Стефани Майер - Жизнь и смерть
Один вопрос я хотел задать больше всего, но колебался. Думаю, если бы здесь не было Джесамины, я сделал бы это быстрее. В ее присутствии я чувствовал себя не так свободно, как с одним Арчи. Видимо, только потому, что она не старалась добиться этого.
За едой, во время… ужина? Возможно, ведь я не смог бы припомнить, какой это прием пищи… Я обдумывал различные способы сформулировать этот вопрос. А потом поймал выражение лица Арчи и понял, что он уже знает, о чем я пытаюсь спросить, но, в отличие от дюжин остальных вопросов, этому суждено остаться без ответа.
Я прищурился и мрачно поинтересовался:
— Это содержалось в списке инструкций Эдит?
Кажется, из угла, где находилась Джесамина, донесся почти беззвучный вздох. Вероятно, очень раздражает, когда слышишь только половину диалога. Но ей следовало бы уже привыкнуть к такому. Держу пари, Эдит и Арчи вообще не приходится разговаривать вслух, общаясь друг с другом.
— Это подразумевалось, — ответил Арчи.
Я вспомнил их ссору в «джипе». Неужели они спорили об этом?
— Наверное, нашей будущей дружбы недостаточно, чтобы перетянуть тебя на мою сторону?
Он нахмурился:
— Эдит моя сестра.
— Даже если ты с ней не согласен в этом вопросе?
Минуту-другую мы пристально смотрели друг на друга.
— Так вот что ты видел, — догадался я. И почувствовал, как расширяются мои глаза. — И она так расстроилась. Ты уже видел это, да?
— Это был только один вариант будущего среди многих. Я также видел, как ты умираешь, — напомнил он.
— Но всё-таки ты видел это. Значит, такая возможность существует. — Он пожал плечами. — А ты не считаешь, что в таком случае я имею право знать? Даже если на это есть лишь крошечный шанс?
Он уставился на меня, размышляя.
— Да, — наконец сказал он. — Ты имеешь такое право.
Я ждал.
— Ты не знаешь фурии, подобной Эдит, когда кто-то срывает ее планы, — предупредил меня Арчи.
— Это ее не касается. Только нас с тобой. Прошу тебя — как твой друг.
Он помолчал, а потом принял решение:
— Я могу рассказать тебе о механике этого, но сам не помню, как всё происходило, никогда не делал ничего подобного и не видел, как это делается, поэтому не забывай, что я в состоянии только изложить тебе теорию.
— Как становятся вампирами?
— О, и это всё? — пробормотала позади меня Джесамина. Я совсем забыл, что она слушает.
Я ждал.
— Как хищники, — начал Арчи, — мы имеем в своем арсенале избыточное количество «оружия», присущего нам от природы — гораздо, гораздо больше, чем необходимо для охоты на такую легкую добычу, как люди. Сила, скорость, острые слух, зрение, обоняние, и это не упоминая о том, что некоторые из нас, подобно Эдит, Джесамине и мне, имеют еще и особые возможности. К тому же, словно плотоядные растения, мы физически привлекательны для нашей добычи.
Я снова будто видел всё это — как Эдит проиллюстрировала мне ту же самую идею на поляне.
Арчи широко улыбнулся, блеснув зубами:
— Ко всему прочему, у нас есть дополнительное, довольно-таки лишнее, оружие. Мы еще и ядовиты. Этот яд не убивает — просто выводит из строя. Действует медленно, распространяясь по кровеносной системе — так, чтобы укушенная жертва испытывала слишком сильные мучения, чтобы сбежать от нас. Почти лишнее, как я и сказал. Если мы так близко, нашей добыче не сбежать. Разумеется, если мы этого не захотим.
— Карин, — тихо сказал я. Пробелы в истории, рассказанной мне Эдит, теперь заполнялись. — Значит… если позволить яду продолжить действие?..
— Полная трансформация занимает несколько дней, в зависимости от того, сколько яда в крови, как близко он к сердцу — создатель Карин укусил ее в руку, специально, чтобы было хуже. Пока сердце продолжает биться, яд разносится по всему телу, исцеляя и изменяя его по мере распространения. В конце концов сердце останавливается, и в этот момент обращение завершается. Но всё это время, каждую минуту, жертва хочет умереть… с воплями умоляет о смерти. — Я содрогнулся. — Это неприятно, да.
— Эдит говорила, что это очень трудно сделать… но, похоже, всё довольно просто.
— В каком-то смысле мы еще и похожи на акул. Ощутив вкус крови или, если уж на то пошло, просто уловив ее запах, очень трудно удержаться и не выпить всё. Даже невозможно, пожалуй. Поэтому, видишь ли, стоит действительно укусить кого-то, попробовать кровь — и начнется безумие. То есть это трудно для обоих — у одного жажда крови, у другого — ужасная боль.
— Кажется, такое ты должен был запомнить, — сказал я.
— Для всех остальных боль трансформации — самое яркое воспоминание, оставшееся от человеческой жизни. Не знаю, почему у меня не так.
Застыв на месте, Арчи уставился в пространство. Я задумался о том, каково это — не знать, кто ты. Смотреть в зеркало и не узнавать того, кто глядит на тебя оттуда.
Но мне трудно было поверить в преступное прошлое Арчи: в его лице было что-то неподдельно хорошее. Роял был эффектным, с таких не сводят глаз девчонки в школе, но в чертах Арчи было что-то большее, чем совершенство. Абсолютная чистота.
— В том, чтобы отличаться от других, есть и свои преимущества, — внезапно сказал Арчи. — Я не помню тех, кого оставил позади. Избежал и этой боли, — он посмотрел на меня, и его глаза слегка сузились: — Карин, Эдит и Энист потеряли всех, кто имел для них значение, еще до того, как расстались с человеческой жизнью. Поэтому горевали, но не тосковали. У остальных всё было по-другому. Физическая боль проходит относительно быстро, Бо. Есть гораздо более медленные виды страдания… У Рояла были любящие родители, нуждавшиеся в его помощи… и две младшие сестрёнки, которых он обожал. После обращения он никогда больше не смог увидеться с ними. А потом пережил их всех. Эта боль проходит очень, очень медленно.
Интересно, уж не пытается ли Арчи заставить меня почувствовать жалость к Роялу — стать более терпимым, несмотря на его ненависть ко мне. Что ж… у него получалось.
Арчи покачал головой, словно знал, что я не врубаюсь.
— Это неотъемлемая часть процесса, Бо. Я не испытал такого, а значит, не могу сказать, каково это. Но это часть процесса.
И тогда я понял, о чем он говорит.
Арчи снова застыл в полной неподвижности. Я заложил руку за голову и уставился в потолок.
Если… если когда-нибудь Эдит захочет, чтобы я стал таким… что это будет означать для мамы? Для Чарли?
Мне было о чем поразмыслить. О том, во что раньше мне и в голову не пришло бы вникать… да я и о существовании чего-то подобного даже не подозревал.
Но кое-что казалось очевидным. По каким-то причинам Эдит не хотела, чтобы я думал о чем-то таком. Почему? У меня начинал болеть живот, когда я пытался подобрать ответ на этот вопрос.
