Наталья Якобсон - Избранники Тёмных сил
— Ты позвал меня вовремя, — незнакомец двинулся ко мне через спальню, и где-то вдали за распахнутым окном прогремел раскат грома.
— Кто вы? — я поднял глаза и тупо уставился на него. — Что вам здесь нужно? Здесь поселилась смерть, убирайтесь отсюда, если хотите остаться живым?
Я никогда еще не был с посторонними так груб, но на этот раз не смог сдержаться. Кто-то чужой вторгся в мое сознание, завладел всеми моими мыслями и заставлял произносить злые, сварливые слова. В ответ в наступившей тишине раздался короткий смешок, и от этого звука у меня по коже пробежал мороз.
— А почему ты решил, что я жив?
Вопрос застал меня врасплох. Я едва мог шевелить языком по собственной воле, без чужого на то повеления, но прежде, чем я успел что-то произнести, длинные костлявые ладони обхватили мое лицо, горящие темные глаза заглянули в мои, и мне почудилось, что я стою на краю адской бездны.
Я крепче вцепился в мягкие, густые, обвивающие пальцы, как паутина волосы сестры, словно ища в них спасения.
— Оставь ее, — все те же неуловимые, узкие ладони отняли у меня голову Даниэллы и положили ее под бок трупа. — Ей уже ничем не поможешь. Она принадлежит ему.
— Кому? — нашел в себе силы спросить я, но вопрос так и остался без ответа.
— Пошли! — худая ладонь поманила меня куда-то во мглу. Морщинистая сухая кожа мерцала в темноте. — Следуй за мной!
— Зачем? — я настойчиво продолжал сыпать вопросами, надеясь получить удовлетворительный ответ, хоть на один из них. Вознаграждением за мое упорство стал лишь еще один короткий, пугающий смешок и мало объясняющая фраза:
— Я покажу тебе твое наследство!
Я кинул прощальный взгляд на труп Даниэллы, обезглавленное тело в атласном вечернем платье. Кровь на красном была не так заметна, а вот на обнаженных плечах алые мазки казались неприятно густыми и отвратительными, больше похожими на испорченную краску. Одна рука запуталась в длинном шлейфе, под второй ладонью, прямо в коконе блестящих пышных оборок, теперь покоилась мертвая голова. Свет от ее платиновых кудрей напомнил мне о лучах солнца, которое я, может быть, уже никогда не увижу, если последую за незнакомцем. Было что-то противоестественное в том, что мертвая Даниэлла была еще красивее, чем живая. На бледном теле не осталось ни одного увечья, ни одной царапинки, только темный кровавый шрам в том месте, где голова была отсечена от шеи.
— Зловещая, увлекательная картинка, — теперь уже незнакомец чуть не расхохотался. — Ты будешь всю ночь смотреть на нее и изображать из себя великомученика или все-таки пойдешь за мной. У меня есть для тебя нечто более интересное, чем одна зарезанная девчонка.
Да, как он смеет так про нее говорить. Мои кулаки непроизвольно сжались, я поднялся с кресла с твердым намерением избить и выставить за порог нахального чужака, но его снисходительная насмешливая ухмылка заставила меня остановиться. Он смотрел на меня, как на ленивого непослушного ученика, как на блудного сына, который наконец-то вернулся домой к своему настоящему отцу, которого прежде никогда не знал, и этот отец оказался демоном.
— Идем! — уже более строгим, не допускающим возражений тоном велел он. Я знал, вторичного предложения не будет, если я не послушаюсь, то последует уже не убеждение, а наказание. Зачем он так настойчиво зовет меня за собой. Я смотрел на его широкую мощную спину, на потрепанный и опаленный по краям, как у бродяги плащ, но он не был бродягой. Бездомный, юродивый или нищий не может вести себя с таким царским достоинством, с таким твердым и не проходящим ощущением собственного превосходства, незримой силы, довлеющей и над всем поместьем, и надо мной. Пусть его накидка изодрана, и из — под нее на прямой спине выпирают ребра и изгибы лопаток, пусть его лицо спрятано в тени, из которой сияют лишь черные немигающие бусины глаз. Да, накидка у него в дырах и в золе, как у последнего попрошайки, но он ведет себя, как принц, и сила, исходящая от него, невероятна, но вполне ощутима.
Я пошел за ним, придвинулся поближе к его спине, и мне показалось, что от его одежды исходит запах земли и разложения. Неужели я иду вслед за трупом, вставшим из могилы, и не смею перечить ему. Куда он увлекает меня, на деревенское кладбище, чтобы я, живой, лег в один гроб вместе с ним, покойником? Как часто такие неправдоподобные истории описывались в старинных балладах, а теперь я сам, как будто стал героем одной из них.
Мы вышли не через дверь, а через какой-то другой потайной ход, о котором я не знал, прошли по длинному узкому тоннелю, в котором я ни разу не был. Воздух здесь был спертым и пахнущим гнилью. Не знаю, какими путями, но провожатый вывел меня к знакомым дверям из черного дерева с резьбой и позолотой. Костлявая рука легка на ручку двери.
— Нет, только не в отцовский кабинет, — отец, возможно, уже тоже был мертв, но я все еще испытывал суеверный страх, перед местом, где когда-то видел двух странных ночных визитеров. Сейчас, в это страшное время, я не хотел входить в кабинет, порог которого раньше мне было запрещено переступать. Я схватил проводника за локоть, но он легко стряхнул с себя мою руку. Раньше я гордился своим высоким ростом и гордой осанкой, но вблизи чужака ощутил себя чуть ли не карликом. Он был на голову, или даже на две, выше меня. Значит ли это, что обладателя такого ненормально высокого роста я смогу тут же отличить в любой толпе? Его голова в причудливой широкополой шляпе тут же выделится над морем обычным человеческих голов.
Раздался щелчок замка. Сильная рука втащила меня в кабинет, и дверь с шумом захлопнулась за моей спиной. Книги, стопки фолиантов, вначале я заметил только их. Хаотичное нагромождение томов, документы, счета, договоры с арендаторами, ноты и партитуры, выписанные из Рошена для Даниэллы. Вначале я рассматривал каждую деталь: кушетки, кресла, стеллажи, какие-то колбы и стеклянные реторты, по которым, булькая, текла алая жидкость. В самую последнюю очередь я решился взглянуть на массивный дубовый стол, на котором в окружение черных свечей лежала раскрытая книга.
— И это мое наследство? — с усмешкой поинтересовался я, когда костлявая, словно сделанная из железа рука подтолкнула меня к книге. — Я рассчитывал получить хотя бы богатство, а получил только это.
Подумать только, даже в такой момент у меня нашлись силы, чтобы проявить чувство юмора. А может быть, я решил подшутить над смертью, может, как раз сейчас, когда я уже позволил завлечь себя в ее логово, костлявые пальцы достанут из — под рваного плаща косу, и острое блестящее лезвие полоснет меня так, чтобы шрам пересек губы и щеку.
