В кольцах змеиной любви (СИ) - Аадет Тэль

Я всегда дорожила Эсом, а в последнее время он и вовсе стал особенным, но сказать на прощание мне было нечего. Все заверения звучали бы фальшиво, а признаться, что за эти дни, кажется, успела полюбить его, не хватало смелости. Не хотелось давать ему ложную надежду: лучше уж с самого начала знать, что рассчитывать не на что. Всё-таки с мы Двейном вместе уже много лет. Любовь к нему точно сильнее чувств, появившихся всего за пару дней. Лишившись подпитки, они угаснут столь же быстро, как и вспыхнули. Это как с мечтой о Фелорском университете: постепенно я всё забуду. Так всегда бывает.

Казалось, мы никогда не отважимся отпустить друг друга, но Эс всё же отстранился, заглядывая в глаза, и улыбнулся:

— Я люблю тебя.

Соблазн признаться в ответ был почти непреодолим, но вместо неосторожных, необдуманных слов потянулась к нему поцелуем. Учитывая, что нас уже могли видеть, это тоже было довольно опрометчиво, но о конспирации я тогда заботилась меньше всего. Эсайдеса здравомыслие тоже временно покинуло. Пытаясь ещё хоть на миг отложить момент, когда нам придётся пойти в разные стороны, он целовал так нежно и сладко, что, соберись вокруг все деревенские, мы бы, наверное, даже не заметили.

Поблизости зазвучали голоса: кто-то шел к ручью, громко обсуждая свежие сплетни.

Среди молодых, тонких деревьев нам было не спрятаться.

— Мне пора, — выдохнул Эс с сожалением. — Решайся, Клирия. Если не испугаешься, приходи к реке через три дня. Я буду там.

Он бесшумно и быстро исчез в подлеске, а мне оставалось только пойти домой.

Ни с кем из знакомых говорить не хотелось. Даже просто смотреть на них, занятых повседневными делами, было грустно. Год за годом — одно и то же. Ничего не меняется. Ловя на себе откровенно любопытные взгляды, я всё ускоряла и ускоряла шаг, так что под конец почти вбежала в наш старый маленький домик. Он встретил меня родными, но уже позабытыми запахами, небывалым порядком и странной, почти нежилой чистотой.

Сидя возле кухонного окна, мама держала на коленях одно из моих платьев, а в руке сжимала нитку с иголкой. Должно быть, снова зашивала одежду, которую я часто нечаянно рвала во время прогулок по лесу. Увидев меня, она отложила работу в сторону и с недоверчиво-счастливой улыбкой поднялась навстречу.

Как и мечтала, бросилась её обнимать, стараясь при этом не сделать больно. Пока мы жили вместе, я этого не замечала, но теперь вдруг ясно увидела, что за последние годы мама незаметно постарела: стала немного меньше ростом, в тёмных волосах засеребрились первые седые пряди, а на лбу и в уголках глаз поселились морщины. Это сбивало с толку. Казалось, я провела у змей несколько лет, а не дней.

Справившись с первым удивлением, она засуетилась, принялась накрывать на стол, словно для важного гостя.

— Не надо ничего, — вяло попробовала отказаться. — Давай просто посидим. Я очень соскучилась.

Так странно. Её сияющие глаза и улыбка не могли полностью согреть меня. Не могли отвлечь от размышлений о том, чем сейчас занят Эсайдес. Казалось, всё идёт неправильно и я не там, где должна быть, не на своём месте.

Но она всё же сделала нам чай и даже достала откуда-то конфеты, а потом села рядом. И пока мы его пили, я рассказала обо всём, что было в лесу. Поначалу это давалось с трудом, но чем дольше говорила — тем легче слетали слова. Умолчала лишь, как много мы с Эсом целовались. Хотя по возникающим паузам и проступающему порой румянцу мама, кажется, и так всё поняла. Она слушала не перебивая, только время от времени то ли грустно, то ли задумчиво улыбалась, а когда я выдохлась, подвела итог:

— Влюбилась всё-таки…

То, так быстро раскрылась тщательно оберегаемая мною тайна, сильно смутило.

— Нет! Ты же знаешь, я люблю Двейна!

— Ты никогда не говорила о нём так, как об этом Эсе, — она чуть сжала губы и расстроено пробормотала: — Как же так? Даже если он правда сильно тебя любит, это ведь даже не человек.

— Я не собираюсь туда возвращаться, мам! Всё кончилось!

Стоило произнести эти слова, стало совсем плохо. К тоске добавилось чувство какой-то безнадёжной опустошенности. Всё действительно кончилось. Только оказавшись дома, среди людей, я, наконец, полностью в это поверила. Эсайдес больше никогда не придёт в нашу деревню навестить «дальних родственников», не заговорит со мной своим звучным голосом, не улыбнётся заразительной, мальчишеской улыбкой и не предложит пойти погулять в лес.

Это даже представить невозможно! Мы столько лет были вместе, а теперь я останусь одна?

Ускользающим лучиком промелькнула мысль, что ещё не поздно всё исправить — достаточно всего лишь в назначенное время прийти к нему.

— К тебе гость, — глянула в окно мама. — Надо же, как быстро он узнал, что ты вернулась.

Испуганно уставившись на дверь, поспешно попыталась сообразить, что делать и как себя вести: к встрече с Двейном я совсем не была готова. К несчастью, он влетел в дом раньше, чем появились идеи. Действительно спешил: даже запыхался.

— Рия! — не дав и слова сказать, сграбастал в объятия. — Как хорошо, что ты сбежала оттуда!

— Меня отпустили, Двейн. Сбежать из змеиного поселения ни у кого бы не вышло.

— Они тебя не обижали? Что ты вообще там делала?

— Не обижали, — отозвалась несколько раздражённо: почему все уверены, что змеи ужасны, если ничего о них не знают? — Большую часть времени мы просто гуляли.

Глядя на недоверчиво нахмурившегося парня, я вдруг поняла, что ни за что не стану рассказывать ему о спрятанной в лесу деревне и её обитателях. И уж точно ничего не скажу про Эса и наши с ним отношения. Дело даже не в ревности. То, что там произошло — только моё. Наше. Эти воспоминания слишком драгоценны, чтобы их показывать.

Мама тихо поднялась и, вопреки моим мысленным призывам, вышла, оставив нас с Двейном вдвоём.

Проводив её взглядом, он перевёл дыхание.

— Зачем ты пошла в лес? Я места себе не находил! Думал, больше никогда тебя не увижу!

— Извини, — повинилась, опуская глаза и убеждая себя, что всё в порядке.

Я просто немного от него отвыкла — только и всего.

— Никогда больше не пущу тебя туда, — посулил он, сменяя, наконец, гнев на милость, и коротко поцеловал.

Разница неприятно поражала и обескураживала! В этом поцелуе не было и десятой доли желания и нежности, которые Эс вкладывал в каждое прикосновение — даже самое мимолётное. Мы ведь очень давно не виделись, так почему он целует столь отстранённо?

Опустив смятённый и разочарованный взгляд в пол, никак не могла понять, в чём дело. Двейн любит меня меньше? Или это я успела измениться, а он всё тот же и раньше мы всегда так целовались?

Выяснить это нужно было немедленно. Решившись, приподнялась на носочки и поцеловала его сама. Долго и по-настоящему: прильнула к сухим, немного обветренным губам, коснулась их языком.

Почти сразу стало ясно, какая это неудачная затея.

Вместо удовольствия поцелуй принёс безумно смущающую неловкость. Будто мы — брат и сестра, и только что я перешла границу допустимого. То, что он даже не ответил — так и стоял, ошарашенный и неподвижный, — делало ситуацию ещё безнадёжнее.

Я отстранилась первой. Беспомощно и растерянно сжала пальцы: что же случилось? Почему я совсем не ощущаю чувств, которые вкладывает в ласку Двейн? Как всё исправить? Поцелуй — это ведь не только прикосновение чужих губ! Этого мало!

— Это он, да? Это у того змея ты научилась так… так… — едва сдерживаемая злость в его быстро набирающем громкость голосе не предвещала ничего хорошего. — Как ты могла, Рия?! Это же змея! Самая обыкновенная, холодная змеюка, которая только притворяется человеком! Мне мерзко даже думать о них, а ты с ним целовалась!

От отвращения, пропитавшего каждое его слово, попятилась назад. Прежде я не видела Двейна настолько ожесточённым, и это зрелище всерьёз пугало. Он всегда был вспыльчивым, но, в отличие от сегодняшнего случая, никогда не кричал на меня.