность. Новое тело лежало на полу позади них, только что созданное из зубов и боли. Но боль была не ее. Для разнообразия.
— Спасибо, — нехотя сказала она.
— Мне это доставило удовольствие, — ответил Тьяго.
— Надеюсь, что не так. Это было бы отвратительно.
Он устало рассмеялся.
— Удовольствие не в самой боли. Удовольствие в том, чтобы избавить от боли тебя.
— Как благородно, — Кару убирала тиски. Его рука была такой тяжелой. У Тьяго были очень плотные мышцы, поэтому у нее возникли проблемы с тем, чтобы приспособить зажимы. Убрать тиски тоже было затруднительно. Она съежилась в тот момент, когда скрутила его трицепс, оставляя воспаленный рубец. Волк поморщился, и извинения инстинктивно сорвались с ее губ.
