Линда Ховард - Озеро из снов
- Форт Брэгг[13]?
Он кивнул.
Значит, спецназ. Она бы не знала, где они базируются, если бы не столь широкое освещение новостей во время войны в заливе[14]. Ее обуял внезапный ужас. Участвовал ли он в конфликте? Что, если бы его там убили, и она никогда не узнала бы о нем…
И не опасалась бы сейчас за собственную жизнь.
Однако это соображение не уменьшило страх за него. Она всегда за него боялась. Он жил с плечом к плечу с опасностью и пренебрегал ею. А она не могла.
- Как тебе удалось получить отпуск?
- У меня много отгулов. Я могу не возвращаться еще месяц, если, конечно, ничего не случится.
Но в глубине его глаз таилось какое-то напряжение, какое-то смирение, которое она не могла понять.
Он потянулся через стол и взял ее руку. Его длинные загорелые пальцы захватили в теплый плен ее пальчики, маленькие и тонкие.
- А что насчет тебя? Где ты живешь, чем занимаешься?
Безопаснее было бы ничего не говорить, но она сомневалась, что в этом есть какой-то смысл. В конце концов, он знал ее имя и номер машины. И, если бы захотел, то всегда бы ее нашел.
- Я живу в Уайт Плэйнс. Я там выросла и там живет вся моя семья, - она вдруг обнаружила, что тарахтит без умолку, стремясь познакомить его со всеми деталями своей жизни. - Мои родители живы и у меня два брата, один старше, другой младше меня. А у тебя есть братья или сестры?
Улыбаясь, он покачал головой.
- У меня есть дяди и тети, есть кузены, разбросанные по всей стране, но никого близкого.
Он всегда был одиночкой, не позволяя никому приблизиться к себе. Кроме нее. В это отношении он был столь же неустроен, как и она.
- А я крашу дома, - продолжила она, все еще стараясь заполнить пробелы в сведениях друг о друге, - На самом деле крашу, а не рисую их. И еще я рисую фрески.
Она замолчала, ожидая его одобрения, а не скепсиса, который выражали некоторые.
Его пальцы сжали ее руку, а потом расслабились.
- Это понятно. Ты всегда любила делать нашу жизнь как можно более красивой и удобной, было ли это мехом на полу палатки, или полевыми цветами в металлическом кубке.
Пока он не сказал этого, она ничего такого не помнила. Но внезапно увидела шкуры, из которых обычно устраивала их скромное ложе на полу палатки, простенькие полевые цветы, которые пристраивала в металлический кубок. Они кивали своими головками всякий раз, когда холодный воздух задувал через открываемый клапан.
- Ты помнишь все? – прошептала она.
- Каждый момент? Нет. Я не могу помнить все даже в этой жизни, да и не думаю, что кто-нибудь на такое способен. Но наиболее важное, да.
- Как долго мы…
Ее голос прервался. Она опять поразилась невероятности всего происходящего.
- Занимаемся любовью? – подсказал он, хотя чертовски хорошо знал, что это совсем не то, что она хотела сказать. Однако в глазах его разгоралась страсть, взгляд стал томным. – Тысячи раз, но мне всегда тебя было мало.
Она задрожала в порыве ответного желания. Но безжалостно подавила его. Если она уступит болезненной потребности снова связать с ним судьбу, то это полностью перевернет ее жизнь.
- Жизней, - поправила она.
Она почувствовала, что ему не хочется говорить об этом, но он поклялся ответить на все ее вопросы и был связан словом.
- Двенадцать, - сказал он, снова сжимая ее руку в своей ладони.- Это наш двенадцатый раз.
Она чуть не подпрыгнула на стуле. Двенадцать! Слово эхом отозвалось у нее в голове. Она помнила только половину этих жизней, да и сами воспоминания были неполными. Ошеломленная, она попыталась высвободить свою руку. От такого перенапряжения можно было лишиться рассудка.
Вдруг она обнаружила, что ее вытащили из-за стола, и что она уже сидит у него на коленях. Она не возражала против столь интимной позы, потому что знала, что он держал ее вот так уже много раз. Под ее задом были его твердые бедра, его твердая грудь защищала ее, как крепостная стена, его руки охватывали ее живыми стальными обручами. Это не означало, она должна ощущать себя защищенной и в безопасности, будучи в объятиях человека, который и являлся для нее основной опасностью. Но соприкосновение с его телом так успокаивало…
Он в чем-то ее уверял, но Теа не могла сосредоточиться на его словах. От наплыва противоречивых эмоций у нее закружилась голова, и она положила ее ему на плечо. Он посмотрел на нее сверху вниз и, затаив дыхание, зачарованно уставился на ее рот.
Она знала, что надо отвернуться, но не могла. Вместо этого ее рука, крепко обхватив, обняла его за шею, и тогда он нагнул голову и накрыл ее рот своим. .
Глава 7
Она узнала его вкус, это было похоже на возвращение домой. Их языки встретились без всякой неловкости или неуверенности. Голод желания рокотал в его горле, во всем напрягшемся теле, когда он проник в ее рот языком. С привычной непринужденностью он сунул руку ей под футболку и накрыл ее груди. Его пальцы забрались под кружевные чашечки лифчика и коснулись голой кожи, ее сосок уперся в его ладонь. Теа содрогалась от его прикосновений в пароксизме желания и облегчения одновременно, словно всю жизнь страдала от того, что его не было рядом, и только теперь могла, наконец, расслабиться. Для нее никогда не существовало другого мужчины, смутно подумала Тэа, растворяясь в удовольствии от его поцелуя, и никогда не будет. И, хотя их караулит адская пляска смерти, она не могла перестать любить его так же, как перестать дышать.
Его реакция была столь же всепоглощающей и столь же не поддающейся контролю, как и ее. Она чувствовала это по его подрагивающему от напряжения телу, по прерывистости его дыхания, по его отчаянному желанию, столь явному в его прикосновениях. Но почему же тогда во всех их прошлых жизнях он ее убивал? Она отчаянно цеплялась за него, и слезы капали у нее с ресниц. Может быть, все дело в силе его одержимости ею? Может быть, он не мог быть в чьей-то власти, и когда обнаружил, что его уязвимость по отношению к ней стала невыносима, то во внезапной ярости набросился, чтобы покончить с этим? Нет. Она отклонила это предположение, потому что одним из ярчайших видений было спокойствие в его аквамариновых глазах, когда он все глубже погружал ее в воду, и удерживал до тех пор, пока в ее легких не заканчивался кислород. Потом все затуманивалось.
В уголок ее рта скатилась слезинка, и он почувствовала соль ее вкуса. Он застонал, и его губы, оставив ее рот, скользнули по щеке, собирая влагу. Он не спрашивал, почему она плачет, не волновался и не испытывал неловкость. Вместо этого он просто прижал ее поближе к себе, безмолвно утешая самим своим присутствием. Ее слезы никогда не приводили его в замешательство, вспомнила Теа. Сцены прошлого заскользили в ее памяти, как шелковые шарфы, похожие на дымку, но все-таки осязаемые. Нельзя сказать, что она была слезливой особой, но, когда она плакала, причиной ее слез почти всегда был он. Его отклик всегда был точно таким же, как сейчас: он просто держал ее, давая выплакаться, и поступал так всегда, независимо от того, насколько ее расстроил.
