Дом неистовых клятв (ЛП) - Вильденштейн Оливия

Мои колени подгибаются, и мне кажется, что я вот-вот упаду и расплавлю лёд, но меня держат сильные руки. Они обхватывают меня за талию, а затем… проходят прямо сквозь неё.

И следующее, что я чувствую — это то, как я ударяюсь обо что-то острое. Гигантская сосулька пролетает мимо меня и врезается в… в землю.

В землю, которую я больше не чувствую под ногами.

О, боги, я… я…

Лечу.

Я моргаю, чтобы избавиться от льдинок, которые застилают мне глаза, а затем перевожу взгляд на лицо Лора, которое смотрит на меня снизу вверх. Его глаза сверкают, а губы приподняты в улыбке.

«Ты летишь, птичка. Мой зов, должно быть, порвал путы, которыми была связана твоя воронова сущность».

Я смотрю по сторонам и обнаруживаю, что вместо рук у меня — два огромных чёрных крыла. Я начинаю махать ими с таким энтузиазмом, что врезаюсь в другую сосульку. Мерда. Focá. Из меня также вырываются и другие ругательства, которые, в кои-то веки, забавляют Лора.

Я лечу.

Твою мать, я лечу.

Когда осознание этого постепенно доходит до меня, это похоже на тёплую воду, которой плеснули на замерзшую кожу и которая расплавляет иней, оставленный недавней битвой. Моё сердце раздувается от эмоций, и мне кажется, что у него тоже выросли крылья.

Святой котёл, я умею летать. Я могу превращаться в дым. Я могу проходить сквозь стены. Вообще-то я и так уже умела это делать, но теперь я могу растворяться в воздухе. В воздухе!

Снаружи раздаётся карканье, отчего гора снова сотрясается.

Лор с трудом сглатывает, и его сверкающие глаза начинают слезиться.

«Ты плачешь?»

Уголки его губ приподнимаются всё выше и выше.

«Что?»

«Я исполнил твоё желание, любовь моя».

Несмотря на то, что мой клюв не может растягиваться, я улыбаюсь. У меня есть клюв. Я сгибаю ногу и осматриваю свои смертоносные когти. Железные когти. Я заворожена точно так же, как в тот день, когда моя рука прошла сквозь предмет под воздействием магии моей крови.

Неожиданно в стене из снега, которая загородила вход в пещеру, появляется гигантская дыра. Яркие и восхитительные солнечные лучи проникают внутрь вместе со свежим воздухом, который уносит с собой запах смерти. Внутрь влетают два ворона, но моё внимание привлекают люди, которые стоят снаружи.

А в особенности один из них.

Принц Константин.

— Мы решили, что вам может понадобиться помощь, Рибав.

Он обводит взглядом мёртвые тела.

— Но, как вижу, вы и так уже со всем разобрались.

— Спасибо, что пришёл, — Лор наклоняет голову и спрашивает у меня.

«Ты потребовала исполнения условий вашей сделки?»

«Нет».

Я, должно быть, сложила крылья, потому что тут же врезаюсь в землю у ног Лора и издаю стон.

Улыбнувшись, Лор приседает на корточки и обхватывает мою голову руками. Ой. Он поглаживает мои щёки, проводя большими пальцами рук по моим чёрным перьям.

— Дочка, — хриплый голос моего отца заставляет меня резко повернуть голову в его сторону.

«Осторожнее, любовь моя. Твои губы теперь острые, как лезвие».

Улыбка Лора становится ещё шире, и хотя за той единственной слезой, которая стекла по его суровому лицу, больше не скатывается ни единой слезинки, его глаза продолжают блестеть.

«Возвращайся ко мне».

«Хорошо».

Я перевоплощаюсь в человека так же быстро, как я превратилась до этого в птицу, поэтому я плюхаюсь на пол, ударившись копчиком об лёд, и испускаю очередной стон.

Издав резкий смешок, Лор поднимает меня на ноги.

«Ты совсем скоро привыкнешь к своему новому обличью».

Мой отец отталкивает плечом Лора и повторяет всё то же красивое слово, которое соединяет наши сердца и души: «Дочка».

Это так забавно. Я вряд ли слышала, чтобы Кахол когда-нибудь произносил его на люсинском, а сейчас он сделал это уже дважды.

— Твой отец говорил на нашем языке, любовь моя. Как и я сейчас.

Я не должна испытывать шок. Ведь я заговорила на шаббианском ещё до того, как Мириам раскрасила меня кровью, но заявление Лора сбивает меня с ног, в фигуральном смысле этого слова.

Я могу говорить на языке воронов.

Я начинаю смеяться, и моя радость эхом отражается от каждого угла этого огромного ледяного храма. Но затем раздаётся другой звук — низкий надрывный крик.

Мой рот закрывается, и я начинаю сгорать от стыда из-за того, что позволила себе это чувство радости.

За то, что позволила себе на мгновение забыть о смерти, которую я навлекла.

Мой отец, должно быть, понимает, что стало причиной криков Киана, потому что он превращается в дым и устремляется к своему брату, стоящему на коленях.

— Ш-ш, — Лор сгребает меня в охапку. — Это не твоя вина, любовь моя.

Я утыкаюсь лицом в изгиб его шеи, в то место, где заканчиваются его доспехи, и вдыхаю запах своей пары до тех пор, пока он не заполняет некоторые дыры, образовавшиеся в моём сердце.

— Не могли бы мы уже найти рунический камень и уйти отсюда? — говорю я тихим голосом, впитавшим боль моего дяди.

— Росси только что забрал его из саней, — бормочет Лор и испускает глубокий вздох. — Он оказался довольно полезным, не так ли?

— Ты наконец-то потеплел к нему?

Он хмыкает почти беззвучно.

— Он выдал тебя замуж за другого мужчину.

Я резко отрываю голову от груди Лора, поднимаю руку и начинаю вращать её из стороны в сторону. Моя ладонь чистая и розовая. Она больше не обезображена ненавистной мне отметиной, которая соединяла меня с человеком, который умер, войдя в историю психопатом, а не легендой.

Лор сжимает мое запястье и подносит мою руку к губам, после чего оставляет поцелуй по центру моей ладони.

«Моя».

«Я всегда была твоей».

«Но теперь ты принадлежишь только мне».

ГЛАВА 87

Как только мы долетаем до эспланады Небесного королевства, моя пара превращается в дым и остаётся в этом обличье до тех пор, пока мои когти не начинают царапать по камню.

Я пробовала перевоплотиться несколько раз и потренировала приземление прежде, чем покинуть Глэйс. Большую часть пути я летела самостоятельно, и только однажды приземлилась Лору на спину, чтобы отдохнуть, так как моя пара явно всё ещё переживает по поводу моей техники. Моё тело, и правда, покрыто значительным количеством синяков и ссадин. Большинство из них появились в ходе схватки, но некоторые из них я заработала, врезаясь в утрамбованный снег и лёд в непривычном для себя обличье.

Мой дед слезает со спины Кольма, а Мириам с Ифы. В то время как все остальные не очень-то хотели нести её на себе до Люса, Ифа расправила плечи — точнее крылья — и низко присела, для того, чтобы Юстус помог колдунье усесться на неё.

Мой отец перевоплощается в человеческое обличье, и рунический камень, завёрнутый в меховую накидку, оказывается теперь зажатым между его пальцами, а не когтями. Он бросает взгляд на Мириам, и я чувствую, что ему хочется сбросить её с этой горы, но Юстус предупредил нас о том, что заклинание, установившее магический барьер, слишком древнее и вряд ли снимется само по себе. А ещё он боится, что его вообще нельзя будет снять, и оно трансформируется во что-то еще более ужасное. Поэтому перед тем как покинуть Глэйс, Лор заставил Мириам поклясться, что она снимет магический барьер, не прибегая ни к какой хитрости.

Когда Юстус спускает всё ещё неокрепшую Мириам на гладкий пол и встаёт за ней, чтобы она могла использовать его ноги как спинку стула, Эрвин подлетает к самому южному люку, чтобы принести два рунических камня из зала военного совета.

Он так долго не возвращается, что я начинаю переживать, что с ними что-то случилось. А вдруг Антони уговорил Маттиа украсть эти бесценные реликвии?

Я беспокойно сжимаю локти руками, а моя кожа под испорченной водолазкой покрывается мурашками. Мне даже начинает казаться, что кожаный ремешок с подаренной мне ракушкой, которая каким-то образом смогла пережить мою жёсткую посадку, начинает душить меня.