Сьюзен Барри - Будь моей
— Для меня нет будущего. — Дрожащими руками он зажег очередную сигарету.
— По-моему, это нелепо, — мягко сказала она. — Будущее есть всегда.
— Если вам двадцать один год, то да. — Он искоса взглянул на нее. — Вам ведь двадцать один?
— Нет, двадцать четыре.
Казалось, его удивил ответ.
— Может быть, из-за этих трех лишних лет мне хочется поговорить с вами… рассказать вещи, которые я не стал бы доверять никому другому. И я вам скажу, что мой следующий брак не будет обычным. Если мне придется жениться, то не по любви и даже не ради будущего наследника, но потому, что мне навяжут этот брак. Он станет лишь называться браком, и в этом нет ничего радостного, верно?
Кэти кивнула:
— Я бы сказала, совершенно ничего радостного. — Она вздохнула. — И вы несправедливы к самому себе. И несправедливы к своей будущей жене. Мне уже сейчас ее жаль.
— Но вы забыли о материальных благах, которые ей достанутся. — В его голосе внезапно заиграли нотки гордыни. — Она станет маркизой де Барратейpa, получит полдюжины домов и сколько угодно денег. Вы секретарша, неужели вы не можете оценить масштаб всего этого?
Он смотрел в ее серьезные, ясные глаза и не мог отвести взгляд. Казалось, она размышляет.
— Не знаю. Будучи секретаршей, мне трудно все это себе представить.
Внезапно Себастьян, как будто устыдился собственной мимолетной надменности. Он приблизился к Кэти и легко накрыл ее руку своей ладонью:
— Прошу прощения. Кажется, в последнее время у меня появились очень неприятные манеры. Поверьте, я не всегда был настолько поглощен собой. — Он сжал ей руку. — А теперь расскажите что-нибудь о себе. Не те обычные вещи, которые вы рассказали мне вчера вечером, о любимых книгах и о том, как пытаетесь убить время в этом болоте. Расскажите мне о себе! — Его тихий голос стал настойчивым. — Что вы собираетесь делать со своей жизнью… со своей жизнью, не с моей! У вас есть мечты, стремления? Вы когда-нибудь были влюблены?
Кэти потряс этот вопрос. Казалось, он повис в воздухе, потом был подхвачен, подобно эху, отразился от спокойной поверхности озера и вернулся к ней. «Вы когда-нибудь были влюблены?» Нет. Она и не представляла себе, что это за чувство, но, будучи молодой двадцатичетырехлетней женщиной, часто думала о любви. При мысли о том, что она может однажды влюбиться и что кто-то однажды влюбится в нее, по спине Кэти начинали бегать мурашки.
Но сейчас у нее появилось странное предчувствие, а в ушах звенело эхо озера… может быть, она и вправду сродни сказочным существам? Кэти поняла, что лучше ей никогда не влюбляться. Что она должна как-то этого избежать. «Избежать, избежать», — повторило эхо озера.
Она покачала головой, и блестящие локоны упали ей на шею.
— Мне было не в кого влюбляться!
Себастьян улыбнулся, как будто удовлетворившись этим объяснением.
— Тогда, ради всего святого, не влюбляйтесь, — сказал он. — Я хотел бы уберечь вас от несчастья в любви, от страдания, которое она с собой приносит. Если бы только это было в моих силах!
— Почему? — спросила девушка, невольно затаив дыхание.
— Потому что любовь вас изменит, а я бы предпочел, чтобы вы остались прежней. Потому что, глядя на вас, уже не подумаешь о капле росы на лепестке, о готовом распуститься бутоне. Вы утратите не знающую любви безмятежность, которая так дорога тем, у кого ее нет, и которая так плохо сочетается с вашими рыжими волосами. Ведь рыжеволосые люди, как вы знаете, никогда и ничего не делают наполовину… Или, может быть, вы этого не знали?
Она кивнула с задумчивым видом:
— Может, у меня безмятежный вид, но это качество не всегда в моем характере. Меня может волновать и волнует многое… особенно одна вещь!
— Какая же? — спросил он.
— Здоровье моего отца. Несколько месяцев назад он тяжело заболел, и мы боялись, что он умрет. Врач сказал, что ему нельзя жить в таком климате… что его надо послать туда, где тепло и сухо. Он сам хотел бы пожить на Багамах… или поехать в круиз на Багамы и побыть там некоторое время. Если бы у меня были деньги, я бы послала его туда.
— А вам негде раздобыть эти деньги?
Она покачала головой:
— Никакой надежды! — Она сжала маленькие изящные ручки. — Но я часами думаю над тем, где взять хоть какую-то сумму. Литл-Карриг принадлежит моей матери, не то я убедила бы папу его продать. Мы с сестрами вполне могли бы жить где-нибудь еще.
— Вполне, — согласился Себастьян. Он резко выпрямился. — Сколько у вас сестер?
— Две, — ответила она и улыбнулась, глядя на него снизу вверх.
Маркиз с любопытством посмотрел на нее сверху вниз.
— И ваши сестры так же привлекательны, как и вы? — поинтересовался он.
— О нет, — не задумываясь ответила она, — они красивы. Очень красивы!
Себастьян приподнял брови.
— Вы меня заинтриговали, — заявил он ей. — Должно быть, у вас уникальная семья! Мне необходимо познакомиться с вашими сестрами.
С одной из них он познакомился на следующий день, когда внезапно появилась Айлин с пушистым шерстяным кардиганом Кэти. Мать, сказала она, подумала, что он может понадобиться Кэти. А когда та пришла в некоторое смятение, Айлин ласково улыбнулась сестре и напомнила, как легко та простужается.
Кэти — которая забыла, когда простужалась в последний раз, — попыталась с естественным видом улыбнуться в ответ и выразить благодарность. Леди же Фитц эта сцена, судя по всему, несколько рассмешила. Она пригласила Айлин остаться и выпить с ними чаю. Айлин, которая надела синее шерстяное платье и чулки-паутинку и постригла длинные золотистые волосы по последней моде, под пажа, грациозно опустилась на стул в стиле хепплуайт и посмотрела на маркиза ясными синими глазами.
Маркиз явно не пришел в смятение при виде Айлин, но, похоже, нашел ее вполне симпатичной. Его же мачеха выбрала при общении с ней тон холодного неодобрения, которое она приберегала для всех молодых женщин из очень хороших семей, родившихся за пределами Португалии. Кэти решила, что она может и не участвовать в разговоре, потому что ей пришлось разливать чай вместо страдающей артритом леди Фитц.
Айлин говорила необыкновенно мягким и очень привлекательным голосом. Она рассказала обо всем, что происходит в округе, предполагая (наивная!), что маркиз с мачехой останутся погостить. Айлин упомянула о танце О'Шонесси, назначенном на двадцать шестое число. Она опустила веки и с извиняющимся видом захлопала ресницами, сожалея, что у них происходит так мало событий. Но Себастьян заверил ее, что вовсе не собирается на этот танец, и похвалил местный пейзаж, чего, ни за что бы, не сделал в субботу днем, когда ему досталось от местной погоды.