Вера Копейко - Любовь в прямом эфире
— Так чем же я, взрослый человек, отличаюсь от вас, уважаемый юноша? — Надя откинулась на спинку стула и сложила руки на груди, как это делала Клавдия Михайловна.
— Отвечаю. Знаешь, какой принцип исповедует взрослый человек? — Он сделал паузу и сам ответил на свой вопрос: — Радуйся всему хорошему и не расстраивайся, если что-то не складывается. Разве это не твой принцип? Будь ты, Надя, человеком другой степени зрелости, ты бы не сидела здесь сейчас.
— А где?
— Да ты бы плакала, забившись в угол, в своем сером и скучном Копчагае.
— Ты там был? — спросила Надя.
— Был однажды. В командировке. Знаешь, у меня цветное восприятие мира. Я должен признаться, что от твоего города у меня в памяти остался сплошной серый цвет. Без единого пятнышка.
— Даже от неба?
— От него тем более. Я не видел на нем солнца.
— Хорошо. А говоришь, что ты юноша? Какой главный принцип у тебя?
— О-о… У нас, вечных юношей, тысяча вопросов к жизни. И мы от первого до последнего дня ищем на них ответы. Я чувствую, что многие меня не понимают. Очень часто я и сам себя не понимаю.
— Как интересно, Саша. — Надя взяла чашку. — Странное дело, но…
— Ты тоже так подумала?
— Я подумала, что, наверное, поэтому ты и занимаешься тем, чем занимаешься.
— Есть одна банальная фраза о журналистах, но она достаточна точна.
— Какая? — Надя с любопытством посмотрела на Сашу.
— Журналистика — это удовлетворение собственного любопытства за казенный счет.
Надя засмеялась.
— Понятно.
— Мой сын тоже на стадии юноши, поэтому мы с ним хорошо понимаем друг друга и вместе работаем. Он придумал эту программу. А ты попалась в наши сети.
Надя пожала плечами.
— Я на самом деле готова радоваться всему хорошему. Мне всегда интересно, что будет дальше. Что получится. Неважно, хорошее или плохое. Хорошему порадуюсь, плохое переживу, — призналась Надя.
— Правда? — спросил Саша, глядя на нее в упор.
— Правда, — ответила она.
— Знаешь, и еще есть один принцип, который отличает взрослых от юношей. — Он помолчал, словно пытаясь сформулировать свою мысль как можно точнее. — Взрослый человек хочет понять другого, а юноша — быть понятым другими. Мне кажется, Надя, ты захотела понять меня сразу. Я прав?
Она кивнула.
— Меня это подкупило. Ты так внимательно рассматривала мою коллекцию приемников… — Он засмеялся. — А мне хотелось, чтобы ты рассматривала так пристально только меня.
— Но это былая твоя коллекция…
— Верно. Я так себе и объяснил, — обрадовался он. — Ну что, допила чай? — Саша указал на чашку, которую Надя крутила в руках.
— Да.
— Тогда поехали. Пора на старт. — Он подмигнул ей. — Между прочим, сразу после передачи ты получишь деньги.
— Вот как? — Она хотела бы узнать сколько, но не спросила. Сейчас ей просто нужны деньги. Неважно сколько.
— Я думаю, мы тебя не разочаруем, — тоном рекламного зазывалы заявил Саша.
Надя засмеялась.
— Здорово, — сказала она.
4
«А ведь он правильно говорит», — думала Надя, сидя рядом с Сашей в машине. На самом деле она человек взрослый. И действительно радуется тому, что есть сейчас, в данный момент. И если юность — это девятый вал эмоций, то взрослый человек призывает на помощь опыт. Совершая поступки, он легче переживает последствия своих собственных ошибок, поняла она. Конец света — это когда на самом деле конец всему. Так зачем о том волноваться? А юноша…
Надя вспомнила, как мать говорила о ней:
— Надежда у нас уже родилась взрослой.
А потом, когда она собралась выйти замуж, мать сказала отцу, который был против этого брака:
— Какой смысл говорить ей, отец. Надя сама знает, что делает. И знает, как поступить, если что-то не по ней.
Так и вышло. Однажды Надя позвонила мужу на работу, была плохая связь, поэтому он не узнал ее и принял за другую женщину. А может быть, настолько горел желанием услышать тот голос, что сквозь треск и шум эфира уловил то, что хотел.
— Как я рад… Так мы сегодня встретимся? Ничего не изменилось? На том же месте?
Надя помнила странное равнодушие, охватившее ее. Она не крикнула ему: «Что ты говоришь! Да это же я, Надя…»
— Да, — сказала она. — На том же месте. Как договорились. — И положила трубку.
В тот самый миг она уже знала, что не позвонит ему больше никогда.
Из опыта, причем не только своего, а словно из всего того, что уловила в атмосфере жизни, Надя знала: единожды солгавший будет лгать и впредь.
Она искоса посмотрела на Сашу. А он? Тоже лжет кому-то? Но тут же оборвала себя. Это не ее дело.
Они проезжали мимо здания с зеркальными окнами, причем катили так близко, что Надя от неожиданности отшатнулась в сторону Саши. Ей показалось, что красная «десятка» сейчас въедет в окно. Она увидела в черном зеркале свою маленькую голову с гладко зачесанными волосами — словно девочка, дочка большого мужчины, который высился на сиденье водителя.
А ведь ее муж, поняла вдруг Надя, был даже не юношей. Он был своенравным подростком. С ним нечего делать взрослому человеку, только воспитывать. Но Наде это зачем? У нее уже был Николка.
Надя еще раз тайком взглянула на Сашу. Действительно, в его лице есть что-то юношеское. Но не подростковое, нет. «Как привлекательна свежесть чувств на мужественном лице», — подумала она и отвернулась, чтобы не показаться назойливой.
Саша останавливался на светофорах, потом снова летел по левой полосе, испытывая странное возбуждение. Оно было сходно с тем, которое охватывает во время рыбалки. Недалеко от его дачи есть запретный пруд, принадлежащий воинской части, там хорошо ловятся карпы. Если дать караульному достойную бумажку, он пропустит кого угодно и закроет глаза на отсутствие погон. Какие могут быть погоны, если ты в одних трусах?
Саша ухмыльнулся. Сейчас, странное дело, он ощущал такое же возбуждение и азарт, как в тот миг, когда на поверхности появлялся зеркальный карп. Он еще в воде, бьет хвостом, поднимая тучу брызг, он пока не твой, принадлежит другой стихии. Как Надя, которая сидит рядом в машине, но тоже пока не его. Но он уже выдернул ее из привычной среды. И поймает ее, она не сорвется. Он испытывал сейчас самый настоящий юношеский азарт, толкающий человека на обладание чем-то.
— Ты моя, — любил он говорить жене в самом начале их совместной жизни, а она насмешливо смотрела на него. Он знал, что она сейчас скажет ему, ухмыляясь. И она говорила это:
— Ну-ну. И что дальше?
С женой они еще не развелись, потому что ни ему, ни ей не нужна пока официальная свобода. Жена переехала от него в родительскую квартиру на Ленинском проспекте. До этого некоторое время жили как соседи по коммуналке. Они знали, как это бывает, потому что оба прошли в свое время через ее опыт. Он поначалу перебрался с компьютером в кабинет с лоджией, она перенесла свою постель в гостиную, а в одно прекрасное утро сказала:
