Дикси Браунинг - Одиночество не для них
Да если бы она и сгорала от желания, что проку? Он и шевельнуться толком не может. Постельные игры сейчас не для него.
А жаль. Есть в этой Жасмин что-то такое, что при иных обстоятельствах могло бы разжечь в нем огонь. Лайон не понимал, чем она его зацепила. И знал, что не успокоится, пока не поймет.
— Мне нужно будет перебраться через речку?
— М-м? — Он думал о другом. О том, что не стоит разжигать пламя, если все равно не можешь довести дело до логического конца.
— Чтобы выйти на дорогу.
Она хмуро взглянула на свои забинтованные руки. Бинты потемнели от крови. Лайона изумляло, что женщина не произнесла ни слова жалобы ни на стертые ладони, ни на февральскую ночь, проведенную под открытым небом и даже без одеяла.
Будь в нем хоть капля рыцарства, он сорвал бы с себя свитер и отдал ей. Такая мысль приходила Лайону в голову во время ночевки. Как и множество других мыслей.
Но он никогда и не притворялся рыцарем.
И все же интересно, сумел бы он ее согреть, если б…
Лайон смягчил голос, стараясь говорить непринужденно:
— А куда тебе, собственно, торопиться? На самолет ты уже опоздала. Почему бы не расслабиться и не насладиться общением с дикой природой? Только представь, какую историю ты расскажешь друзьям в Лос-Анджелесе: «Как я выжила в одиночку, заблудившись в Великой Восточной Унылой Трясине!»
— Но я здесь не одна.
— Так будет увлекательнее.
— Хм… — задумчиво протянула она. Интересно, думал Лайон, на кого она будет похожа,
когда спадет опухоль? А еще интереснее, что она здесь делает? Придется при первой возможности заглянуть к ней в сумочку. Не слишком по-джентельменски, но он сейчас не в том положении, чтобы разводить церемонии.
— Но я ведь на самом деле не заблудилась? — с тревогой спросила Жасмин.
Лайону мгновенно захотелось сжалиться и отпустить ее на все четыре стороны. Ведь по-настоящему она ему не нужна. Черт, да она в нем нуждается куда больше, чем он в ней!
Но отпускать ее нельзя. Пока.
— Нет, не заблудилась. Я прекрасно знаю, где мы находимся.
Чтобы осознать, во что она вляпалась, Жасмин понадобилось несколько часов. Лайон ее не торопил. Пусть дойдет до всего своим умом. Тогда ей не в чем будет его винить.
— Так ты знал, что со стертыми руками я не смогу пробираться через заросли? — воскликнула Жасмин.
Лайон, не подумав, пожал плечами и поморщился, когда в спину ему словно вонзилась дюжина ножей.
— Зависит от того, насколько ты чувствительна к боли.
— Кстати, почему теперь, когда ты смазал мне руки какой-то гадостью и забинтовал, они болят сильнее?
Лайон хотел снова пожать плечами, но вовремя опомнился.
— Возможно, потому, что заживают. Выздоравливать всегда нелегко.
— Так, может быть, и у тебя спина заживает?
— Будем надеяться.
После завтрака Жасмин помогла ему надеть корсет. С ее помощью он стянул рубашку, а затем она надела на него корсет и затянула тугую нейлоновую шнуровку. К концу этой операции Лайон едва владел собой — и не только из-за боли в спине.
— И лодку я взять не могу, как же ты без нее? Только не говори, чтобы я оставила ее на том месте, где тебя нашла: во-первых, я ни за что не найду это место, во-вторых, ты в своем нынешнем состоянии ни за что туда не доберешься!
— Рад, что ты это заметила.
— И прекрати глазеть на меня как на дурочку! Я не дура! Ты с самого начала понимал, чем дело кончится, верно? А хочу я торчать на болоте или не хочу — на это тебе наплевать!
Она гневно уставилась на него. Боже, как же она хороша, когда сердится! Лайон и не подозревал, сколько оттенков можно насчитать у обычных карих женских глаз. А ведь он наблюдательный человек. И работает в такой сфере, где от наблюдательности зависит жизнь — твоя и твоих товарищей.
— Что ж, хочу или не хочу, а ничего больше не остается. Хорошо хоть, что я в отпуске! Но имей в виду: я не останусь здесь ни секунды дольше необходимого! Господи помилуй, мне нечем даже зубы почистить, все осталось в мотеле!
— Замечания приняты, — кивнул Лайон.
— Далеко ли отсюда шоссе?
— Понятия не имею.
Она смерила его недоверчивым взглядом.
— Не интересовался. Но, насколько я понимаю, ближайшая дорога проходит в двух-трех милях отсюда.
Лайон сознательно выбрал для лагеря место, подобраться к которому можно было лишь одним путем — по ручью. Идеальных убежищ не бывает, но стремиться к идеалу можно и нужно. Он прожил в лесу почти две недели — и до сих пор не встречался ни с кем, кроме этой загадочной женщины. Оно и понятно: что сейчас делать на болоте? Сезон охоты окончен, а сезон рыбной ловли еще не начинался. Что же до туристов, желающих пообщаться с природой, то они отправятся в какой-нибудь из близлежащих заповедников, а неприметный и ничем не знаменитый лесок обойдут стороной.
— Так что же ты здесь делаешь? Точно ни от кого не прячешься?
— Предположим, я знаменитость и скрываюсь от репортеров.
— Не верю. Будь ты знаменитостью, я бы тебя узнала.
— Хорошо, я миллионер и бегаю от налоговой инспекции.
— Ни один уважающий себя миллионер не поселится в таком, с позволения сказать, лагере. У тебя даже палатки приличной нет!
— В этих краях отличная охота и рыбалка.
— Где же твое ружье и удочка? В первый раз за долгое время Лайон едва не расхохотался. Можно, конечно, показать ей свой арсенал, но она сразу почует неладное. Ни «Глок», ни девятимиллиметровый «Зиг-Зауэр» на охотничье снаряжение не похожи.
— Что ж, теперь моя очередь, — нашелся он. — Что такая женщина, как ты, делает в этом богом забытом месте?
— Тебя надо спросить — ты меня сюда притащил.
— Если быть точным, то притащила меня ты. На этот раз улыбнулись оба. Удивительно приятное ощущение. Лайон уже забыл, когда в последний раз так тепло улыбался.
— Кстати, о кофе, — напомнил он. — Если ты принесешь воды, я займусь костром.
— Давай я. Тебе не стоит напрягать спину. В моих интересах, чтобы ты как можно скорее встал на ноги. А впрочем, так или иначе, но дольше суток я здесь не останусь!
Глава 4
—А ну, стой! Жасмин замерла у кромки воды.
— Черт побери, даже и не думай! — взревел он.
— О чем? — раздраженно откликнулась она.
— О том, чтобы украсть лодку и сбежать. Ты никогда не доберешься до цивилизации.
— И что? Боишься, что я сгину в лесах и моя смерть будет на твоей совести?
Жасмин уперла забинтованные руки в бока и бросила на обидчика взгляд, полный, как она надеялась, уничтожающего презрения. Но презрительный взгляд не давался ей даже перед камерой: слишком редко она испытывала это чувство в жизни.
— Разумеется, ты сгинешь в лесах, но совесть меня мучать не будет. У меня вообще нет совести.
