Карина Демина - Черный Принц (СИ)
- Ты…
- Я, Ульне, конечно, я, - Марта садится на край кровати, на то место, которое выбирал себе Тод, но под весом ее старая перина сминается.
Кружево.
И свеча в оловянном листочке-подсвечнике. Гнутая ручка, закопченное зеркальце, в котором отражается рыжий огонек, слишком яркий для Ульне.
- Убери.
- Конечно, Ульне.
- Уходи…
- Ульне, тебе нужен доктор, - Марта не собирается уходить, она возится, что-то переставляя на столе, хотя точно знает, что Ульне ненавидит перемены, хотя бы и пустяшные. А вернувшись к постели, принимается мять подушки, подсовывать их под ослабевшее тело Ульне.
- Уходи, - голос надорванный, и Марта поджимает губы.
- Я позову…
- Мне не нужен доктор.
- Не доктора, - она поправляет кружевной высокий чепец.
Освальд появляется быстро.
- Мама, вам плохо? - он отбрасывает одеяло, и Ульне испытывает непонятный несвойственный ей прежде стыд. Она видит себя словно бы со стороны.
Пустая кровать.
Простыни измяты, пропитаны испариной, равно как узкая тесная сорочка. Она прилипла к телу, обрисовывая резкие черты его, костистые ноги, острые грани таза, вдавленный живот и сухую старческую грудь. Видит и руки свои, вытянувшиеся вдоль тела, скрюченные и темные, и вправду похожие на вороньи лапы. Видит мосластую шею с раздутым зобом и складкой темной кожи под ним.
Чужое, неподвижное лицо.
Растрепанные волосы… никогда-то Ульне не признавала ночных чепцов, и ныне сама себе была отвратительна, косматая грязная старуха.
- Пошлите за доктором, - Освальд сдавил руку, пытаясь добраться до нити пульса.
Ослаб. И вот-вот оборвется, но не сегодня, прав Тод - еще не время. Он не отпустит Ульне просто так, не помучив. И зря ее мальчик беспокоится… склонился, слушает больное сердце.
- Почему вы молчали? - упрек заслужен, и Ульне вновь стыдно.
- Марта… уйди.
Она хмурится, но отходит к двери, оставив правда на столике свечу. Надо сказать, чтобы убрали, после снов Ульне неприятно смотреть на свечи.
- Как тебя звали? - она вглядывается в лицо того, кто стал ее сыном.
- Войтех.
- Красивое имя…
- Доктор скоро придет.
- И ничего не сделает. Помоги мне сесть.
- Я не думаю…
- Помоги.
Славный мальчик, сильный и справится. Ей хотелось бы думать так, потому что иначе все зря. Но странное дело, мысль о том, что Войтех… нет, Освальд, ее дорогой Освальд, вернет Шеффолкам былую славу, более не приносила успокоения. Он же, усадив Ульне, спешно подвигал к ней подушки.
- Дышать тяжело, - пожаловалась она, прижав к ноющей груди руку.
- Доктор…
- Ничего не сделает, мальчик. Время пришло… почти пришло, - сердце запинается на каждом слове. - Будь добр, принеси мне книгу.
- Какую?
- Особую, Освальд… книгу Шеффолков.
…она хранится в шкафу, в резном ящике, украшенном разноцветной эмалью. Правда, та поблекла, потрескалась, а ведь когда-то Ульне любила эти картинки.
Рыцарь, повергающий дракона… и змей, что расправляет крылья… белая роза… странно, что она, потерявшая способность видеть - плывет все перед глазами - помнит их. На рыцарском шлеме алый плюмаж. И щит его перечеркнула трещина. Некогда Ульне опасалась, что щит этот не выдержит удара, и рыцарь погибнет.
Она откинула крышку, которая поддалась с трудом. И верно, без помощи своего мальчика Ульне бы не справилась.
…ее и только ее, пусть и привел его Тедди.
…бросил.
Изуродовал.
И да, Ульне боялась, что кузена своего, вечно сонного, слишком иного, чтобы было ему уютно в стенах Шеффолк-холла, что мальчишку, который поселился под маской ее сына.
Дикий совсем.
С волчьим голодным взглядом, с манерами, которые нуждались в хорошей шлифовке, жадный до всего и не способный увидеть солнце.
- Мама? - он держит шкатулку и книгу помогает извлечь. Какая же она тяжелая, разбухла от имен и дат, растрескалась от тайн, которые позволено знать лишь Шеффолкам.
И Освальд - не самая грязная из них.
…в тот день он стоял у окна, вцепившись бледными руками в гардины, не то желая содрать их, не то просто пытаясь не упасть. Он закрыл глаза и сквозь прозрачные бумажные веки смотрел на солнце. А по щекам катились красные слезы.
И Ульне, ставшая невольной свидетельницей этой слабости чужака, сказала:
- Прекрати себя мучить. Закрой окно.
Он не услышал.
И когда подошла, потянулась к гардинам, попытался оттолкнуть, но оказалось, что солнце истощило его силы. Мальчишка рухнул на пол, сдавил голову руками и завыл.
Наверное, ей следовало бы уйти, но Ульне осталась.
И села рядом.
Обняла его, удивляясь тому, до чего он худощав. Под тканью дрянного пиджака - тогда он совершенно не умел одеваться - прощупывались острые плечи и длинная лента хребта.
- Не надо, мальчик, - она гладила всклоченные его волосы, жесткие, пахнущие подземельем, и не позволяла вывернуться. Тогда у Ульне хватало сил. - Не плачь о том, чего нельзя изменить.
- Смириться? - выплюнул это слово.
Красноглазый, белолицый с разодранными щеками, с красной полосой свежего ожога на лбу и полукруглым шрамом, который выделялся резко, мальчишка был страшен.
И несчастен.
- Или смириться, или ждать, - ответила ему Ульне, вытирая кровь со щек. - Быть может, однажды жизнь подскажет, как поступить… терпение - это добродетель.
Она протянула ему испачканный кровью платок.
- Но для начала тебе стоит кое-чему научиться…
…он учился.
Менялся.
Изменился настолько, что Тедди это начало злить… ее беспокойный кузен захотел забрать и этого мальчика, хорошо, что не успел.
Освальд умен.
Упрям.
И честолюбив… он достоин носить имя Шеффолков.
- Подай нож, будь любезен, - Ульне не способна удержать книгу, и та падает, придавливает ноги немалым весом своим. А руки теряют способность нож удержать.
Пусть Освальд.
- Здесь, - Ульне проводит вдоль переплета. - Режь.
И клинок с хрустом ломает иссохшую кожу переплета. Рана ширится, и Освальд раздирает ее, уже понимая, что именно находится в тайнике.
Черный камень квадратной огранки, совершенный каждой гранью своей. Он вспыхивает яростно, оскорбленный многолетним пленом. И чернота отступает.
- Корону сделаешь сам, - Ульне протягивает руку, и камень ложится в нее. Тяжелый.
Слишком тяжелый для женщины.
А корона, надо полагать, и вовсе была бы неподъемна, но Освальду пойдет… семь зубцов… и не нужны другие алмазы, хватит и этого.
Черный принц.
Проклятый… в ушах звенит, и слышится голос отца… он сажал Ульне на колени, и она помнит, что от пиджака его вечно пахло псиной и табаком. Рыжие сеттеры вертелись у ног, укладывались перед камином.
