Сандра Даллас - Веселое заведение
Он пробыл в Джорджтауне еще день — чтобы посетить заупокойную службу и принять участие в обсуждении плана предстоящего предприятия. Собственно, его участие только присутствием и ограничилось, поскольку план продумывала и составляла Эмма. К своему удивлению, Уэлкам неожиданно осознал, что душой и организующим центром их маленького сообщества всегда была именно Эмма. Джон принимал это как данность, да и Нед, судя по всему, тоже особенно этому не противился. А поскольку борьбы за главенство не предвиделось, Эмма с Недом должны были неплохо поладить. И он, Уэлкам, вовсе не был так уж им необходим, как они говорили.
Поскольку раскручивать новую аферу предполагалось только через месяц, Уэлкам, сославшись на важные дела, сообщил, что уезжает, и договорился встретиться с ними в Юте. Эмма ответила, что ему нет никакой необходимости уезжать из Джорджтауна и что если между ними возникнут какие-нибудь трения, то им не составит труда их разрешить, но Уэлкам продолжал настаивать на отъезде. Вняв его настояниям, Нед с Эммой проводили его на вокзал, посадили в поезд и пожелали ему доброго пути. Доехав до Денвера, Уэлкам пересел в экспресс, который шел на юг.
До Сан-Антонио он добрался к вечеру следующего дня. Выйдя из здания вокзала, он проследовал на площадь Плаза-де-Армас, над которой острые лучи закатного солнца пронизывали облака, подобно клинкам золотых шпаг. Еще в поезде он снял и спрятал в кофр желтые перчатки и цветочный жилет и надел одежду попроще. В Техасе разодетых чернокожих не жаловали. Была минута, когда Уэлкам всерьез подумывал о том, чтобы надеть платье, но потом отказался от этой мысли и решил предстать перед ней в мужском обличье.
На пыльной площади все еще было жарко, но Уэлкам привык к жаре и духоте, а потому почти не обратил внимания на поднявшийся легкий ветерок, принесший с собой запах специй и жареного мяса. Пройдя мимо длинного дощатого стола, застеленного яркой клеенкой, он улыбнулся миловидной продавщице чили — «чили-квин», одетой в короткое красное платье. Она обратилась к нему на непонятном для него языке, но он сообразил, что она предлагает ему отведать приготовленные ею кушанья, и отрицательно покачал головой. Потом он миновал несколько жаровен, которые топились мескитовыми дровами и древесным углем и на которых жарилось мясо и варился в ведрах кофе. В воздухе стояли неумолчные крики «чили-квин», которые на испанском языке предлагали всем желающим угоститься «тамалес, энчилада, менудо, трипитас». Когда он проходил мимо ряда покрытых клеенкой столов, его схватила за руку женщина с павлиньими перьями в прическе. Уэлкам, однако, храбро отверг ее домогательства и бродил по площади до тех пор, пока не увидел Эдди.
Она была одета в летнее платье из тонкого ситца. Декольте у нее было довольно скромным, поскольку на этот раз не нужно было заманивать клиентов, демонстрируя свою грудь. Платье было отделано кружевами, оборками и лентами. Подходящая по цвету лента стягивала медные кудряшки у нее на голове. Она сидела на лавочке под газовым светильником, накрытым жестяным колпаком, и поначалу его не видела. Он же видел ее хорошо и, замерев на месте, любовался ее пышными формами, поскольку всегда отдавал предпочтение полным женщинам. Наконец она повернула голову в его сторону, увидела в сгущавшихся сумерках его силуэт и, улыбнувшись, указала ему на свою лавочку. Уэлкам поначалу решил не придвигаться к ней слишком близко, хотя кожа у него была довольно светлая и в сумерках трудно было определить, к какой расе он относился. Итак, расположившись на противоположном от нее конце лавочки, он некоторое время сидел довольно чинно и рукам воли не давал, но потом не выдержал и протянул руку в надежде дотронуться в темноте до ее пальцев. При этом он всей грудью вобрал в себя исходивший от нее тяжелый, приторный аромат цветочных духов. Эдди вздохнула, повернулась на лавочке и посмотрела на него в упор.
— Я согласился принять участие в еще одном деле, — сказал он. — Но это в последний раз.
Эдди наклонила голову, принимая его слова к сведению, а потом кивком указала на расставленные на площади столы.
— Все, что ты здесь видишь, — мое. Я все это купила, — сказала она. — И очень дешево. Когда я здесь окончательно обоснуюсь, то открою ресторан. Возможно, приобрету один из вон тех домов. — Она кивнула в сторону застроенного солидными каменными и кирпичными зданиями делового квартала, который, забирая от площади вверх, шел к центру города.
— Тебе в деловой хватке не откажешь, — с уважением сказал Уэлкам.
— Я всегда мечтала заниматься серьезными делами.
Уэлкам стиснул ее руку и ласково сказал:
— Ты в этой жизни много страдала — от душевной боли, людской злобы и мужской неблагодарности. Пора начинать новую жизнь.
Эдди с минуту сидела молча, вперив взгляд в задний двор церкви, находившейся на противоположной стороне площади.
— Ты Неда видел?
Уэлкам ждал этого вопроса.
— Он о тебе спрашивал.
Эдди молча ждала, что он скажет дальше.
— Они поженились.
Она довольно долго молчала, потом засмеялась глубоким грудным смехом, который не на шутку взволновал Уэлкама, и сказала:
— Милостью господней…
— Кажется, они счастливы, — сказал Уэлкам.
— Ничего не имею против. Я не злопамятная. Кроме того… — Не закончив фразы, она одарила его такой чувственной улыбкой, что Уэлкам сразу понял, что она имела в виду.
За одним из столов поднялся какой-то шум, и Эдди лично отправилась выяснять, что произошло. Осмотрев обожженную руку одной из своих «чили-квин», она намочила чистую тряпочку в котле с теплой водой, предназначавшейся для мытья посуды, и приложила к ожогу. Потом она платком вытерла с лица девушки слезы, усадила ее на лавку и велела ей отдыхать. Уэлкам смотрел на Эдди, радовался ее добросердечности и думал, что встреча с ней стала для него истинным благословением.
Через минуту Эдди вернулась к Уэлкаму и принесла ему миску с чили. Он стал есть, помогая себе кусочком кукурузной лепешки. Подливка оказалась горячей, душистой и жирной; он с жадностью поглощал щедро сдобренное перцем и другими приправами мясо с бобами, думая о том, что сердце у Эдди такое же горячее и щедрое, как ее соусы.
— Как обстоит дело с деньгами? — спросила она.
Уэлкам громко фыркнул:
— Они даже не удосужились открыть кошель.
— Эй, Кэти, закрывай лавочку! — крикнула Эдди. Ее душил смех. Придвинувшись к Уэлкаму, она взяла его под руку. — Неужели так и не открыли?
Уэлкам покачал головой:
— Даже не пытались. Ты ведь сама читала ее письмо, где было сказано, что кошель скатился в пропасть. Я, конечно, ни в чем не был уверен, пока не обговорил с Эммой эту проблему во всех деталях. И она сказала мне, что единственный раз подергала за клапан, когда их догнал Нед, но кошель был заперт на замок, а ключ от него ты ей дать забыла.
