Джерри Уандер - Верить и любить
— А как по-твоему?
— По-моему, ты наглый, бесстыжий плут!
Он наигранно расхохотался, но в глазах мелькнула щемящая грусть.
— Это неизбежно, Николь. Не заставляй меня страдать.
— Ты хочешь, чтобы я уступила из жалости?
Она не успела увернуться, Генри сжал ее запястья — не вырваться.
Николь обвила руками его шею, зарылась пальцами в густые волосы у него на затылке, потянула к себе — пускай целует, еще, еще! А он держал в ладонях ее виски и упивался отзывчивостью теплых губ. Вне себя от страха, как бы она не оттолкнула его, Генри расстегнул молнию на ее платье, коснулся губами впадинки у горла, обнаженного плеча. Словно пушинку подхватив Николь на руки, он отнес ее в спальню. Мягкий матовый свет озарил изысканное убранство постели…
— Красивая ты, — прошептал Генри и всмотрелся в ее глаза, полные слез.
На нем уже не осталось ни рубашки, ни брюк, а Николь послушно позволила стянуть с себя кружевные трусики. Она словно впитывала каждую клеточку любимого тела, стала неотделимой частью его существа. Теплые губы скользнули ниже вдоль прохладного тела, сомкнулись вокруг тугого комочка плоти с жадной, ненасытной нежностью.
— Пожалуйста, прошу тебя, — умоляюще выдохнула Николь.
Со всяким другим она ужаснулась бы такой беспредельной чувственности, всепоглощающей страсти, но он заставил ее поверить: все это — для нее одной. Он, казалось, давным-давно изучил сокровенные линии ее тела.
В последний миг развязки она пронзительно вскрикнула, задохнувшись, а Генри, опустошенный, откинулся навзничь на подушку. Но потом они снова подчинились безумному порыву и заснули лишь под утро, опьяненные и насытившиеся любовью.
В оставшиеся пять дней они не разлучались и всецело отдались своему чувству, хотя и не в ущерб работе, а когда прибыли в Лондон, осознание того, что время к ним безжалостно, с особой силой сблизило их и побудило дорожить каждой секундой. Наконец, за день до отъезда во Флориду, Генри за завтраком объявил:
— Нам надо поговорить.
Он покинул гостиницу, где Николь зарезервировала для него номер люкс, и перебрался к ней на квартиру. Этим утром они проснулись с восходом солнца и занимались любовью с отчаянной одержимостью. В восемь часов зазвонил будильник, они надели спортивные костюмы и отправились в парк. Генри сказал ей, что у себя дома по утрам он обязательно пробегает несколько миль.
Вернувшись, Генри принял душ, а Николь поджарила тосты, сварила кофе и шоколад.
Сквозь затуманенные паром стеклянные стенки душевой кабины она видела, как струйки воды стекают по его мускулистому телу, и, быстро скинув одежду, присоединилась к нему.
— О чем ты хотел поговорить? — поинтересовалась она.
— О нас, — с суровой решимостью отозвался Генри.
Голова у Николь пошла кругом, и сердце зашлось от дикой, неизведанной дотоле радости. Она спрашивала себя, не сон ли это — и каково же будет пробуждение? Знакомы они недавно, всего пару месяцев, но Николь уже твердо знала, что любит его, и надеялась на ответное чувство. До сих пор всерьез ничего не обсуждалось, не было взаимных обещаний и обязательств, но все складывалось так чудесно: редкостный альянс во всем — от малого до самого серьезного.
— Итак? — Николь не удержалась от счастливой улыбки.
Именно такого мужчину она ждала, как раз о такой любви мечтала всю жизнь.
— Мы зашли слишком далеко, думаю, следует охладить наш пыл. — Генри закусил губу. Он отрепетировал и заучил наизусть свою речь, продиктованную стремлением сохранить драгоценную свободу, но слова почему-то застревали в горле. — Ты знаешь, я порекомендовал Фрэнку купить фирму Освальдов, так что мы еще встретимся когда-нибудь. Пусть я не оригинален в суждениях, но нельзя же путать бизнес с удовольствиями, ни к чему хорошему это не приведет.
Сердце Николь разрывалось от боли, однако улыбка не сходила с лица. Для нее это не было преходящим развлечением. Она рассчитывала на прочный союз — выйти за него замуж, нарожать детишек.
— Согласна, — только и смогла выдавить из себя Николь.
Генри рывком поднялся с кресла и начал расхаживать взад-вперед по маленькой кухне, засунув руки в карманы и украдкой сжимая кулаки.
— А связывать себя узами брака — извини, это не по мне. Признаться, я не создан для семейного очага, гораздо удобнее, когда ты сам себе хозяин. Я люблю кататься на лыжах, путешествовать и не желаю, чтобы кто-либо мне мешал. — Внезапно он повернулся на каблуках и посмотрел ей прямо в глаза. — Значит, ты согласна? — Как будто ее слова только что дошли до его сознания.
— Да, и я с самого начала ни минуты не сомневалась, что эта блажь у нас скоро пройдет.
Он ошарашенно взглянул на нее.
— Правда?
— Конечно. Мы неплохо провели время. — Она даже попыталась засмеяться. — Поиграли — и хватит. Что касается замужества, я не созрела для такого важного шага. Еще нет…
Генри выглядел удивленным, но вздохнул с облегчением. Он боялся попреков, истерики, потоков слез. Николь оцепенела, у нее внутри словно застрял железный стержень. Впервые она выслушала отповедь мужчины. Но как жестоко он с ней расправился — будто наотмашь хлестнул по щеке. Нет, этот негодяй не увидит, как она плачет.
— Ты обещала заказать для меня такси, — напомнил Генри.
— Да, да, сию минуту, — деловито сказала Николь.
Идиотка, ненормальная! — распекала она себя после его ухода. Наивная дурочка. Генри Донэм — лакомый кусочек для тысячи женщин. Тем не менее, если мужчина в возрасте тридцати шести лет не обзавелся семьей, он намерен оставаться холостым до конца своих дней, и ни одна чаровница не совладает с черствым себялюбцем. А так называемое родство их душ — напрасная иллюзия, горячечный бред.
В подтверждение своих догадок месяц спустя она наткнулась на фотографию Генри в американском спортивном журнале. Он стоял в обнимку с Элен Кобмен, ластившейся к нему как кошка. В статье цитировались ее сладкие откровения об интимных отношениях с Генри.
Николь в сердцах швырнула журнал в мусорную корзину. Она не разразилась проклятиями, не разревелась. Не то чтобы рана успела затянуться, просто Генри Донэм — пройденный этап ее жизни.
Две недели спустя врач торжественно поздравил Николь: она ждала ребенка.
Когда Николь свернула на дорожку, петляющую между деревьев казуарины, и за ветками показался «Причал», Джонни наконец-то задремал. Николь поставила коляску в тени на веранде и вошла в ресторан.
Диана, как всегда, царила на кухне, а ее пятнадцатилетняя помощница Луиза ставила в вазочки букеты гибискуса.
