Алина Борисова - Город над бездной
– Ну вот сама же видишь! Как вообще ты можешь принимать такие решения не посоветовавшись с нами? Не подумав?
Мысленно представляю, как чинно говорю куратору: «спасибо, я подумаю». И слышу в ответ очень популярное объяснение того, когда именно мне следовало думать.
– Ты не поняла, мама, – надо, видимо, уже заканчивать этот балаган и объяснять. Как ни противно. – Я не принимала решения. Его приняли за меня, на Совете. И звучит оно так: я учусь в университете ровно до тех пор, пока работаю на этой работе. В тот день, когда я увольняюсь (или меня увольняют) – я вылетаю.
– Что? Лариса, ты прости, но это бред. Это незаконно, они не имеют права заставлять тебя работать где бы то ни было!
– Нет. Они и не заставляют. Они меня выгнали. У меня три дисциплинарных нарушения, вполне законно. Но если я занимаю эту должность, то они обязаны принять меня обратно. Без экзаменов. И учить. Так что у меня действительно нет выбора.
– Что-то я никогда не слышала, чтоб лаборантку принимали в университет без экзаменов. Скорее наоборот, на эту должность всегда шли те, кто вступительные экзамены завалил, – не унималась мама.
Я не выдержала.
– Папа, да объясни ж ты ей уже!
Отец, как у него это водится, весь ужин молчал и не вмешивался. Но я не сомневалась, что он знает, кого берут в университет без экзаменов. Чей выбор настолько непогрешим, что и тестировать-то избранных недостойно.
– Это он за тебя вступился, верно? – тихо спросил меня папа. Я кивнула с глубоким вздохом. – И что он хочет взамен?
– Я не знаю. Я не знаю, папа. Я так боюсь, – уткнувшись ему в грудь, я, наконец, расплакалась.
– Что «объясни»? – недоумевает мама. – Сережа, что происходит?
– Потом, Лида. Давай все потом.
Дни шли, а мне по-прежнему было тревожно. Иногда я ему верила, ну, в смысле, верила, что все будет хорошо. Ну и – разве ж мне всегда не хотелось видеть его чаще? Теперь буду видеть каждый день. И не надо гадать, когда она, следующая встреча, состоится ли вообще, или он давно забыл о моем существовании. А иногда я вспоминала парковый пруд в Майский День, Новый Год в больнице, отцовский ремень в его руке и Ингу с двумя укусами на шее. И понимала, что не стоило мне соглашаться на его щедрое предложение. Ой, не стоило. Но куратора я больше не встречала, и так и металась – от страха к надежде.
Однокурсники, меж тем, прознали о моей… стремительной карьере. Меня поздравляли, мне завидовали. Со мной хотели дружить. Я вмиг стала такая популярная-популярная. Аж противно. В прошлую сессию мне забыли сообщить об изменении времени зачета. А вот так. Новость пустили по цепочке, а мне не нашлось желающих позвонить. Пришлось потом индивидуально сдавать. Зато теперь не было отбою от желающих занять мне очередь в столовке, сообщить последние новости и пригласить совместно пойти… ну хоть куда-нибудь. А уж дать мне переписать лекцию какую пропущенную… да я могла конкурс устраивать: у кого самый читаемый почерк, у того и возьму.
Порой это злило, порой это нравилось, порой это было удобно, но от терзаний и страхов меня не избавляло. И уже в июне, сдав пару экзаменов (ах, нет, автоматом мне не поставили, спрашивали, и еще как спрашивали. Ну, хоть не обидно, не зря учила), я все же не выдержала и пошла к нему. Ну пусть он мне скажет. Ну хоть что-нибудь пусть мне скажет. Ответит пусть по-человечески… по-вампирски пусть ответит…
– А его нет, – сообщила мне Инга, поднимая голову от какой-то книжки. – Он вообще летом в Светлогорске редко бывает, разве что серьезное случится. А так он в отпуске до сентября. Где-то за Бездной.
– Неплохой у куратора отпуск. А ты?
– Я? Да тоже в отпуске – в учебном. Он, знаешь ли, всем работающим на время экзаменов положен. Просто мне здесь к экзаменам удобней готовиться. Привычней. Да ты заходи. Будешь чаю?
– Ну… если я тебя не отвлекаю. Тебе ж, наверно, не слишком-то приятно со мной общаться.
– Почему? – в серых глазах удивление, похоже – искреннее.
– Мне казалось, ты его любишь. Вернее, ты сама об этом говорила. А я теперь занимаю твое место.
– То есть, ревновать, что ль, должна? Ну прости, разучилась как-то. Поживешь лет пять с вампиром, так и ты разучишься. Это – не про них. Не для них. Там вообще – другие немножко принципы.
– Это как?
– Так налить чаю-то?
– Налей, – не стоять же, в самом деле, у нее над душой. А если Инга не против пообщаться, так кто мне и ответит, если не она.
Я уселась в мягкое кресло, а Инга поставила на плитку чайник. Стала сервировать для нас столик, а я смотрела на ее действия с несколько новым интересом: насчет крови – дело темное, а вот чай посетителям подавать точно придется.
– А ничего серьезнее в этом кабинете не водится, – прокомментировала Инга, выставляя на стол вазочки с конфетами и печеньем. – Знаешь, нелепо так: чайник есть, а я даже бутерброды сюда принести не могу. Запах! Анхен абсолютно не выносит запах человеческой еды. Хуже, чем на запах еды он реагирует только на запах алкоголя. Приходится ходить в столовую.
– Что, и за алкоголем тоже?
– Об алкоголе вообще забудь, – отмахнулась Инга. – Сейчас, вспомню, как это дословно, – она назидательно подняла вверх палец, – «Алкоголь можно употреблять только в пятницу вечером, и то, если тебе прямым текстом сказали, что ни в субботу, ни в воскресенье ты не понадобишься». Вампиры чуют его след в твоей крови. Даже через пару дней, даже на расстоянии.
Ну, хоть не сопьюсь. А то чувствую, что потянет с таким начальником. Водку я, конечно, пить не могу, но вот сидр… или те дивные слабенькие коктейльчики, что мы пили с Петькой на турбазе… Эх, Петька, Петька. Он не сможет стать для меня возлюбленным. Но вот как друга мне его не хватало. В детстве было проще…
– А что с субботой и воскресеньем? За сверхурочные-то хоть платят?
– Нет. Тебе просто платят. За все. Знаешь, как он объяснял? Секретарша куратора не может брать в долг или жить от зарплаты до зарплаты. Это тень на лицо куратора. Она должна давать в долг и забывать спросить об отдаче. И не в чем себе не отказывать. Так что деньги у тебя будут, за это даже не переживай.
– Да у меня больше мама переживает. Говорит: как ты могла, да не посоветовавшись, да на такую низкооплачиваемую должность…
– Ты ей не сказала, что ли?
– Сначала нет. Настроение было жуткое. Не хотелось ее восторгов.
– Знаешь, а я ведь тоже своим не сказала. До сих пор.
– Но ты-то почему?
– Ну, как бы это объяснить? Я ведь родом из очень маленького городка. Отсюда, из Светлогорска, его и городом-то смешно называть. Но официально – он город. Сосновая Гать. Едва ли ты слышала. И вампиры там – это даже не сказка, это что-то вообще запредельное. Ну, как инопланетяне или реликтовые динозавры. И тут я заявляю: а я у одного такого работаю! Да я ж сразу сама попаду в раздел реликтовых. И схлопочу памятник при жизни. Ну, из серии «наш знаменитый земляк». И все каникулы буду стоять на табуреточке и рассказывать о том, «какой он, настоящий вампир». А все, что я могла бы сказать об Анхене, это либо очень личное, либо не для людей, либо ложь. Вот и молчу, а они за меня просто радуются. За меня, а не за свою знаменитую землячку.
