Кейт Тирнан - Затмение
Я все еще пытаюсь уговорить маму и папу на колледж в другом штате. Я думаю, у меня есть еще три года для работы с ними, кто знает, что может случиться? Они просто не хотят смешивать меня с людьми, которые не похожи на нас, как если бы я встречаталась с разными людьми, я уйду и не вернусь.
Я поморщилась, когда я вспомнила что папа рассказывал мне о том, как родители мамы не хотела, чтобы она шла в колледж. О, Боже, что же это значит? Это не может быть просто совпадением. Но как это возможно — боже! Как будто загипнотизированная, я повернулась к книге за ответами.
Сирень была цветущей уже в течение нескольких недель. Когда я выхожу на улицу, влажная соль с моря залегают с их великолепным, тяжелым духом. Кусты мамы покрыты пчелами в экстазе. Видя, сирень в цвету в перерыве на северо-востоке зимой каждый год. Я знаю, что теплая погода приходит, что лето вот-вот наступит, что школа будет в ближайшее время.
Мое горло сжалось. Однажды я принесла домой небольшую кучу сирени из продуктового магазина, и папа посмотрел на них и побледнел. Позже он рассказал мне, что это был любимый цветок мамы, что она несла их на их свадьбе, и что ему грустно видеть их. Так что я бы восемьдесят sixed сирени. Ах, мама, я думала, отчаянно. Что происходит?
В это время, мой глупый брат, Сэм по-прежнему прослушивался для крупной битвы в мире. На прошлой неделе он перемешал все этикетки на растениях в саду вокруг, так мангольд имеет надпись "морковь", написанную выше и кукурузы "редиски". Маму чуть удар не хватил. И дважды он взял свой велосипед и спрятал его вдовьей площадке. Это был кошмар тащить ее через люк, слушая как он хихикает в своей комнате. Но я отомстила ему снова, сегодня утром я сшила пальцы на всех его носках вместе. Вставьте злой смех здесь.
Я усмехнулась, чувствуя облегчение проходит сквозь меня. Слава Богу. Это была не моя мама. У этой Сары Кертис был брат. Моя мама была единственным ребенком в семье, и папа сказал, когда он встретил ее, она была отчуждена от ее семьи и никогда не видел их. Это так грустно. Это означает, что я вырос только с один набором бабушки и бабушки и родственников. Не с ее сторону. Но Боже, какое облегчение я испытала когда узнала что у этой женщины есть брат. Я практически дрожала от страха перед этой ведьмой Сарой Кертис.
Время шло. Я должна практиковать полный лунный обряд, который я, как предполагается, буду делать на Литу.
Я перевернула страницу.
Хорошо я вернулась. Мама находится на кухне, делает заживляющий чай для Тети Джесс. Ее тонзиллит капризничает. Я не могу полагать, что у меня есть школа завтра. Я продолжаю смотреть на календарь: еще три недели до Litha. Litha и лето. Мама и я отрабатывали заклинание изобилия в течение прошлых двух месяцев. В основном оно должно сделать так чтобы все на земле, и море преуспевали и размножались. Типичное универсальное заклинание Рованвандов. Я не могу ждать. В Litha все Roiseal будут там, и это будет первое большое заклинание, которое я сотворю публично начиная с моего инициирования в последний Семхайн.
Внезапно весь мой страх и нервозность вернулись. Эта женщина не могла быть моей мамой — я знала это. Но кто-то с имененем моей мамы написал эту книгу. Трясущимися руками я отложила книгу.
Она приехала из Глостера, штата Массачусетс. Как моя мама.
Как моя мама, она любила сирень. Это было слишком странно, слишком похоже.
Но некоторые вещи не совпадали: ее брат, Сэм. Тот факт, что эта Сара Кёртис была Рованвадской ведьмой.
Бах! Я подпрыгнула примерно на фут (30,48 см) в воздухе. Моя деревянная шкатулка с драгоценностями упала с комода и лежала на боковой стороне на полу. Черт возьми, как это случилось?
Всё это было сумасшествием. Я закрыла книгу, не сделав закладку, и направилась к моей шкатулке с драгоценностями. Это была одна из очень немногих вещей, которые я получила от моей мамы. Я подняла ее и бережно сжала в своих руках.
Та Сара Кёртис была ведьмой.
Моя мама не была ведьмой. Я перебирала в памяти мои обрывочные, туманные воспоминания. Моя мама, которая пахла сиренью. Ее улыбка, ее светлые коричневые волосы, ее смех, то, как это было, когда она держала меня на руках. Ничего, чтобы считать ее ведьмой. Я не помнила заклинаний или песнопений, или кругов, или даже свечей. Существовало две Сары Кёртис. Одна из них была ведьмой. Другая — моей мамой. Только моей мамой.
Я положила шкатулку на кровать, открыла ее, вывалила всё ее содержимое на одеяло. Мои пальцы перебирали поддельные украшения, бестолковые мелочи, собранные мной, очаровательный браслет, который мой отец добавил сюда с тех пор, как мне исполнилось шесть. Здесь также было немного предметов из маминых украшений: ее обручальное кольцо с крошечными сапфирами. Несколько жемчужных сережек. Даже ножной браслетик с маленькими колокольчиками.
Я посмотрела в пустую шкатулку так, словно это могло успокоить меня как-то. Ничего из этого не могло быть настоящим. Должно было быть какое-то объяснение. Неведьминское объяснение. У моей мамы точно не было брата.
Открой меня.
Я не слышала этих слов — я почувствовала их. Я уставилась на шкатулку, словно она могла превратиться в змею. Это было слишком страшно. Но, вынужденная, я перевернула ее вверх дном. Я потрясла ее, но больше ничего не произошло. Я открыла и закрыла ее пару раз в поисках иного замочка где-нибудь, скрытого крючочка. Ничего. Внутри я пробежалась пальцами по крышке и вниз по стенкам. Ничего. Внутри был небольшой поддон, который я вытащила на кровать. Дно шкатулки было покрыто упругой подушечкой, обшитой розовым атласом. Я прощупала ее своими пальцами, но нигде не было ни выпуклостей, ни защелок. Я вбила себе в голову невесть что.
Затем я увидела бледную розовую петельку из нитки, торчащую с одной из сторон кружевной подушечки. Я подцепила ее пальцем и легонько потянула, и вся подушечка оказалась в моей руке. Под ней было деревянное дно шкатулки. На одной из сторон находилась крошечная защелка, тусклая и почти незаметная для глаз. Я нажала на нее ногтем, и ничего не произошло. Я перевернула шкатулку на другую сторону и, положив ее на колени, надавила на защелку снова.
На одно крошечное деление дно шкатулки приподнялось. И я пристально всматривалась в пожелтевшую связку писем, перевязанную потускневшей зеленой ленточкой.
Ленточка превратилась в лохмотья и почти развязалась сама по себе в моих руках. Письма были написаны бумаге различного сорта: отрывных блокнотных листах, почтовой бумаге, типографических листах. Я вытащила одно и развернула, чувствуя, словно я наблюдаю, как кто-то еще делал это. Снизу я услышала глухой звук от закрытия входной двери, но я проигнорировала его и начала читать.
