Юлия Григорьева - Погоня за сказкой
Конечно, хуже всего с гигиеной было в дороге, особенно сейчас, но приходилось терпеть и выкручиваться, как могу. И больше всего я сейчас мечтала даже не о горячей ванне, а о простой бочке с водой, да просто о воде, хотя бы холодной, чтобы освежить свое тело. Но ручьев, а тем более рек, нам пока не попадалось. Капитан уже давно не заглядывал в свою карту, потому что неточности в ней обнаружились очень быстро. Мы шли по звездам и его карманному компасу. Из-за неточности карты, которая была рассчитана на морские маршруты, мы сильно отклонились от пути, и вот теперь выбирались из этих злоключений, как могли.
В начале четвертой недели мы оказались недалеко от пустыни. Это было истинным потрясением потому, что, даже веря неточной карте, этого не должно было быть. В одном из последних больших поселений мы сменили лошадей на верблюдов, так нам посоветовал один милый человек. Он сказал Вэю, что дальнейший путь нам проще пройти на этих забавных животных. Он же и подсказал, что мы вновь отклонились от верной дороги, и теперь наш путь лежал через пустыню. К счастью, нам обещали, что мы минуем ее за два-три дня. К тому же где-то впереди нас ждал островок зелени, называемый оазисом. Тот милый человек сказал, что оазис обитаем, но добрым путникам там не откажут: ни в постое, ни в том, чтобы набрать воды. В общем, вступали мы в раскаленные пески полные надежд на успешность нашего предприятия.
— Ангелок, — я обернулась и посмотрела на Мельника, — вы ведь знаете, как я вас люблю, — слова мужчины озадачили меня, но я, на всякий случай, кивнула. — Но сейчас мне так хочется вас придушить, — сказав это, мужчина вяло улыбнулся сухими потрескавшимися губами. — И капитана. Вэй, я люблю тебя всем сердцем, жизнь за тебя отдам, но чтоб тебя дьявол драл. Что-то легче не стало, — он махнул рукой и больше с нами не разговаривал.
— Не стало? — Кузнечик тоже вздохнул. — Тогда я промолчу.
— И я, — отозвался еще один матрос.
Лоет утер пот со лба, осмотрел наш маленький отряд и ответил просто:
— Идите на…
Никто даже не обиделся, потому что измождены все были до предела. Мне же стало стыдно. В отличие от мужчин, у меня был зонтик и лишняя пайка воды, об этом позаботился капитан. И никто не был против, когда мы только пересекли границу пустыни. Но сейчас, когда морские волки задыхались от жары и песчаной пыли, на меня недобро посматривали почти все, исключение составляли Самель, Красавчик и капитан. Даже Эрмин, кажется, проклинал себя за свою решительность, которую он проявил в Маринеле, взбежав на борт «Счастливчика».
А где-то сейчас нашего возвращения ожидает наш бриг. Волны плещутся о его борта, покачивая корабль. Матросы сидят на палубе, изнывая от тоски. Господин Ардо, как всегда хмурый и злой, ругается на них. Только он не злой, это я уже точно знаю, и матросы знают, потому слушаются его хуже, чем Вэя. Но все равно слушаются, потому что уважают. Перед «Счастливчиком» большой белый город, а позади только море, море и море… Море — это невероятно большое количество воды…
— Ада!
Вэй подхватил меня, когда я начала сползать с верблюда, и я удивленно оглянулась. Мой зонтик валялся на песке, а над головой пылало раскаленное добела солнце. И ни облачка. Как же тошно.
— Черт возьми, Ада! — я снова мотнула головой. — Держись.
— Я держусь, — согласно кивнула я, облизывая пересохшие губы.
Во рту была такая же засуха, как и вокруг. И невыносимо жарко. Даже воздух был невыносимо горячим.
— Чертова печка, — проворчал Самель, утирая пот.
— Уже второй день едем, а ни оазиса, ни конца этой душегубки не видать, — хрипло произнес Красавчик. — Всевышний, хоть капельку дождя!
— Очистите души свои, — усмехнулся капитан. — Не каждому выдается испытать муки Преисподней при жизни, чтобы понять, что ждет его после смерти.
— Совсем сдурел, — сокрушенно покачал головой Кузнечик.
— А Ангел наш в чем провинился, раз уж тут с нами сдыхает? — поинтересовался господин Даэль.
— Нож воткнула в человека — раз, — вяло отозвалась я. — Пила до беспамятства — два. Бранилась — три. Подстрелила Ога — три.
— Ангел мой, три уже было, — заметил Лоет.
— Три, три, дырка, — хмыкнула я.
— И Ангел туда же, — покрутил у виска пальцем Кузнечик.
Я посмотрела на него и погрозила пальцем.
— Мой ум при мне, просто он немного поджарился, — пояснила я. — Подстрелила Ога — четыре. Целовалась с Вэем — пять, — я продолжала загибать пальцы, мало соображая, что говорю. — А еще я жалею, что скоро все закончится. А приличной замужней женщине не положено жалеть о том, что она больше не сможет жить среди такого количества мужчин, еще и пиратов. Я жалею, и это тоже грех. И, кажется, я уже меньше люблю своего мужа, потому что увлеклась капи…
Рот мне вдруг закрыла ладонь Вэя, перегнувшегося со своего верблюда.
— Ангел мой, ты не в себе, — сказал он. — Лучше помолчи, чтобы потом не жалеть о произнесенном вслух.
— Да чего уж там, — я махнула рукой, но замолчала.
После этого вновь воцарилась тишина. В этом неприятном отупелом состоянии мы пребывали до вечера. Пару раз кому-то из нашего отряда мерещилась вода, и один из этих двух раз был моим. Я так отчаянно представляла себе бриг и море, что, наконец, их увидела. Протерев глаза, я ошалело взглянула на Вэя и протянула вперед руку:
— «Счастливчик»! — воскликнула я.
— Что? — не понял капитан.
— Там! — закричала я и рассмеялась. — Там «Счастливчик»!
И, понукая своего верблюда, заставила его бежать вперед.
— Черт, — выругался Лоет и поспешил за мной.
А когда до моря и корабля оставалось совсем немного, они вдруг растаяли, обратившись маревом. Разочарованно охнув, я обернулась и посмотрела на Вэя. К нему подъезжал Бонг. Напоив водой и снова укрыв голову, меня вернули к отряду. Следующим был один из матросов, но его поймали раньше, чем он помчался к своему миражу. На моем примере научились.
До вечера мы дотянули и вздохнули облегченно, когда солнце превратилось в быстро тающий красный диск. Тогда же мы и увидели его, оазис. Сначала мы приняли этот островок зелени за мираж, посетивший разом всех, но Бонг разуверил нас, сказав, что это не галлюцинация. Откуда-то появились силы, и отряд направился прямо к оазису, чей размер из-за наступающей темноты уже не удавалось разглядеть.
Достигнув границы вожделенного островка, мы повалились на траву. Это было единственным, чего нам так хотелось. И когда прохладное дыхание ночи успокоило разгоряченные за день тела, до слуха донесся далекий плеск воды. Должно быть, если бы мертвецы могли оживать, то именно так они бы шли за вожделенной живой плотью, покачиваясь и стеная. Вот на что был похож наш отряд в эти мгновения.
