Лиза Смит - Ярость
Но вся ее осмотрительность была излишней. На улицах было пустынно — город словно вымер. Елена прошла мимо пустых зданий, покинутых дворов, закрытых магазинов. Теперь она видела, что припаркованные автомобили, стоящие вдоль улицы, также пустовали.
И затем она увидела знакомые очертания на фоне неба, которые прервали ее путешествие. Колокольня белела на фоне толстых темных облаков. Ноги Елены дрожали, когда она заставила себя прокрасться поближе к зданию. Она знала эту церковь всю свою жизнь; она видела крест, нарисованный на этой стене тысячу раз. Но теперь девушка продвигалась к нему так, как будто это животное в клетке, которое могло освободиться и убить ее. Она прижала одну руку к каменной стене и пододвигала ее ближе и ближе к символу.
Когда ее широко расставленные пальцы коснулись креста, на глазах навернулись слезы и появился ком в горле. Она позволила руке скользить по нему, пока не коснулась гравюры. Тогда она прислонилась к стене и позволила себе заплакать.
«Я не зло, — думала она, — я сделала вещи, которые не должна была делать. Я слишком много думала о себе; я никогда не благодарила Мэтта, Бонни и Мередит за все, что они сделали для меня. Я должна была больше играть с Маргарет и лучше относиться к тете Джудит. Но я не являюсь злом. Я не проклята».
Сквозь пелену слез, она осмотрела здание. Мистер Ньюкасл говорил что-то о церкви. Эту ли церковь он имел в виду?
Она избегала фасада и центрального входа. Была еще боковая дверь, сделанная для хористов, и она бесшумно скользнула вверх по лестнице и посмотрела вниз из галереи.
Елена сразу увидела, почему улицы были настолько пусты. Казалось, как будто каждый житель Феллс-Черча присутствует здесь, все скамейки были заняты, и задняя часть церкви была полна стоящих людей. Уставившись на передние ряды, Елена поняла, что знала каждое лицо; это были старшеклассники, и соседи, и друзья тети Джудит. Тетя Джудит тоже была там, одетая в черное платье, которое она одевала на похороны родителей Елены.
«О Боже», — подумала Елена.
Ее пальцы вцепились в перила. До сих пор девушка была слишком занята, чтобы прислушаться, но тихая монотонность голоса преподобного Бетеа, внезапно превратилась в слова.
— …помянем эту особенную девочку, — сказал он и отошел.
Елена смотрела, что случится дальше с чувством нереальности происходящего, как будто она сидела в театре и смотрела пьесу. Она не участвовала в действиях, происходящих на сцене; она была лишь зрителем, но это была ее жизнь, которую она смотрела. Мистер Карсон, отец Сью Карсон, поднялся и говорил о ней. Карсон знал ее, с тех пор как она родилась, и он рассказывал о тех днях, когда она и Сью играли на переднем дворе летом. Он говорил о том, какой красивой и воспитанной она стала, превратившись в молодую девушку. Его голос стал хриплым, и он остановился и снял очки.
Поднялась Сью Карсон. Она и Елена не были близкими подругами с начальной школы, но они остались в хороших отношениях. Сью была одна из немногих девочек, которые остались на стороне Елены после того, как Стефана начали подозревать в убийстве мистера Таннера. Но теперь Сью плакала так, как будто потеряла сестру.
— Многие люди плохо отнеслись к Елене после Хэллоуина, — сказала она, вытерев глаза, и продолжила, — и я знаю, что это ранило ее. Но Елена была сильной. Она никогда не изменялась только для того, чтобы соответствовать тому, какой она должна быть, по мнению других людей. И я уважала ее за это, очень…, — голос Сью дрожал. — Когда выбирали королеву бала, я хотела, чтобы выбрали меня, но я знала — этого не будет, и это было нормально. Поскольку, если у Роберта Э. Ли должна была быть королева, то ей могла быть только Елена. И я думаю, что она всегда останется ей, именно такой мы ее и запомним. И я думаю, что в течение следующих лет девочки, которые будут идти по нашим стопам, будут помнить ее и думать о том, что она до конца была верна тому, что она считала правильным…
На этот раз Сью не смогла успокоиться, и преподобный помог ей опуститься на место.
Старшеклассницы, которые были самыми противными и злобными, плакали и держались за руки. Даже те, кто ненавидели ее, сейчас шмыгали носом. Вдруг она стала всем лучшим другом.
Даже мальчики плакали. Потрясенная, Елена прижалась ближе к перилам. Она не могла оторваться, даже не смотря на то, что это была самая ужасная вещь, которую она когда-либо видела.
Френсис Декатер встала, ее острые черты лица, казалось, еще больше заострились из-за выражения печали на нем.
— Она хорошо относилась ко мне, — сказала девочка сиплым голосом, — и позволяла мне завтракать с ней.
«Вздор, — думала Елена, — я только разговаривала с тобой однажды, потому что ты была полезна для сбора информации о Стефане».
То же самое происходило со всеми, кто стоял за кафедрой проповедника; никто не мог найти достаточно слов, чтобы превознести Елену.
— Я всегда восхищался ей…
— Она была образцом для подражания для меня…
— Одна из моих любимых учениц…
Когда Мередит поднялась, все тело Елены напряглось. Она не знала, что последует за этим. Но темноволосая девочка была одной из тех немногих людей в церкви, которые не плакали, хотя ее лицо было серьезным, а грустный взгляд, который напомнил Елене Онорию Фелл, когда она смотрела на ее могилу.
— Когда я думаю о Елене, я думаю о хороших временах, что мы провели вместе, — сказала она спокойно, привычно контролируя себя. — У Елены всегда были идеи, и она могла превратить самую скучную работу в веселье. Я никогда не говорила ей этого и я сожалею, что мне это уже не удастся сделать. Мне жаль, что я не смогу поговорить с ней еще раз, так чтобы только она знала. И если Елена слышит меня сейчас…, — Мередит обвела взглядом церковь и сделала глубокий вдох, очевидно, чтобы успокоиться, — если бы она могла слышать меня сейчас, я сказала бы ей, сколько значили для меня те хорошие времена, и как мне жаль, что их больше не будет. Как по четвергам вечером мы обычно сидели вместе в ее комнате, готовясь к обсуждению темы дебатов. Мне жаль, что мы не можем сделать это еще раз, как раньше. — Мередит еще раз глубоко вздохнула и покачала головой. — Но я знаю, что этого больше не будет, и это больно.
«О чем ты говоришь? — думала Елена, ее страдания были прерваны замешательством. — Мы обычно готовились к дебатам по вечерам в среду, а не четверг. И это было не в моей спальне, а в твоей. И, в конце концов, это не было весело; в действительности мы старались быстрее закончить, потому, что терпеть не могли их…».
И вдруг, наблюдая за спокойным лицом Мередит, Елена поняла, что она скрывала напряжение как могла. Елена почувствовала, что сердце начало биться сильнее.
