Элизабет Нокс - Искушение винодела
— Девушку, наверное, уже и не надеются найти живой? — спросила она.
— Твой дядя говорит, семь лет назад произошло нечто похожее. Пропала девушка, которую потом нашли мертвой на берегу реки.
Отвечая на вопрос, Поль рассказал то, чего жена вовсе знать не желала. Впрочем, Аврора не стала его упрекать — как всегда, она молча признала правоту мужа.
Поль сказал, что пойдет приляжет. Графу позже понадобится его помощь.
— Уладить все с судебными приставами, магистратами и кем бы там ни было.
Засим он оставил Аврору.
Люсетта доложила: пропавшую звали Мари Пеле, пятнадцати лет от роду. Она, по словам младшей сестры, имела ухажера. Кто он — неизвестно, и Мари вполне могла просто бежать из дома, а не повторить печальную судьбу Женевьевы Лизе, погибшей семь лет назад (рассказывая о подробностях, Люсетта перекрестилась).
Когда же Мари Пеле отыщут, людей отзовут с поисков выстрелом из пушки (она на крыше шато).
— Мсье Поль подожжет фитиль, — добавила служанка.
Выстрел из пушки прогремел после полудня. Женщины шато высыпали во внутренний двор, некоторые уже рыдали.
Вернувшиеся первыми мужчины принесли не труп — только известия. Дед пропавшей взревел; лицо его побагровело, а с вытянутых губ прозрачной нитью стала падать слюна. Младшие родственники еле сдерживали старика.
Разгорелся спор: женщины требовали отнести тело Мари домой к матери и там омыть. Мужчины возражали: граф, судебные приставы, магистраты должны прежде осмотреть тело, дабы узнать, кто убил девушку. Час смерти бедняжки давно миновал, спорили женщины, и давно уже покоится под могильной плитой Женевьева Лизе, тогда как убийца ее все еще не найден.
Аврора поначалу только смотрела на происходящее из тени, прячась за массивной дверью, ведущей в главный зал шато. Но когда Поль велел подать лошадь, она вышла во двор. Неуклюжую беременную женщину не заметил никто, даже собственный муж.
— Поль! — окликнула супруга Аврора.
Юноша с короткой бородкой помчался ей наперерез через весь двор.
— Мадам, не потревожьте лошадь! — быстро проговорил он, затем обратился к графу, только не «ваша честь» или «ваша светлость», а просто «Вюйи», добавив потом «господин».
Желания Полю было не занимать, да силы подкачали — он никак не мог забраться в седло.
— Поль! — позвал граф. — Подойди, ты нужен мне.
И Полю, намеревавшемуся привести в имение магистрата, пришлось оставаться в имении — успокаивать женщин.
— Простите, мадам, — извинился тем временем юноша, отпуская руку Авроры, — Я решил, что вам грозит опасность.
— Не будь здесь такой суматохи, — отвечала Аврора, — и если бы кто-то утихомирил людей, лошадь бы так не нервничала.
Подошел граф.
— Аврора, ты обычно помогаешь мне, но в твоем нынешнем положении да при желании Поля внести посильную мужскую лепту…
— Я только вышла во двор остановить Поля, чтобы он не вздумал ехать верхом.
Граф взял племянницу за руки; вдвоем они простояли так какое-то время в центре водоворота истерии, в который превратился внутренний двор.
— Жодо, — обратился наконец граф к юноше, — ты умеешь держаться в седле?
— Нет, вам лучше бы отправить за магистратом конюха.
— Мне угодно отправить человека с головой на плечах.
— Уверен, магистрат сам достаточно умен и не станет искать знаний в яме с сеном и конскими притираниями.
— Делай, как тебе сказано, — велел граф, нисколько не оскорбленный.
Юноша подчинился. Деревянные башмаки не влезали в стремя, и парень одолжил у одного из слуг графа сапоги. Взобрался в седло, явно подражая виденным где-то кавалеристам, и осторожно выехал за ворота.
Только тогда граф сказал племяннице ступать в дом.
Следующим утром Аврора обнаружила дядю в библиотеке — граф с секретарем готовили копию ответов на вопросы, оставленные магистратом. Секретарь присыпал чернила на бумаге песком, а Аврора заменила догоревшие свечи новыми.
— Боюсь, я отправлюсь в могилу, так и не выяснив, кто убийца, — пожаловался дядя Арман. — А правду мне сообщит только сам Господь Бог уже на том свете. Поль еще спит?
— Кашель у него усилился. Когда я уходила, Поля временами прямо-таки скручивало. Для тебя я велела слугам приготовить завтрак — с мясом.
Граф раскрыл объятия, и Аврора подошла к дяде, положила ему голову на плечо, а он поцеловал племянницу в волосы.
— Я посещу похороны той девушки, — сказала Аврора.
— Мы все должны их посетить.
— Дядя, а кто был тот юноша, который задержал меня?
— Собран Жодо. Владелец виноградников на холме возле дороги в Алуз. Служил канониром в армии Наполеона, прошел зимнюю Москву. Жена у него просто красавица: светлоглазая, с золотыми локонами, вылитая русалка.
— Он важный человек в Алузе?
Граф заглянул Авроре в лицо.
— Он что, не понравился тебе, Аврора? Значит, ты вся в матушку. Она, пока вынашивала тебя, тоже могла невзлюбить кого угодно, вот просто так, с первого взгляда. Зато потом, когда молоко у нее закончилось, многих бывших «подозрительных» людей она называла даже «добрыми друзьями».
— Уверена, я не паду так низко, чтобы его невзлюбить.
— До чего же ты надменна! Жодо обучен писать и читать, в своем лучшем платье он легко сойдет за местного состоятельного господина. Вот почему я просто обязан был обзавестись подходящей для себя компанией: вызвал сюда Поля, тебя и своих охотников.
— Но он нравится тебе, — обвинительным тоном произнесла Аврора.
— Собран Жодо остер на язык, своенравен… Почти как я сам.
1818
VIN DE CLERC[13]
На встречу с ангелом Собран принес бокалы и бутылку того вина, что они пили в первую ночь знакомства.
— Оно, конечно, еще не старое, — сказал винодел, — но давай посмотрим, как напиток держится.
Ночь была тепла.
Они выпили, потом молча глядели на Дом, на стенах которого, будто звезды, белели цветы.
— Вижу, погреб еще не готов, — заметил Зас.
— Год выдался плохой. Полный зла, — Собран поставил бокал на плоский пограничный камень. Близким винодел сказал, что притащил его сюда, дабы отметить старую границу между семейным виноградником и виноградником Кальмана. (Для Селесты камень стал чем-то вроде могильного памятника Батисту, и она посадила возле него бархатцы.) Собран достал из-за пазухи связку из трех перьев и протянул их ангелу. — Ты, похоже, линяешь.
Зас присоединил перья к своей ноше: бутылке турецкого белого вина и розовому кусту в извести, завернутому в промасленную ткань.
— Ты обронил эти перья в первую ночь, когда тебя унес вихрь, — пояснил Собран.
