Лора Энтони - Влюблена… заочно!
Сама София сегодня надела белую «крестьянскую» блузу, расшитую голубыми и розовыми цветами, и бледно-голубые слаксы. (Брюки она надела, полагая, что придется ехать на работу на мотоцикле.) Пояс был розовый — в тон туфлям на невысоком каблуке. Волосы София забрала в хвост и перетянула розово-голубой резинкой.
Как ни радовалась София, что ее машина снова на ходу, все же не могла удержаться от легкого сожаления, что больше не прокатится с ветерком на «Харлее».
— И что с ней было? — спросила она, подходя к машине.
— Стартер барахлил.
— Сколько я тебе должна? — София открыла сумочку.
— Об этом не беспокойся! — отмахнулся Майк.
— Но я настаиваю. Ты так меня выручил!
— Перестань! — заявил Майк. — Я не возьму у тебя денег!
Что-то в его голосе заставило ее насторожиться. София взглянула ему в глаза и, показалось ей, на краткую долю секунды заметила там что-то похожее на стыд. Но чего стыдиться Майку?
— Может быть, я и бедная, но гордая. — С этими словами София сделала попытку запихнуть ему в карман двадцатидолларовую купюру.
Он перехватил ее руку.
— Черт побери, София, я же сказал — нет!
Его прикосновение обожгло ее. София снова взглянула в зеленые глаза Майка. Теперь взгляд их был тверд и прям, и в нем ясно читалось: «Не навязывай мне своих правил!»
— Послушай, Майк, курьеры не так-то много зарабатывают. Я получаю больше тебя.
— Мне много и не нужно, — ответил он, выпустив ее руку. — Твоя мама накормила меня сказочным ужином — вот и вознаграждение. Если думаешь, что этого мало, можешь сегодня после работы подвезти меня домой.
— Что ж, это честно. — Поняв, что его не переубедишь, она убрала деньги обратно в сумочку.
Майк сел на пассажирское сиденье, София скользнула за руль. Машина завелась с первого раза.
— Как сегодня твоя мама? — поинтересовался Майк несколько минут спустя.
— У нее все хорошо.
— Я ей не слишком понравился. — Это был не вопрос, а констатация факта.
— Просто беспокоится обо мне. Я — все, что у нее есть.
— Поначалу она отнеслась ко мне по-другому. Когда приняла меня за Баррингтона-младшего, — заметил Майк.
— Что тебе ответить? Для мамы деньги имеют большое значение.
— Как и для дочери?
— Что ты сказал? — София обожгла Майка сердитым взглядом и вновь устремила взор на дорогу.
— Ладно, забудь, — пробормотал Майк.
— Да нет, продолжай. — София включила сигнал поворота. — Облегчи душу. Что ты там хотел сказать о моем моральном облике?
Майк поднял руки, как бы сдаваясь.
— Это не мое дело. И все же хочу сказать тебе: не делай глупостей. Потому что выходить замуж без любви, только из-за денег, — страшная глупость.
— Кто тебе сказал, что я не люблю Майкла?
— София, имей совесть. Как можно любить человека, которого ты и в глаза не видела?
— Ревнуешь?
— Я? — Майк комично вздернул брови. — Господи помилуй, с чего бы мне ревновать?
— Мне неважно, как Майкл выглядит.
— Вот теперь ты говоришь правду, — вдруг посерьезнев, проговорил Майк. — Майкл Баррингтон тебе неважен. Важны только его деньги. Представляю, как тяжело ему живется: всякий раз, как какая-нибудь девушка начинает оказывать ему знаки внимания, он гадает: что это значит? Кто из двоих ей нравится — он сам или его банковский счет? Нет, не завидую я Майклу Баррингтону.
— Разумеется, не завидуешь! — огрызнулась София. — Ему ведь пришлось трудиться не покладая рук, чтобы достичь таких высот.
— Унаследовать богатство — труд невелик.
— А тебе-то что?
— Ненавижу золотоискательниц.
— Так вот кто я, по-твоему? Золотоискательница?
София свернула на обочину, припарковалась у тротуара и испепелила Майка взглядом.
— Я знаю одно: твоя мать давит на тебя, требуя, чтобы ты вышла замуж за богача.
— И что в этом дурного? — вскричала София. — Что дурного в том, чтобы желать своему ребенку добра?
— Брак без любви — по-твоему, «добро»?
— В богатого влюбиться не труднее, чем в бедного, — отрезала она.
— Кстати, где твой отец? — спросил он вдруг. — Почему он не живет с вами?
— А вот это, мистер, — она сердито ткнула пальцем ему в грудь, — уже совершенно не ваше дело!
— Он не подошел твоей матери? Оказался недостаточно богат?
— Ты не понимаешь, о чем говоришь!
— Тебе двадцать девять лет, а ты позволяешь матери собой командовать! Указывать, кто достоин любви, а кто нет!
— Еще одно слово — и пойдешь пешком! — пригрозила София.
— Да ну? — Он перегнулся через сиденье и сердито уставился на нее. Зеленые глаза его мерцали шалыми болотными огнями, пламя дыхания обжигало кожу.
«Просто гормоны. Химическая реакция, больше ничего».
Жаркая, суматошная, взрывоопасная реакция.
Не успела она сообразить, что происходит, как губы Майка прижались к ее губам.
Положив ладонь ей на затылок, он властно, жадно привлек Софию к себе.
Ремень безопасности больно врезался ей в пояс. София нетерпеливо расстегнула его, и они с Майком рванулись друг к другу.
С жаром и страстью София ответила на его поцелуй. Дрожащими пальцами она расстегивала на себе блузку в неуемном желании прижаться к нему обнаженной грудью. Она хотела его — сейчас, немедленно, с силой страсти, которая ее саму привела бы в ужас, если бы София сейчас была способна анализировать свои чувства.
Как он хорошо пахнет! Какие сладкие у него губы! София знала, что не сможет насытиться им, никогда не насытится.
Теперь она поняла, что их взаимное влечение — не мимолетная причуда, не каприз природы. Оно реально, как сама жизнь. И так же опасно.
Сжав пальцами его мускулистые плечи, она закрыла глаза и всем телом и душой отдалась безбрежному морю бурного физического наслаждения.
Как это могло случиться? В тесном автомобильчике, на обочине шоссе, при ярком солнечном свете, льющемся в окна, под поощрительные гудки проезжающих мимо машин… Немыслимо!
София резко оторвалась от его губ; здравый смысл вернулся к ней.
В тот же миг и Майк поднял голову и перевел дух.
— Вот это да! — прошептал он тихо. — Вот это да!
Дрожащей рукой София вытерла губы. Оправила на себе измятую блузку. Пригладила волосы. Застегнула ремень безопасности. Завела мотор и влилась в поток машин на шоссе. Смотреть на Майка она не осмеливалась.
До самого конца пути Майк не проронил больше ни слова.
Вот это да! Вот это поцелуй!
Ни о чем другом Майк думать не мог. За все тридцать шесть лет жизни ни одна женщина не производила на него такого впечатления. Все утро мозг его был занят Софией, и только Софией. Почту он разбирал как в тумане. Казалось, те несколько упоительных мгновений в машине отняли у него и силы, и способность соображать.
