Полёт совиного пёрышка (СИ) - Предгорная Арина

Так, Гердерия, остановись! Я с силой шлёпнула ладонью по воде, поднимая тучу брызг. Они попали в лицо, осели на волосах. У Сэла нет причин вредить мне, ни единой. Рэй – Рене утверждал, что ему можно и нужно довериться, и всё, что я видела в зеленоглазом маге, говорило о том же. Рэй не стал бы таким изощрённым способом лишать меня «ключа», тем более он сам много часов провёл в борьбе с огнём…

Я потёрла занывшие виски, прогоняя оскорбительные подозрения. Райдер желал моей свободы так же, как я сама, я не могла ошибаться. К тому же кроме Вергена и Лиз, никто не знал моего настоящего имени, а им ничего не известно о Лордброке и остальном. Ррох. Как же всё запуталось! И как до сих пор совестно перед Лиз!

Я зажмурилась, стараясь выбросить неправильные мысли о самых родных мне людях прочь из головы. Если дать им волю – никому нельзя верить. Даже Рене, у которого свой ворох тайн и расплывчатых обещаний когда-нибудь раскрыть их все. Что-то щекотно щёлкнуло меня по влажному носу, и я торопливо распахнула глаза. Над водой порхала алое пятнышко, в котором я узнала магическое письмо. Ещё одно. Моргнула сначала с недоумением, потом со смущением, ушла под воду по самую шею, будто бумага могла во всех подробностях отобразить и передать отправителю мой далёкий от приличий вид. Хихикнула нервно и протянула мокрую ладонь навстречу бумажной птичке. Ох, а вот и первое послание от Райдера. И тут я глупо хлопнула ресницами в третий раз: алая бумага. На красном писали любовные послания, красным говорили о страсти. Я полюбовалась красивым чётким почерком и ровными строчками, прежде чем смогла вчитаться в них.

Рэй сожалел о том, что мы так мало времени провели вместе и о том, каким нервным и горестным оно получилось. Сообщал о дожде, начавшемся сразу после моего исчезновения и о том, что совсем скоро с огнём будет покончено. Я не могла не порадоваться своевременному вмешательству природы или божественной воли. А следом мой маг в самых нежных выражениях, таких, что у меня щёки заалели, желал мне самой доброй, самой бархатной и тихой ночи, самых сладких снов и… Благовоспитанная дэйна должна была рассердиться и гневно швырнуть бумагу в камин, но вокруг меня плескалась приятно горячая вода, а в собственной благовоспитанности я сомневалась уже давно. Лэйр-Альвентей выражал нахальное и бесстыдное желание присниться мне, раз пока это единственный способ быть рядом. О Рене не было ни одного вопроса. Вот и хорошо, такие вопросы не решить парой ответных строк.

Перед тем, как нырнуть в постель, я ещё раз перечитала письмо, глупо улыбнулась, украдкой поцеловала бумажный уголок – и вызвала огонёк, обдавший ладонь теплом. Послушное заклинанию маленькое пламя быстро слизнуло алую птичку.

К вельвинду удалось ускользнуть в послеобеденный час. Каким он меня встретит на этот раз?..

Встретил меня чопорный слуга с подкрученными усами, проводил в дом и ушёл доложить хозяину о «важной» гостье. Через минуту прибежал сверкающий улыбкой беловолосый Ильн, сходу обрушил на меня ворох комплиментов, после чего с отчётливыми хвастливыми нотками в голосе сообщил, что им с Рене удалось как следует расшатать упрямое заклятье.

– Расшатать? – переспросила я, высматривая самого вельвинда, который пока что не спешил показываться.

– Как гнилой зуб! – радостно подтвердил Ильн, ведя меня к гостевой комнате, в которой жил Рене. – Чтобы вытащить… Ах, об этом я чуть позже расскажу. Идите, дэйна, смотрите сами. Можете не стучать: я предупредил, что вы сейчас придёте.

И мягко подтолкнул меня к закрытой двери.

Я была сбита с толку, но любопытство требовало выхода. Всё-таки стукнув пару раз по дверному полотну костяшками пальцев, я вошла.

– Рене? – тихо позвала я. Комната казалась пустой. – Куда вы спрятали мою птицу?

В углу между большим окном и кроватью что-то зашуршало.

Глава 32.1

Я сделала шаг вперёд, наклонилась. Шебуршание стало заметнее, раздался характерный скрежет коготков по полу и из тени показался мой совушек. При виде пёстрых крылышек в крапинку я едва погасила разочарованный стон: Рене всё ещё птица. А я почему-то была уверена, что он будет в человеческом теле. На что же тогда предлагал смотреть Ильн?

– Здравствуй, – тихо сказала я, пытаясь спрятать разочарование и сожаление.

Рене скосил на меня яркий круглый глаз, вспорхнул на деревянное изножье кровати и встряхнулся, смешно топорща крылышки. По совиному тельцу пошла волна. Я невольно сделала ещё один шаг в его сторону, а сычик свалился со спинки на мягкое покрывало и судорожно, нелепо дёрнулся, издал сдавленный то ли писк, то ли стон. Так и должно быть?! Новая волна вытянула птичье тельце, на краткий миг оно будто растворилось в воздухе – и собралось заново с новым ударом сердца. Длинным и тощим человеческим телом, раскинувшимся поперёк постели. Тёмные пряди упали на бледный лоб, частично прикрыли зажмуренные глаза. Увидев закушенную губу и неестественную бледность вельвинда, я едва удержалась от неприличного ругательства.

– Рене!!

– Ф-ф-у-ух-х, – сдавленно проскрипел птиц и принял сидячее положение. Дышал он тяжело, грудная клетка под зачарованной рубахой так и ходила ходуном. Потёр ладонями лицо. – Надо чаще… тренироваться. Пока ещё… не очень ловко выходит. Дэри, ты представить… себе не можешь, как я тебе рад!

А я – я мгновенно оценила, что он только что испытал, и налетела на чокнутого сыча коршуном. Толкнула в грудь, едва не опрокинув обратно на покрывало.

– Ты что вытворяешь?! Зачем – так?! Я же знаю, как это больно!

Рене улыбался совершенно идиотской улыбкой. Я несколько раз стукнула его, но он вместо того, чтобы уклоняться от ударов, только неловко обнял и принялся поглаживать по плечам. И, кажется, украдкой коснулся губами волос надо лбом.

– Дурак! – я ещё раз стукнула кулаком по острому плечу. – Совсем себя не бережёшь! Болван чокнутый!

Улыбка вельвинда стала неприлично счастливой, и я прекратила осыпать его тушку тумаками, опасаясь нечаянно выбить остатки здравого смысла. Посмотрела в довольные янтарные глаза – и только тогда сообразила.

– Ты сам это сделал? По собственной воле?!

Рене кивнул с улыбкой, нахально чмокнул меня в нос и выпустил из объятий.

– Как тебе это удалось? Ты перехватил контроль у сыча? Ты не первый раз уже сам превращаешься? А…

– Хватит, – рассмеялся птиц. – Я сейчас утону под твоим любопытством!

– В твоём любопытстве, – бездумно поправила я. Прижала ладони к щекам, неверяще уставилась на сияющего Рене. – Я требую подробностей! И крайне возмущена, что ты подвергаешь себя таким мучениям!

– Побочный эффект, – проворчал вельвинд. – Мы над этим работаем. Пойдём к хозяину этого славного дома, ласточка. Я бы очень хотел остаться с тобой вот так, наедине, но Ильн обидится, если я всё расскажу без его участия.

Ильн предложил выпить вина за промежуточный результат работы над коварными чарами. Рене немедленно кивнул и тут же вручил мне бокал. То и дело перебивая друг друга и вставляя важные, по их мнению, замечания и уточнения, оба, учёный и объект эксперимента, принялись делиться научно-магическими изысканиями. В «одолженных» имперских свитках нашлось немало интересного и полезного, благодаря чему Ильн сумел подцепить нужную ниточку в запутанном клубке заклятья. Но распутать её до конца ему оказалось не по силам: единственным действенным и безоговорочным снятием чар всё ещё оставалось перо жизни, которое надо было выдернуть из птичьего оперения. И перо это по-прежнему не желало показываться. Но магу удалось кое-что изменить в заклятии. Это «кое-что» позволило Рене самому обращаться в человека и удерживать нормальный облик дольше, по шесть-семь часов. И это, как дружно заявили оба, только начало. Со временем пройдут не самые приятные болевые ощущения при обороте, а сохранять свой облик будет получаться всё дольше.

– И обратно в сову я тоже могу. Сам, не дожидаясь, пока этот мелкий захватчик отберёт моё тело, – криво пошутил Рене. – Надеюсь, такое умение будет без надобности, но, раз уж мы досконально вели работу над заклятьем, надо было выяснить все границы.