Наталья Якобсон - Избранники Тёмных сил
— И это мое наследство? — с усмешкой поинтересовался я, когда костлявая, словно сделанная из железа рука подтолкнула меня к книге. — Я рассчитывал получить хотя бы богатство, а получил только это.
Подумать только, даже в такой момент у меня нашлись силы, чтобы проявить чувство юмора. А может быть, я решил подшутить над смертью, может, как раз сейчас, когда я уже позволил завлечь себя в ее логово, костлявые пальцы достанут из — под рваного плаща косу, и острое блестящее лезвие полоснет меня так, чтобы шрам пересек губы и щеку.
Мелкие, причудливые значки испещряли выцветшие страницы. Черные и красные символы, со множеством завитков, палочек и дробей. Я никогда не видел ничего подобного ни на страницах учебника арифметики, ни в астрономических подсчетах, ни в физике, ни даже в метафизике. Конечно, среди непонятных знаков встречались иногда какие-то чертежи и геометрические фигуры, но, если присмотреться то, все они оказывались гораздо более сложными, чем в геометрии. Нет, это не геометрия, и не алгебра. Ни один математик или языковед не разобрался бы и в малой части того, что записано здесь.
— Магические письмена! — я прикоснулся к сухой, ветхой странице и произнес вслух то, о чем подумал. Незнакомец одобрительно и глухо засмеялся в ответ, словно желая сказать «молодец, ты правильно угадал». Не смех, а жуткое эхо, исходящее из глубины разверзнувшейся могилы.
— Неужели отец занимался алхимией? — я погладил страницу и понял, что под пальцами шуршит не бумага и не пергамент, это выделанная кожа, но не телячья, нет, у скота не бывает точно такой же нежной текстуры кожи. Я прикасался точно к такому же содранному кожному покрову, который обтягивал мои пальцы, руки, лицо, все тело, и хотел в ужасе отдернуть ладонь, но не мог.
— Алхимия? — на этот раз в усмешке слышалось неодобрение. — Значит, ты так ничего и не понял.
— Я понял, но, боюсь себе в этом признаться. Боюсь поверить в то, что это не еще один кошмарный сон, — решительно и твердо возразил я. Я не любил, когда надо мной пытались подшутить, как над простачком, и всегда умел поставить насмешника на место.
— Да, конечно, еще один сон, — он сложил крепкие костлявые руки на груди, полы рваной накидки взметнулись вверх, и под ними мелькнул истлевший бархатный камзол, от которого так же исходил запах праха и земли. — Если это сон, тогда где же то мерзкое чудовище, которое скребется возле твоей кровати и готово вот-вот выпрыгнуть из мглы, чтобы перегрызть тебе горло, где твой сосед по комнате, где мерный бой часов, будивший тебя каждую ночь?
— Я понимаю, чего вы от меня хотите, — мне не терпелось отойти от стола, но я не мог сделать ни шагу.
— Неужели? — и опять он пытается надо мной насмехаться.
— Я не стану заниматься колдовством, — уверенно процедил я сквозь зубы. — Я не верю во все эти глупости и считаю их несущественными…
— Твой отец верил, — спокойно и многозначно возразил он.
— А где мой отец, в какой канаве сейчас гниет его обезглавленное тело? — я больше не мог держать себя в руках и готов был кинуться на чужака с кулаками. Он был единственным здесь, кто мог мне хоть что-то объяснить, но он предпочитал говорить загадками.
— Ты хотел спросить меня не об этом, — совершенно спокойно возразил мой мучитель, как будто вовсе не замечая моего неистовства и ярости. — Тебе было бы интересно узнать, кто так внезапно оборвал жизнь твоего отца и твоей прекрасной сестры.
— Их убило колдовство, — я с отвращением покосился на распахнутую книгу, и одна из черных свечей погасла, с потухшего фитиля зазмеился дым.
Незнакомец принюхался к воздуху, мгновенно пропахшему гарью и начал настороженно озираться по сторонам. Его глаза быстро бегали из угла в угол, от свечи к свече, только кинув злобный взгляд на погасший фитиль, он вновь сумел взять себя в руке, спрятать волнение за маской высокомерия и равнодушия.
— В случае с твоим отцом, да, — согласился он на одну мелкую уступку и тут же зловеще оскалился. — Во всем надо знать меру, особенно в запретных искусствах, ты, наверное, читал об этом в университетской библиотеке, в книгах, которые вы, смертные, называете сказочными. Скажем так, твой отец всего лишь перегнул палку и стал жертвой собственной алчности, но эта обезглавленная белокурая милашка, кстати, вы с ней похожи друг на друга, как близнецы…
— Мы не близнецы, — строго возразил я. Любое его замечание в адрес мертвой сестры тут же пробуждало во мне гнев. — Так, что там вы хотели сказать насчет нее? Как погибла Даниэлла?
— Разве не ты сам видел крылатую тень на стене? — насмешливый голос вдруг стал вкрадчивым, почти обольстительным. Так проникновенно и убедительно, наверное, говорят демоны с намеченной, но еще не попавшей в их тенета жертвой.
— Тени не убивают людей, — снова возразил я.
— Смотря, какие тени. Ты забыл, что если есть тень, то рядом должен стоять и ее хозяин.
— Там не было никого. Никакого крылатого чудовища…только юноша, который что-то сказал мне и исчез, — уже шепотом добавил я, мне не хотелось говорить никому о прекрасном незнакомце. Уже одно упоминание о нем в присутствии мрачного чужака показалось мне кощунством. Разве можно говорить о светлой, золотистой святыне в присутствии этого демонического пришельца.
— Я бы рассказал тебе кое-что об этом божественном создании, — чужак словно читал мои мысли. — Однако, у меня есть причины опасаться, что ты расценишь мои слова, как клевету.
— Это, скорее всего, и будет клевета.
— Как ты его защищаешь, — сухой шелестящий смех зазвучал прямо у меня над ухом, худая рука крепко сжала мое плечо, заставив чуть ли уткнуться в книгу. — Ты еще даже не знаком с ним, не знаешь даже его имени, а уже готов отдать за него жизнь. Его власть над такими, как ты, за прошедшее время не убыла, а, наоборот, возросла.
— Я ни за кого не собираюсь отдавать жизнь. Я не знаю ни его, ни твоего имени. Не знаю, зачем вы пришли ко мне, но он…Разве у божества может быть имя.
На этот раз над моим ухом прошелестел тихий, огорченный вздох. Я почувствовал, как тягостно напряглась грудная клетка, прижавшаяся к моей спине так, что я вынужден был в упор смотреть на магические символы на страницах. Воск, капающий от свечей, чуть ли не касался кончиков моих ресниц.
— Пусти, я не хочу этим заниматься, — еще одна свеча потухла, и змейка грязного серого дыма взвилась к потолку. Фитиль третьей свечи опасливо затрещал, будто тоже готовился потухнуть. Сильная, стальная ладонь крепче сжала мое плечо.
— Ты не хочешь отомстить? За Даниэллу?
— Кто убил ее? — настойчиво повторил я в ответ. — Кто мог так жестоко обойтись с юной, никому не причинившей зла девушкой?
