Далия Трускиновская - Единственные
В голосе была яростная гордость. Такой Лидия Константиновна родную мать не знала.
– А Константин Иванович?
– А что – Константин Иванович? Родители гундели – иди за него да иди за него, тебе уж тридцать, скажи спасибо, что хоть этот сватается. А ему-то – сорок девять, какая там любовь? Замуж вышла, при чем тут любовь? Вот – Лидку свою родила. А любила – его одного, другого любить не могла.
Анна Ильинична повернулась к портрету – а портрета-то и не было. Одно темное пятно на обоях, да и оно тает, тает, тает…
* * *А пространство сужается.
И есть в нем место еще для одной живой души. Пока еще – живой. Для нее приберегли этот угол.
Она крепко сидит в ловушке, поставленной Однолюбом. Много лет сидит. Деваться ей некуда. Годы не те, чтобы что-то затевать. Вроде – некуда…
* * *Дверной звонок был старый и с придурью – дребезжал через раз. Илона не стала его чинить: кому надо, тот будет жать на кнопку так и сяк, пока не дождется звука.
Она чистила картошку, очень хорошую картошку, сама отобрала из целого мешка, когда звонок подал голос. Вставать и открывать дверь не хотелось. Звонок не унимался. Илона, шаркая древними шлепанцами и бормоча нехорошие слова, пошла в прихожую.
– Илонка, это я, открой! – кричала из-за двери Галочка. – Я это!
Дверь распахнулась, Галочка ступила на порог, и Илона даже испугалась – что с ней стряслось?
Вроде и не так давно встречались в супермаркете, возле хлебных полок. Или нет – Галочка забегала вечером, у нее чайная заварка кончилась, Илона поделилась и еще дала майонез; пожадничав, она набрала на рынке пакетиков дешевого майонеза, который отдавали по пять рублей, потому что срок годности практически истек, и потом только поняла, что никогда не будет делать салатов, для которых он требуется.
Галочка изменилась страшно, именно что страшно – личико сделалось с кулачок, плечи как-то очень жалко обвисли.
– Илонка, у меня к тебе разговор, – сказала она. – Ты понимаешь… в общем… ну, пойдем на кухню, что ли? В общем, такой вот разговор…
– Что случилось? – спросила Илона. – На тебе лица нет.
– Вот то и случилось. Ну… ну… вот даже и не знаю, как начать.
– Проходи, садись, я чайник поставлю.
Илона порадовалась, что успела сунуть две пустые бутылки в мусорник. Это было для нее достижение, которым она могла гордиться, – всего две бутылки с прошлого вторника, и то – не днем, а лишь на сон грядущий. Чтобы лучше спалось, то есть – для здоровья.
Она быстро накрыла мусорник крышкой, ополоснула руки, вытерла их кухонным полотенцем, купленным двадцать лет назад, и выставила на столик чашки. К чаю было печенье из неведомой страны, тоже базарного происхождения – с истекшим сроком годности, ну да что ему, печенью, сделается? Сколько Илона ни брала дешевых продуктов, продаваемых с поддона – вывозился поддон на пятачок возле овощных рядов, товар разлетался вмиг, поддон исчезал, и поди докажи, что тут только что шла бешеная торговля! – ни разу не отравилась. Да и было ли когда, чтобы человек отравился макаронами?
Галочка села, положила руки на колени, вдруг спохватилась, достала из кармана халата пузырек, вытряхнула две таблетки и запила их водой из-под крана.
– Ты что, простыла? – спросила Илона.
– Хуже. Ну, в общем… В общем, я – все. Была сегодня утром у врача. Онкология. Ну вот, сказала.
– Так это теперь лечится.
– Если вовремя захватить, может, и лечится, а у меня, Илонка… У меня – не вовремя. Поздно…
– И что, врач так прямо сказал? – не поверила Илона.
– Ну, не совсем прямо. Сказал – положение очень серьезное. Попросил телефоны детей. Ну, я и говорю – старший, Максим, уже в Америке, младший, Артем, вообще в Австралии, и внуки все там. Чего их беспокоить? Старшей, Габи, всего четырнадцать, Бруно – двенадцать. Остальные – крохи.
– Не мог он так сказать. Им нельзя так говорить.
– Ну, нельзя. Спросил, с кем я живу. Я рассказала про Толика. А он – нужно объяснить детям, что положение серьезное. Возраст у вас, говорит, уже значительный, вы всю жизнь работали и обо всех заботились, пускай теперь о вас позаботятся. Лекарства выписал…
– Ну, мало ли, что он имел в виду! Галка, мы ведь уже не девочки! – пылко заговорила Илона. – У нас уже и должны быть болячки!
– Это онкология, Илусик. Онкология. Я же не от зубодрала это услышала. Ну, хватит! Я должна позаботиться о Толике. Дети и внуки не пропадут. А Толик… Нельзя, чтобы он один остался. Илонка, если что – забери его! Будь с ним!
– Ты с ума сошла! Он что – кот, чтобы его забирать?!
– Он не сможет один, понимаешь? Я его всюду за руку вожу. Он немного видит, но очень плохо. Илонка, я подумала, подумала – только тебя и могу попросить! Ты – единственная, понимаешь? Только тебе могу его доверить!
– Мне?! Ты что?!.
Вспомнилось жуткое – как Галочка и Толик нашли ее спящую на лестнице, потому что она не смогла попасть ключом в замочную скажину.
– Да, тебе, тебе! Я же тебя всю жизнь знаю, я сейчас только на тебя могу положиться! Помнишь, как ты с мамой сидела? Помнишь?
– Да ну тебя…
– Илонка, я его люблю, ты даже не представляешь, как я его люблю, – помолчав, сказала Галочка. – Мы столько лет вместе… И я, знаешь, что поняла? Раньше я просто не умела так любить. У нас ведь не все сразу наладилось, через два месяца после свадьбы чуть не разбежались. А потом… Знаешь, как два деревца, которые растут рядом и корнями переплелись? Я боюсь, Илонка! Я боюсь, что ему без меня будет очень плохо! Он ведь здоровый, только глаза уже никакие и спина побаливает, так ты смотри, чтобы он шерстяной шарф носил на пояснице… Я боюсь, что он не захочет без меня жить! Ну да, да, все на том свете встретимся!.. Но если человек сам над собой что-то сотворит – то не встретимся, вот что страшно. Илонка, Христом-Богом тебя прошу – обещай, что ты его не бросишь!
Илона до смерти перепугалась.
Жизнь ведь кое-как наладилась. Было место на рынке, была хорошая хозяйка, понимавшая, что сидеть в мороз возле мешков с картошкой желающих мало; хозяйка знала, что Илона раза два в неделю набирает себе пакет лучших клубней, и ни слова ей не сказала! Были подружки в картофельном и овощном рядах, были подружки, торгующие колготками, которые немного завидовали Илоне – она целый день сидела, а они стояли. На рынок Илона шла с удовольствием, хотя приходилось вставать ни свет ни заря. На рынке было множество событий, и случались такие бурные романы, что подолгу обсуждались во всех пикантных подробностях, и это было Илоне очень интересно. Квартирантка – спокойная, платит вовремя, проблем не создает, парней к себе не водит. Хватало денег на квартиру, на еду, кое-какую одежду можно было раздобыть на рынке – Илона однажды за пять кило картошки получила почти новый и недешевый пуховик, который бомж, как видно, вынул из мусорного контейнера. Телевизор работал, газовая плита работала, с сантехникой тоже все было в порядке, чего же еще надо?
