Ева Никольская - Зачарованный город N
— Может, все‑таки заткнешься и позволишь мне договорить? — его пальцы сильнее сжали мое плечо.
Свечение от них было слабее, чем раньше. Наверное, Повелитель не хотел затмить созданное им окружение, поэтому и приглушил свою сияющую маскировку. Я покосилась на его руку, сузив наученные горьким опытом глаза. Золотистая кожа излучала свет, но теперь он не слепил так сильно, и мне ничто не мешало разглядеть мужскую кисть во всех подробностях. Длинные пальцы, острые, чуть загнутые когти… жутко и красиво одновременно.
"А он молод, — отметила я про себя, — как минимум, телом".
Приняв мое молчание за знак согласия, собеседник продолжил:
— Неронг был процветающим городом. Через него помимо транспортных путей проходили еще и пространственно — временные, поэтому недостатка в гостях не наблюдалось. Жизнь здесь била ключом, торговля процветала, местное население богатело, и никому даже в голову не могло придти, что все это оборвется одной памятной ночью. Уже второе тысячелетие идет с момента наложения проклятия. Те, кто сотворил такое, обладали огромной силой и практически безграничной властью. Переместить в другой мир живое существо не так уж и сложно, если знать, как это делается и иметь достаточный энергетический запас для организации перехода, но выбросить за Грань целый остров… немыслемо! Ордену Сильнейших* пришлось объединить усилия для претворения в жизнь своего безумного плана…
— Что же такой всесильный ты не помешал этому Ордену? — не сдержалась от ехидного комментария я. — Или есть кто‑то…
Рука Светлоликого зажала мне рот, а пропитанный осенней стужей голос изрек:
— Ты слишком много болтаешь, просто… смотри.
Морской пейзаж с летающими островами начал медленно таять. Ему на смену пришли другие картины. Теперь в арках преобразившегося зала можно было увидеть залитые дневным светом улицы города с высоты птичьего полета. Пестрая раскраска крыш, живые изгороди из цветущего кустарника, сады и парки, полные народа площади. Все такое яркое, красочное. А потом словно незримый оператор опустил ниже объектив своей кинокамеры, и одна из улиц начала быстро увеличиваться. Стали хорошо различимы фигуры людей, их улыбающиеся лица. Судя по всему, в городе проходил какой‑то праздник. Все куда‑то спешили, по мощеной дороге в разные стороны разъезжали украшенные цветными лентами экипажи, с веселым щебетом бегали дети. Пышногрудая продавщица, стоя за прилавком покрытой шатром лавочки, торговала сладкими леденцами, бережно заворачивая их в блестящие обертки. Во всем происходящем было столько радости, столько искренности, столько жизни… А в следующий момент на безоблачное небо наплыли тучи, и Неронг начал стремительно меняться.
Нет, он не превратился в развалины мрачного вида. Но от позитивной энергетики, которой буквально лучился городской пейзаж минуту назад, не осталось и следа. Все так же хорошо одетые жители, все те же экипажи, и дети с такими же милыми мордашками. Только на лицах взрослых фальшивые улыбки, а у малышей совсем не детские глаза. И все вокруг выглядит каким‑то искусственным, словно давно заученный спектакль на фоне качественных декораций. В этом городе нет больше искренности, и жизнь его теперь смахивает на вынужденное существование. Не мудрено. Столько веков вариться всем в одной "каше"… тут не то, что устать, свихнуться можно!
Картинка уменьшилась, позволяя увидеть сверху запертый в горном кольце город. Я невольно вспомнила тот странный цилиндр с волшебной "водой", которая показывала сцены, происходившие в разных местах Неронга. Тогда процесс напоминал просмотр телевизора, сейчас же я чувствовала себя зрителем в кинозале, где на множестве очерченных арками экранов шел трехмерный фильм с полным эффектом присутствия. Звуки, запахи, атмосфера — все это было таким натуральным, что мне стоило большого труда не потерять ощущение реальности.
Светлая полоса водопада на темно — красной поверхности гор, зеленые луга, кое — где покрытые мехом кустарника, пышные шапки одиноких деревьев и в центре этого жизнерадостного ландшафта — обнесенный каменной стеной город. При всей его красоте, он смотрелся уродливым пятном на лоне незапятнанной людским вмешательством природы. И дело было не в архитектурных постройках, а в эмоциях, которые источали и они, и те, кто их населял. Скука, усталость, пресыщенность, озлобленность… надежда?
Мои глаза недоверчиво сузились. Видела я этот город. И жителей его тоже. Есть определенная доля правды в устроенной Повелителем демонстрации, но… только доля. Он явно сгустил краски, поделив на белое и черное то, что было раньше и есть сейчас, а серые тона исключил за ненадобностью. Зачем? Неужели Светлоликий, действительно, думает, что я поверю в безграничное счастье прошлого и непроходимый мрак настоящего? Так не бывает! А если и бывает, то явно не здесь.
— Ты видишь, что проклятие делает с Неронгом? — спросило Его Величество, убирая ладонь с моего рта. — Жители не стареют, но умирают. В стычке с белолицыми стражами или от банальной тоски. Это не имеет значения. Численность населения за эти века сократилась почти вдвое, а те, кто остался, живут надеждой на то, что рано или поздно пророчество сбудется, и городские стены перестанут быть их тюрьмой. Только благодаря вере в чудо люди до сих пор не сошли с ума и не перебили друг друга в пьяных стычках. Город находится на полном самообеспечении, но, как бы ни была комфортна клетка, она все равно не заменит волю. Эти несчастные не виноваты в том, что кучка зарвавшихся магов решила использовать их в качестве подопытных кроликов. Они ничем не заслужили такой участи. Взгляни на лица детей! — в арочных проемах замелькали живые иллюстрации его слов. — Это взрослые люди, застрявшие в детских телах. Они вынуждены мучиться веками, не имея возможности вырасти. Разве это справедливо? — он снова положил руку на мое плечо и чуть его сжал.
Я не делала никаких попыток к сопротивлению, слишком уж живы были воспоминания о золотой паутине, в которой энное время назад болталось мое бедное тело. Повтора этой унизительной процедуры не хотелось. Но когда его вторая ладонь легла на мою талию и, не задерживаясь долго на одном месте, скользнула к животу, я вздрогнула. Не то, чтобы мне было неприятно, но как‑то слишком по — хозяйски выглядел этот жест. Словно уловив мое замешательство, мужчина убрал руки. Причем обе. Я с облегчением вздохнула и тут же поинтересовалась, сделав шаг вперед:
— К чему ты клонишь? Рассчитываешь вызвать во мне сострадание к местным жителям?
— Тебе их не жаль? — далеко отойти мне не дали, когтистая кисть снова заняла привычное место над моей правой ключицей, мягко, но настойчиво вынуждая вернуться назад.
