Лилит Сэйнткроу - Предательства
Я медленно открыла глаза. Предупреждение растворилось. Неужели снова бабушка? Кто бы это ни был, он пытался сказать мне что-то очень важное.
Тук-тук-тук. Тук. Тук-тук.
Ужас стал обволакивать меня холодом, начиная с макушки и вниз по всему телу. Такой знакомый звук — кто-то нетерпеливо барабанит пальцами по стеклу. Воспоминания слились со сном и, сговорившись, потянули меня куда-то вниз. Подушка внезапно стала жесткой и горячей.
У задней двери стоял зомби.
Отблеск солнечного света сверкнул в голубых глазах, оттеняя пожелтевшие от начавшегося гниения белки. Пол-лица уже, видимо, кем-то отъедено, а нижняя челюсть напоминает кровавую кашу, заледеневшую на морозе. Пальцы стерты до костей, которыми зомби и царапает стекло. С рук свисают куски гниющей плоти…
Сильный спазм скрутил желудок, а черный туман скрыл от глаз все кроме двери и стоящего за ней зомби. В голове пронесся оглушительный крик, похожий на нарастающий рев взлетающего реактивного самолета…
Этого зомби я узнала бы из тысячи. Да, передо мной стоял изуродованный мертвец, но глаза у него остались прежние — голубые, как зимнее небо, окаймленные светлыми ресницами.
Зомби поднял голову, будто услышав отдаленный звук, и встретился со мной взглядом.
Из моей груди вырвался сухой лающий крик. Не веря глазам, я испуганно отскочила к выходу в коридор, промахнулась и больно ударилась бедром о край стоящей возле стенки коробки.
Папа сжал в кулак пальцы с острыми костяшками, выпирающими сквозь куски сохранившейся плоти. Кто успел им полакомиться, не хотелось даже думать. В следующее мгновение папа разбил кулаком стекло в двери.
Чуть не задохнувшись, я резко села в кровати, пытаясь выбраться из-под тяжелых одеял. Изношенные шелковые простыни прилипли к вспотевшему телу, липким пальцами обвивая бедра и лодыжки. Кулаками я колотила воздух, крик замер в горле. Шуршание крыльев еще мгновение наполняло комнату, но бабушкина сова — та самая сова, которая сидела у бабушки на окне в день ее смерти, а полторы недели назад предупредила меня об опасности и повела к папиному грузовику, — так и не появлялась.
Здесь что-то не так, Дрю. Осторожнее!
Но голос затих, как только я проснулась окончательно и поняла, что сжимаю во влажных пальцах мамин медальон. Я поморгала, чтобы отделить сон от реальности.
Тук. Тук-тук.
Звук не из сна. Стучали в окно.
Я соскочила с кровати, жестко приземлившись на пол. Зубы щелкнули — хорошо, что между ними не оказался язык. Неуклюжими со сна руками я пыталась нащупать на ночном столике оружие. Дома у меня всегда там лежал пистолет. Но здесь со мной только посеребренный стилет — все мое оружие, включая и пистолет, забрали в арсенал. Забрали все, кроме забытого в кармане пружинного ножа, про который я никому ничего не сказала. Просто решила, что так будет правильно.
Я нажала кнопку — выскочило лезвие. Стук прекратился.
Свободной рукой я протерла глаза. Тонкие клинки бледного дневного света перемещались по мере того, как двигался тот, кто был за окном.
День. Днем Школа спит — так безопаснее. По крайней мере, есть защита от носферату. Некоторые старшеклассники-волки патрулируют территорию в человеческом или нечеловеческом обличье. Я думала, вдруг и преподы-дампиры тоже, но поленилась спросить. Так что я просто спала днем и бодрствовала ночью, хотя организм с трудом к этому привыкал.
Мое дыхание стало затхлым. Я спряталась за кроватью, взвешивая шансы.
Щелк! — это отскочила оконная задвижка. Я зажала стилет в руке, лезвием плашмя к запястью. Серебро, которым был покрыт клинок, — мощное оружие против всяких черных сил, а в схватке мне удастся нанести один-два удара. Я набрала полную грудь пыльного застоявшегося воздуха, сердце колотилось уже в горле, но по всему телу вдруг разлилось невероятное чувство спокойствия.
В Школе буквально все вызывало недоумение. Но сейчас, когда ко мне в окно лезло нечто угрожающее жизни… Я знала, что делать, я с таким сталкивалась. Однажды в Луизиане мы на свою голову связались с шаманом, и он наслал на нас ведьму с тараканами. Но мне снова явилась бабушкина сова, я успела предупредить папу. Когда окно разлетелось на куски с серебристым звуком, и первые огромные тараканы хлынули в комнату, мы уже их ждали.
Поэтому когда что-бы-там-ни-было проникнет ко мне в комнату, я буду готова. Как раз этого я неосознанно ждала. Вот оно, настоящее дело! А все остальное — это просто бесполезное топтание на одном месте. И я, содрогаясь от ужаса, с колотящимся в горле сердцем, наконец, ощутила Истинный мир. Да и еще от страха забыла, что мне одиноко и что я одна в комнате.
Я все еще сидела за кроватью, скрючившись, в задравшейся кверху майке и пижамных шортах, когда вдруг поняла: голубые защитные линии на стенах не светятся и не трещат. Мне стоило огромных усилий поставить защиту при помощи бабушкиной рябиновой палочки, но я справилась. Волшебная палочка ведь всего лишь символ, как много раз говорила мне бабушка. Главное не палочка, а сила воли, Дрю, запомни это. Она всегда говорила что-то подобное. Запомни, Дрю, хорошенько запомни.
Кошмар. То, что мне хотелось бы забыть, навечно засело в памяти. Например, зомби у двери кухни или крошечное пространство, заваленное мягкими игрушками, и страх маленькой сонной девочки.
Так, на что не реагируют защитные линии? Есть короткий список. Я стала судорожно вспоминать.
Окно распахнулось. В комнату, слегка раздвину» занавески, ворвался холодный влажный воздух. Об пол стукнули тяжелые ботинки, створки с тихим скрежетом закрылись, и он обернулся. Слабый серый свет едва касался его гладких темных волос, в которых вспыхивали и угасали светлые пряди, рассекавшие шелковистую шевелюру словно пальцы.
Обежав комнату взглядом, он остановился на мне. Яркие голубые глаза пылали в тусклом свете. На нем была кожаная рокерская куртка до бедер. Он провел рукой по волосам, вытряхивая из них воду. Холодный взгляд пронзил меня насквозь, и я вдруг почувствовала запах свежего яблочного пирога.
— Здравствуй, Дрю. — Его губы дернулись в улыбке. Я уже успела забыть, что все выпуклости и впадинки его лица придают ему… нет, не красоту, а какую-то целостность. И что у него немного вздернутые брови, а стрижка смотрится одновременно и дорого, и небрежно. — Ты хорошо себя вела? Твой ангел-хранитель хочет знать.
Я смотрела на Кристофа во все глаза, открыв рот — забавно, наверное, выглядела. Он задвинул шторы, и комната погрузилась во мрак.
