Твоя на одну ночь (СИ) - Иконникова Ольга

– Пока шла война – Клод Жуссар. Но тогда дело было другое. Мы тогда ткань рулонами на нужды армии поставляли. Аккурат коричневую.

– Вот как? – заинтересовалась я. – Но это же отличный вариант! И пусть сейчас мирное время, но армия-то никуда не делась.

Но дворецкий издал еще один тяжкий вздох:

– Так-то оно так, но сами знаете – денег в казне нынче нет, солдаты в обносках ходят. А после того, что Жуссар натворил, с нами вовсе никаких дел иметь не захотят. Он с одним ушлым полковником, который у нас полотно закупал, не вполне честными делами занялся – надеялся нагреть на этом руки. Ткань до армии не доходила вовсе – ее на рынке в городе продавали, а денежки Жуссар и полковник меж собой делили. А когда это дело открылось, обоих под суд отдали – полковника в рядовые разжаловали, а Жуссара вздернули в городе на центральной площади.

Я поежилась, а месье Ксавье подтвердил:

– А как иначе, сударыня? Время было такое. Вот с тех пор мануфактура наша и не может с колен подняться. А Фифи там хотя бы порядок поддерживает.

– Она тоже живет прямо там? Зимой там, должно быть, ужасный холод. А там много женщин и детей. Нельзя ли их устроить поудобнее? Может быть, есть свободные помещения в замке?

Но дворецкий отнесся к этому предложению с явным неодобрением:

– Да зачем же, ваша светлость? Не место им тут. Да и привыкли они уже к холоду. Хотя болеют часто, это да. Зато работа – под боком. А из замка им как же до мануфактуры добираться? Дорога не меньше часа займет.

Мне было нехорошо от мысли, что там, обдуваемые всеми ветрами, мерзнут дети, но решить этот вопрос сейчас я никак не могла.

– А много ли человек живут в самом замке?

Месье Ксавье покачал головой с видимым сожалением:

– Сейчас уже немного. Вот в прежние времена… Помню, когда я был еще маленьким, здесь каждый месяц устраивались балы и охотничьи турниры. Народу съезжалось столько, что некоторые благородные господа спали на конюшне. Тогда и слуг было много. А сейчас остались только Жак – он конюший и кучер, лакей Сезар, кухарка Беренис да горничная Берил. Эх, – он снова погрузился в воспоминания, и на губах его мелькнула мечтательная улыбка, - а прежде-то одних только горничных с десяток было.

Но я не поощрила его к дальнейшему разговору, тем более что Сезар как раз принёс только-только доставленное из столицы письмо.

«Почтительно приветствую Вас, Ваша светлость!

Надеюсь, вы уже обустроились на новом месте и, быть может, нашли даже некоторые преимущества проживания в тихой и милой провинции. Спешу также напомнить, что какие бы услуги Вам от меня не потребовались, я всегда в Вашем распоряжении.

Согласно Вашим предыдущим указаниям я разыскал родственников герцога, хоть, смею Вас заверить, это было непросто. Сразу скажу, что пока мне удалось получить сведения только о троюродной сестре Вашего покойного супруга, но я продолжаю поиски и, возможно, позже смогу сообщить Вам что-то еще.

Пока же пишу только касательно мадам Бонье. Она проживала в маленьком городке Розен с сыном и дочерью. Именно ее сын Дидье и приезжал к его светлости несколько лет назад с какой-то просьбой. Но это было еще до войны, и насколько я знаю, его светлость ему отказал. Поэтому заверяю вас, что вы отнюдь не обязаны заботиться о дальних родственниках вашего покойного мужа, коль уж он сам не считал нужным заботиться о них.

Так вот – Дидье Бонье перед самой войной поступил на службу офицером и три года назад погиб в битве при Сарези. Мать же его умерла двумя годами ранее. Так что со стороны этой ветви претендовать на герцогский титул никто не может. Из Бонье осталась только девица Мелани – после смерти брата она вынуждена была съехать из родительского дома и сейчас живет компаньонкой при некой мадам Муссон.

С пожеланиями здоровья и всяческих благ Вашей светлости, преданный Вам Теодор Шампань».

Узнать фамилию человека, который мог бы помочь нам с мануфактурой, не составило труда. Джори Понсон во время войны был помощником проштрафившегося Жюссара и взял расчет сразу же, как только того арестовали. Как сообщил мне Ксавье, проживал месье Понсон в том самом городке Розен, в котором жила и мадемуазель Бонье. Это было весьма кстати.

В путешествие я отправилась одна, проигнорировав намек мадам Ришар, что «приличные дамы всегда берут с собой горничную». Приличной дамой мне было становиться уже поздновато.

Со мной отправился только Жак. Он так гордился тем, что ехал на козлах новой красивой кареты, что с удовольствием покрикивал на всех, кто попадался нам на пути.

– Эй ты, раззява, не подходи к лошадям – они поблагороднее тебя будут! – то и дело слышала я через открытое окно.

Городок, в который мы прибыли после нескольких часов пути, оказался небольшим и на удивление уютным. Увитые цветами дома с балкончиками, узкие улочки, по которым лениво бродили упитанные собаки, нарядные витрины кондитерских – здесь словно никогда и не было войны. Здесь, казалось, все друг друга знали – первый же прохожий, у которого кучер спросил дорогу, рассказал нам, где искать и месье Понсона, и мадам Муссон.

Но найти дом месье Понсона оказалось легче, чем договориться с ним самим.

– Весьма сожалею, ваша светлость, что вам пришлось проделать такой путь зазря, – развел он руками, когда я изложила ему свое предложение. – Я давно уже отошел от дел и не имею желания возвращаться на мануфактуру. Должно быть вы знаете, что там творилось. Я едва избежал тюрьмы, хоть и не имел никакого касательства к афере Жюссара. Я придерживаюсь мнения, что дела надлежит вести честно.

Я согласно кивнула. Честный управляющий – это такая находка!

– И прекрасно, месье! Совершенно с вами согласна! К сожалению, платить вам много я пока не смогу, но потом, когда мануфактура станет приносить прибыль…

Он посмотрел на меня как на сумасшедшую:

– Простите, ваша светлость, но в нынешних условиях это вряд ли возможно. Требуется большой капитал, чтобы восстановить производство до прежнего уровня. У вас он есть?

То золото, что я получила от незнакомца на постоялом дворе в Монрее, я честно поделила между нами с папенькой. Конечно, я не сказала ему, откуда оно взялось – пусть думает, что я получила его после продажи столичного дворца де Трези.

– Я найду возможность купить пару новых ткацких станков или прялок.

Он усмехнулся:

– Ваша светлость, боюсь, дело не только в этом. После войны покупатели стали куда привередливее. Им не нужна грубая ткань. Они желают чего-то более изысканного. А мы не сможем им этого дать.

– Ну, почему же? – почти обиделась я. – Можно купить хорошую краску…

– Ох, вша светлость, – он подивился моей наивности, – хорошая краска стоит дорого, и мало ее просто купить – с ней нужно уметь работать.

Он говорил разумные вещи, но я не готова была с ним согласиться.

– Ну, хорошо, – признала я, – мы не сможем потрафить взыскательному вкусу молодых модниц. Но есть же и другие покупатели – крестьяне, ремесленники, армия, наконец.

Мы сидели в маленькой гостиной и пили травяной чай. Моя тетушка Жозефина пришла бы в ужас, если бы узнала, что я пришла в дом к мужчине одна. Но я не могла позволить себе думать сейчас об этикете.

А заниматься делом мне было не привыкать. Я и сама была не чужда ремеслу. Умела и прясть, и ткать. Правда, в нашем поместье льном не занимались – мы выращивали овец и торговали шерстью.

– Крестьяне и ремесленники нынче не слишком богаты, ваша светлость, – сказал он то, что я знала и сама. – А чтобы поставлять полотно в армию, нужны совсем другие объемы. Ради пары рулонов ткани с нами никто не станет связываться.

– В герцогстве достаточно полей, чтобы засеять их льном. Да, чтобы развернуться, нам потребуется много сил, но почему бы не попробовать? Если вы возьметесь за это…

Он замахал руками:

– Нет-нет, ваша светлость! Я уже отошел от дел.

Он был еще совсем не стар и весьма бодр, но я могла его понять. Уезжать из этого идиллического места и браться за восстановление полуразрушенной мануфактуры мало бы кто захотел.