Вероника Горбачёва - Иная судьба. Книга I
А потом он увидел себя со своим отрядом здесь же, в пустыне, и при этом знал, что за плечами у него — долгий изнуряющий путь. Тяжелые переходы, скрип песка на зубах, вонь собственного тела, пекущегося в раскалённых солнцем доспехах, и жажда, постоянная непреходящая жажда. Вот они, плоские крыши Тируаля уже видны из-за ближайшего бархана, и пальмы с волосатыми стволами, и пики двух минаретов, уходящие в небо. И зубцы высокой стены, которая в прошлый приход рыцарей была пуста, а сейчас ощетинилась копьями.
А потом всё было… как полагается. Всадник против всадника. Воин против воина. Мечи против ятаганов.
Трижды они штурмовали ворота, и трижды отступали. Силы были равны. А на четвёртый день их настиг гонец от Его Величества Филиппа, с известием, что с Аббасом-эль-Хаидом подписан договор о двадцатилетнем мире и сотрудничестве — в обмен на передачу во владение Галлии алмазных копий. И все военные действия на территории Арагона должны быть немедленно и под страхом смерти прекращены.
Гонец прибыл не один, а в сопровождении небольшой роты. Де Муа плевал на его угрозы, очень уж распалился, так хотелось ему согнуть непокорный городишко. Но… Слишком много свидетелей. К тому же, одновременно с вестью о мире гонец прислал и приказ о срочном отзыве рыцарей. Его Величеству спешно снаряжал экспедицию в Новый свет, а уж туда-то требовались самые отчаянные… Было где остудить горячие головы.
Бенедикт очень хорошо запомнил так и не открывшиеся ворота Тируаля. А потом на их месте почему-то вспыхнул огромный, до неба, костёр, который вдруг опал, сжался и заполз подо рдеющие уголья. Когда во временно ослепших глазах перестали плясать чёртовы белёсые пятна — стало видно сереющее небо с гаснущими звёздами, а где-то над самым горизонтом уже растекалось багровое пятно рассвета.
Над остывшим за ночь песком висела туманная дымка. Стояла тишина. Бенедикт поднялся — и отчётливо услышал, как хрустнули суставы в занемевших коленях. Тела бывших соратников, пока не тронутые падальщиками, но уже обобранные, так и лежали на песке. Его почему-то не тронули.
И кто-то оставил поблизости походную кожаную флягу, к которой он так и припал пересохшим ртом, едва сдержавшись, чтобы не выхлебать всё сразу. Вода — величайшая драгоценность, её надо поберечь, раз он жив и…
Похолодев, он схватился за живот — чистый, гладкий, без следов раны или воспаления. Зажал рот от внезапно вырвавшегося рыдания. Справился с собой. И истово перекрестился:
— Верую, Господи…
А потом, пока не рассвело окончательно, он, отыскав латные перчатки, рыл руками яму в песке — не для погибших, при всём желании он не смог бы похоронить всех, а для себя. Ещё в самом начале похода у него возникла крамольная мысль: зачем изнурять себя переходом в самое пекло, когда можно ехать прохладной ночью? Но командир поднял его на смех и обвинил в малодушии и изнеженности. Теперь было самое время проверить свою теорию.
Мавры успели снять с убитых оружие и часть доспехов, сорвали с земли шатры, но Бенедикту удалось раздобыть два почти целых плаща, изрядно подпорченных кровью — должно быть, оттого на них никто и не польстился. Меча своего он так и не нашёл, но засапожный нож был при нём всегда. Им-то он и срезал несколько чахлых кустиков, укрепил по краям вырытой ямы, кое-как натянул заскорузлую от крови ткань. В два слоя. Чтобы ни один луч солнца не просачивался. Влез под импровизированный тент и решил: будь что будет. И тотчас уснул, будто и впрямь умер.
Очнулся только вечером. В самодельном убежище было душно — но и только. Скосив глаза, подождал, пока змея, свернувшаяся клубком на груди, не проснётся и не уползёт. На него нашло странное спокойствие. Теперь он твёрдо знал: если уж Тот, кто Свыше, решил, что Бенедикту де Труайялю помирать ещё рано — так и будет. Теперь он выживет, чтобы не случилось. Но и на рожон лезть не надо…
Он хлебнул воды и высунул голову из-под тента. В нос ударил душок разлагающейся плоти. Каркало вороньё, ругались гиены. Пора было уходить. У него были союзники — синеватый гребешок горной цепи у самого горизонта, как ориентир, и полная луна.
К утру он выдохся настолько, что, несмотря, на разумное намерение сперва обустроить убежище, а только потом отдохнуть, привалился к небольшому плоскому камню, которых на подступе к горам попадалось всё чаще, и… уснул.
Проснувшись, торопливо поднял голову, вздрогнул. Прямо на него уставилась огромная рептилия. Бенедикт лихорадочно пытался сообразить, успеет ли вытащить нож или не успеет — но тут заметил весьма странную вещь. Змей — впрочем, нет, дракон — сидел перед ним с раскрытыми крыльями.
А в тени от крыльев находился он сам, Бенедикт.
«Ссс добрым утром», — сварливо поздоровался ящер. «Так и будешшшь прохлаждатьссся? Вссставай, мне некогхххда…»
Он сложил крылья и встопорщил гребень на спине.
«Сссадись. Донесссу тебя до зсссамка. Тут недалеко…»
Минуту спустя Бенедикт уже цеплялся мёртвой хваткой в один из зубцов на драконьем хребте. Откуда только силы взялись! Ветер, нещадно бивший ему в лицо там, наверху, в поднебесье, выжимал слёзы и выдувал мысли, оставил единственную: холодно! Никогда бы не подумал, что под слепящим солнцем можно заледенеть до полусмерти… Он совсем окоченел, и девушке, которая выскочила на башенную площадку встретить дракона, пришлось звать на помощь людей, чтобы помогли сойти. Только, коснувшись стёртыми каблуками башенных плит, Бенедикт осознал, наконец, что это всё — не очередной горячечный бред, а самая что ни на есть реальность.
Тяжело опираясь о подставленные плечи стражников, он, как мог, поклонился девушке. Представился, не зная ещё — поймут его или нет, полным именем, полным титулом. Должно быть, со стороны это выглядело нелепо — оборванный, грязный, измождённый… граф де Труайяль. Но красавица, по-видимому, здесь многого навидалась.
— Эстрелитта дель Вальдес Леаль, сударь. — Её галльский был со смешным милым грассированием. — Прошу вас следовать за мной и ни о чём не волноваться — здесь вы в безопасности. Диас, Хорхе, помогите господину графу добраться, мы поместим его, пожалуй… в сиреневой башне, да.
«Надеюсссь, ты уделишшшь потом и мне немного внимания», — услышал, уже уходя, Бенедикт. Девушка засмеялась.
— Ах, Арман, конечно! Чего ты медлишь? Превращайся и приходи к нам, отец тебя давно поджидает.
«А ты, Эссс?»
— Приходи, — уклонилась красавица от ответа. — И вечером я тебе всё сама расскажу… А сейчас — у нас гость, и в таком состоянии, ты же видишь…
Всё-таки Бенедикт был достаточно силён, чтобы, едва придя в себя, отстраниться от поддерживающих его мужчин и пойти самостоятельно. Он шёл по длинному коридору, привыкая к полумраку, чувствуя, как прибавляются с каждым шагом силы. «Эй! Нам сюда!» — окликнул его один из спутников, но Бенедикт лишь отмахнулся: его будто вёл кто-то, тянул за собой. Наугад открыл одну из дверей — и оказался в маленькой домашней часовне.
![Брайен Фрил - Праздник урожая [=Танцы на праздник урожая]](/uploads/posts/books/271489/271489.jpg)
