Лариса Черногорец - Колыбель колдуньи
Наконец все были опрошены, и Алька вышла было на крыльцо к народу. Занавеска у входа колыхнулась, и хрупкая фигура скользнула, встав прямо на Алькином пути:
— Ты, барыня, не сомневайся, Гриша не виноват. Совсем не виноват. Я знаю, кто убил.
Перед Алькой стояла промокшая насквозь, хрупкая, очень красивая темноволосая девушка, мучительно напоминавшая ей кого-то…
— Почему ты говоришь мне «ты», и что ты знаешь на самом деле.
— Я знаю, кто Настасью убил. Только убийцу так просто тебе не найти — больно хитро тут все закручено.
— Да кто ты?
— Я Ксана — я из деревни, что через реку, из Заволожки. Там барин твой измаялся весь без тебя.
— Да как же ты к нам попала? Неужто вплавь?
— Как есть вплавь.
— Вот, возьми, — Алька протянула свой бархатный халат Ксане, — укутайся, озябла совсем.
— Добрая ты, барыня, добрая и справедливая, спасибо тебе за Гришу.
— А почему ты за него благодаришь?
Девушка почувствовала нотки ревности в голосе Альки, потупила глаза и прошептала сквозь зубы:
— Да так …так ведь, друзья мы с ним.
— Ну не за что. А что ты говорила про убийцу?
— Выслушай меня, барыня, прежде чем к народу идти. Чтобы убийцу изловить, что Гришу оговорил, надобно испытание устроить. А я уж все сама устрою. Только ты возьми меня на время в усадьбу в услужение, пусть привыкнут ко мне в деревне. Скоро мы все поймем.
— А почему ты так в этом уверена, что значит «я знаю кто убил», так скажи кто?
Девушка смотрела прямо Альке в глаза. Повисла неловкая пауза. Затем она тихо промолвила:
— Я была там сразу после того, как это произошло, я видела, как умирает Настасья. Она назвала имя …
— Так давай обвиним убийцу прилюдно, ты будешь свидетельствовать против него, и мы тогда его накажем!
— Ах, барыня, что ты, что барин твой — не наши вы оба!
Алька застыла, похолодев от ужаса.
— Как это…
— Да ты не бойся, барыня, я толком сама не понимаю, только знаю, что сейчас ты наша, да не совсем, как и муж твой. Я тебя не выдам. Только и ты уж себя не выдавай. Народ у нас темный, ему слово скажи — он не поверит, а вот, коли у них на глазах убийца проявится, — вот тут уж другое дело. Гришку вон вся деревня любила, а увидели с окровавленным ножом и сразу в лиходеи записали. На слово не поверят. Они и сейчас не шибко верят. Ты вот что, ступай к людям и скажи следующее — она тихо зашептала что-то Альке на ухо.
Алька вышла на крыльцо. Пестрая толпа, еще секунду назад гудевшая как переполненный улей, смолкла и уставилась на нее. Альке чуть снова не стало дурно — она со студенческой скамьи не выступала перед аудиторией. Ей стало жутко. Она теперь понимала Даньку, почему он пил успокоительное перед выступлением на симпозиумах. Она взяла себя в руки и произнесла:
— сегодня мы с доктором осмотрели Настасью. Доктор сделал вывод, что, судя по ране, Настасью убил среднего роста человек, который к тому же не очень сильный. Как вы сами понимаете — это не Григорий. Доктор категорически отрицает, чтобы человек такого роста и силы так нанес удар. Тем не менее, через десять дней я устрою испытание каждому жителю деревни. Все вы знаете, что в Чудиновском монастыре, что в пяти днях езды от нас, есть чудотворная чаша — чаша правды. Мы нальем в ту чашу святой воды, и каждый из вас включая Григория, будет опускать в нее руки. Я буду спрашивать — «ты ли Настасью жизни лишил?» — и если человек ответит правду, вода останется такой же, как была, а если солжет — вода тут же вскипит и сварит руки лгуну.
Алька торжествующе смотрела на толпу. Висело гробовое молчание. Алька продолжила:
— Покуда же, я Григория из темной выпущу. Кто сбежит — признает себя виноватым. Все равно поймаю и велю повесить.
Она сама себе удивлялась — будто кто-то говорил за нее — кого она на самом деле могла велеть повесить. Ксана здорово придумала — байка про чашу правды действительно имела место. Так и только так можно было найти убийцу и спасти Григория от случайной мести односельчан.
— Теперь идите все по домам!
Вокруг слышались возгласы:
— Ай да барыня, ай да голова…
— Правильно придумала!
— Теперь точно душегуба отыщем, и уж тогда…
Алька устало вздохнула и опустилась в глубокое кресло. Ксана по-прежнему сидела на стуле, завернувшись в бархатный халат:
— Завтра пошлите в монастырь за чашей. А уж я все остальное беру на себя.
— Иди отдыхай, Ксана, отдыхай и сохни — Глаша тебе покажет, где ты будешь спать.
— А это — девушка сняла было с себя барский халат.
— Оставь себе. Это тебе за смекалку твою.
Ксана, ничего не сказав, вышла. Алька, подождав немного, пошла в сад, а оттуда к амбару.
— Кто там? — раздался голос Григория, когда она открыла замок.
— Это я.
— Ты, матушка?
— Ты свободен, — она протянула ключ от замка на кандалах
— Мне ключ не нужен, — резким движением Григорий ударил кандалы друг о друга и они рассыпались. Ты дозналась кто, матушка?
Алька была в шоке:
— Значит, если бы ты хотел, ты бы мог в любую минуту…
— Погоди, матушка, погоди! — Григорий стал перед нею во весь свой исполинский рост, — не враг я тебе, никогда бы не обидел тебя, ни словом, ни делом, а что до силы — от природы она у меня, да и кузня — сама понимаешь, там сила нужна. Ну что ты, родная…
Он смотрел на нее с нежностью, потом протянул ладонь и взял её руку в свою. Алька почувствовала шершавые мозоли на его ладони.
— Так ты дозналась, матушка?
— Нет, Григорий, я выяснила точно, что это сделал другой человек — не ты, а кто — узнаем через десять дней, — будет испытание чашей правды. Я знаю, что это не ты, но испытание придется пройти всем.
— Голова ты, Алевтина Александровна, свет мой, ой голова!
— Да не моя это идея… ты теперь ступай домой, и не подводи меня, из деревни ни шагу…
— Я теперь от тебя, матушка, и сам шагу не сделаю. — Он упал перед ней на колени и обнял её ноги. — Помнишь, как в детстве, пока тебя замуж не отдали…
Алькино сердце упало в пятки. Она дрожала от его прикосновений и не понимала — то ли он что-то чувствует к ней с детства, то ли так проявляет благодарность за участие в его судьбе, то ли это была невинная мужицкая искренность. Горячая волна желания поднималась откуда-то изнутри:
— Иди домой, Гриша, — она с трудом могла вымолвить эти слова, — иди, отдохни…
Он подхватил её на руки и закружил:
— Я приду по первому твоему зову, слышишь! — он осторожно опустил её на землю и зашагал широкими шагами в сторону своей избы. Алька смотрела ему вслед со смешанным чувством пылкого желания взрослой опытной женщины и детской влюбленности. Он был невероятно красив. И она хотела, чтобы он прикасался к ней, смотрел на нее…пусть это всего лишь виртуальная сказка — она хотела эту сказку. Словно услышав её, Григорий обернулся:
