Карин Эссекс - Похищение Афины
Мэри понимала, что она права, но не могла гнать от себя переполнявшие ее мысли об умершем маленьком ангелочке.
Уильям покоился рядом со старшим братом Элджина. Юноша, в честь которого ребенок и получил свое имя, скончался, проносив титул едва полгода. Можно было побояться дать ребенку несчастливое имя, но они предпочли уступить традиции и почтить память умершего графа. Имело ли это значение? Мэри не поддавалась суевериям, но не оставляла попыток понять, почему Господь решил так наказать ее и забрать самое любимое ее дитя.
Она провела рукой по стене склепа, по вырезанным буквам имени сына. Единственный способ прикоснуться к нему, стать ближе. Окружали его члены семьи Элджин, но поместил сюда тело ее мальчика Роберт. После смерти ребенка Элджин расстроил ее, заказав для Уильяма памятник самой экстравагантной формы. Для установки этого монумента следовало переместить все тела его предков, захороненных тут же. Только вмешательство мистера Нисбета помешало выполнению этого нелепого проекта. Меньше всего Мэри хотелось, чтобы о смерти ее крошки напоминали новые долги. Сейчас, куда она ни обращала взгляд, она видела только одну фамилию Элджин. Почему ее маленькое сокровище лежит тут, среди умерших Элджинов, которых он даже никогда не знал?
Что-то постороннее расстраивало ее в месте упокоения Уильяма, но она не могла понять, что именно. Ей казалось, он не должен лежать здесь, среди предков, которых никогда не видел. Не следует ли ей предложить Элджину перезахоронить их сына? Но куда в таком случае они его положат? Внезапно Мэри подумала, что относится к Уильяму вовсе не как к сыну Элджина. Конечно, это дитя было рождено ею от мужа, но в сердце она воображала его ребенком Роберта. Разве не он поддерживал ее в последние дни перед родами и в течение долгих недель после них? Разве не Роберт принял новорожденного в руки? Разве не он гордо шествовал рядом с нею по аллеям парижских парков, предложив ей свою сильную руку, когда она медленно поправлялась? Разве не в нем она так часто нуждалась, когда непомерные требования Элджина лишали ее последних сил? В течение нескольких лет, с того самого момента, когда французы взяли под стражу ее мужа, она привыкла думать о Роберте как о своем спутнике.
Мэри печально обдумывала непростую ситуацию. Ей двадцать семь. Предположим, она сможет дожить до семидесяти, как дожили ее бабушки и многие вдовствующие дамы. Давно одиноких, мир видит их лишь изредка, когда они покидают свои покои, опираясь на руку заботливого родственника. Как в таком случае ей предстоит провести предстоящие шесть или пять десятилетий? Она обречена прожить их без любви? Единственным, что напоминало ей о возможности избежать такой судьбы, были письма Роберта, которые каждый день доставлял ей посыльный. К Роберту стремились все ее мысли. Она знала, что должна найти путь к нему. Женщина с таким темпераментом, как у нее, не может найти удовлетворения в платоническом браке. Как бы она ни старалась подавить свои чувства, одно письмо, полученное от Роберта, мгновенно будит в ней память о том, что значит быть любимой. Но что она может предпринять? Развод совершенно немыслим; для женщины получить его невозможно, разве уж в случае беспримерной жестокости со стороны мужа. Но даже в последнем случае развод не гарантирован. Люди ее класса — как и ее характера — не разводились с супругами. Женщины, прошедшие через эту процедуру, у всех на виду, о них злословят, их сторонятся. Мэри не желала себе такой судьбы, как не желала делить ее со своими детьми или родителями. Даже в том случае, если бы она имела законные основания требовать развода. Но Мэри их не имела.
Она вернулась домой, прошла к себе, заперла дверь на ключ и села писать письмо.
Сегодня я была на могилке моего возлюбленного Уильяма. Друг мой, это вы опустили туда моего обожаемого ангела. Возможно, если б он мог видеть и знать, что происходит в мире, он бы заступился за нас. Элджин рассержен и даже не разговаривает со мной. Он держит свое обещание, но не думаю, что это может продлиться долго. Ради нас с вами надеюсь, что нет. Друг, я знаю, как счастливы мы могли бы быть вместе. Как только Элджин устанет от наших отношений и оставит меня, что, а я знаю этого человека, он непременно сделает, я стану вашей. Мы еще можем быть счастливы. Ничто не разлучит нас. Каждое мгновение мои мысли будут с вами. Я вздрагиваю при мысли, что освободит меня только смерть. Сейчас, когда вы стали членом парламента, я не хочу компрометировать вас. Но мне невыносимо, что люди считают меня леди Элджин, его женой, а не вашей. Благослови вас Бог, мой дорогой Роберт. Будем хранить терпение и молиться.
Ваша Мэри
Ответ пришел немедленно, но Мэри не получила его. Она даже не знала о нем до того момента, пока Элджин не ворвался к ней в комнату, размахивая листом бумаги и вслух читая написанное:
Теперь я знаю, что моя Мэри любит меня и всегда будет любить, пока не сойдет в могилу! О, самое обожаемое из всех существ, мы всегда будем наслаждаться счастьем и восторгом, которые могут знать только сердца, связанные так, как связаны наши. Я буду ждать вас всегда.
В глазах Элджина сверкало бешенство.
— Я знал это! — прошипел он. — Вы обманывали меня не один год. Я понял это еще в Париже, но позволил вам убедить меня. Вы предательница и изменница. Ни Уильям, ни Люси не мои дети, и вам это известно. О боже, женщинам нельзя доверять!
Он мерил шагами комнату, и Мэри была рада не видеть его глаз, в которых полыхала ненависть.
— Я давал вам слишком много свободы и в том моя ошибка. — Элджин говорил так, словно пытался понять причины произошедшего. — Женщины — безответственные существа, они идут на поводу своих чувств и похоти, как только им позволят обстоятельства. Ни одну из вас нельзя счесть достойной доверия мужчины!
— Элджин, я не изменяла вам, хоть при вашем отношении ко мне просто чудо, что я этого не сделала. За все годы нашей супружеской жизни вы не найдете в моем поведении ничего, что вызвало бы недоверие к этим словам. Но я для вас ничто, это понятно. Зачем вы вернулись в Шотландию? Вы знаете, что между нами нет ничего общего.
— Мое терпение истощилось. Мне следовало быть более суровым мужем, и больше я не совершу подобной ошибки.
Элджин вышел из комнаты, отказавшись говорить с нею. Она написала ему длинное письмо, объясняя, что совершила грех духовный, но не телесный. Ее тело никогда не принадлежало никому, кроме мужа. Она просила Элджина верить, что ее любовь к нему долгие годы была чистой и преданной и она сохранила верность мужу, несмотря на то что в сердце ее закралось постороннее чувство.
