Элен Алекс - Другая жизнь
Отчего Боб Тернер моментально проснулся и поспешно высказался:
— Так, может, нам лучше построить фабрику детских игрушек, чем заниматься таким неблагодарным делом, как бесконечные съемки этих никому не нужных художественных фильмов?
Боб Тернер много еще интересного и необычного мог сказать по этому поводу. Но, нарвавшись на гневный взгляд старшего брата, решил пока воздержаться.
— Просто удивительно, как мы еще не пошли по миру с такой дилетантской философией, — сказал Тернер-старший.
В зале вновь воцарилась тишина. Было слышно только щебетание птиц за окном.
Люк Беррер, главный оператор киностудии, смотрел в глубь себя. Его сорвали на совещание прямо с ланча, и он так и не успел разбавить грубую полуденную пищу легким вином.
Джефф Дармер, режиссер, смотрел на часы. Джек Марлин, тоже режиссер, смотрел куда-то под стол.
Два помощника Марка Тимпсона вели трогательную игру глазами. А сам Марк Тимпсон, писатель и сценарист, никуда не смотрел, а тоже был возмущен происходящим до глубины души.
— Я думаю, нам нужно сделать нечто неординарное, — прервал наконец тишину Эйб Робинсон, режиссер и сопродюсер, третье лицо на киностудии после братьев Тернеров.
— Как ни странно, мой мальчик, — наклонился в его сторону Дон Тернер, — но именно по этому поводу мы тут и собрались. Нам нужно придумать нечто неординарное, — повторил он, — и если кто-либо из вас придумает мне это неординарное, я обещаю ему самый большой процент от прибыли. Хотя вы прекрасно понимаете, что дело не в денежных чеках. Престиж киностудии падает, вот что обидно.
— Может, сделать ремейк какого-нибудь старого замечательного фильма? — осторожно предложил Джефф Дармер.
Он был заинтересован в скором окончании совещания, потому что сильно опаздывал на свидание.
— Я не знаю ни одного старого замечательного фильма, по которому еще не был сделан ремейк, — повернулся в его сторону Дон Тернер.
— Может, экранизировать кого-нибудь из классиков? — предложил Люк Беррер.
Ему, как оператору, было все равно, что снимать.
— И кого из классиков вы хотите предложить? — вежливо спросил Дон Тернер.
— Ну… что-нибудь из Шекспира, — попытался докончить мысль Люк Беррер.
— Неплохая идея, — радостно поддержал его Тернер-младшенький.
— А что, черт возьми, из произведений Шекспира еще не было экранизировано? — громко спросил Дон Тернер.
— Ну… мы можем представить что-нибудь в современном свете, — сказал Люк Беррер.
— А какое из произведений Шекспира еще не было представлено в современном свете? — спросил Дон Тернер еще громче.
— Ну… я думаю, — сказал Люк Беррер, — я думаю, такую вещь можно попытаться найти.
Дон Тернер молча отвернулся от Люка Беррера. Тот развел руками и твердо решил больше сегодня не высовываться.
Слово взял Марк Тимпсон, известный писатель и сценарист, которому в последнее время многие радостно намекали, что он творчески иссяк.
— Можно попытаться написать неординарный боевик, — сказал Марк Тимпсон.
Все с удовольствием воззрились на старину Марка Тимпсона.
— В вашем боевике что, — сочувствующе спросил его Дон Тернер, — победят «плохие»?
За массивным столом послышались тихие, редкие смешки.
— Что-то в этом роде, — сказал Марк Тимпсон, — это будет очень психологичный боевик. У него будет такой неординарный и неожиданный конец, что публика просто ахнет.
— Ну, — терпеливо спросил Дон Тернер, — и что же это будет за конец?
— А это нужно будет придумать, — сказал Марк Тимпсон.
— А почему же вы до сих пор такой замечательный сценарий не придумали? — спросил Дон Тернер.
— Это очень сложно, — сказал Марк Тимпсон, — и потом, я сам еще до конца не понял, что я тут пытаюсь предложить.
Джефф Дармер осторожно посмотрел на часы и сокрушенно покачал головой. Дон Тернер терпеливо подождал, пока не прекратится откровенное веселье за столом.
Боб Тернер тоже весело похихикивал в рукав пиджака и виновато поглядывал на старшего брата.
Марк Тимпсон ужасно на всех обиделся. Если они думают, что писать сценарии очень легко, пусть сами попробуют.
Слово взял Эйб Робинсон.
— У меня есть идея, — сказал он.
И присутствующие медленно повернули головы к Эйбу Робинсону. Ибо его слова были произнесены с таким серьезным чувством и таким твердым голосом, что в зале уже почувствовалась материализация некой идеи, в правильности и совершенстве которой можно было не сомневаться.
— Мы внимательно тебя слушаем, — сказал Эйбу Робинсону Дон Тернер.
Эйб Робинсон развел руки в стороны и улыбнулся.
— Это — любовь, — сказал Эйб Робинсон.
На вытянувшихся лицах коллег вновь отобразился еле сдерживаемый смех. А лицо мудрого Дона Тернера снова покрыла печаль: его опять провели.
— Что? — сказал он Эйбу Робинсону.
Но Эйб Робинсон решил промолчать.
— Ты больше ничего не хочешь сказать? — печально спросил Дон Тернер.
— Вы же в меня не верите, — сказал Эйб Робинсон.
А Дон Тернер уже как раз дошел до такого состояния, когда он с удовольствием кого-нибудь бы убил. И начнет он сегодня, пожалуй, с Эйба Робинсона.
— Мы верим в тебя, — вежливо улыбнулся Дон Тернер, — мы верим в тебя больше, чем в самих себя. А потому с удовольствием выслушаем все, что бы ты нам сейчас ни предложил.
Эйб Робинсон еще немного помолчал, а потом сдался.
— Ну хорошо, — сказал он, — я попытаюсь.
Все собравшиеся за столом тут же расслабились и откинулись на спинки стульев. Ведь если кто-то из них взялся говорить о чем-либо более-менее серьезно, то все остальные вполне могли себе позволить хоть немного сегодня отдохнуть.
— Итак, — сказал Эйб Робинсон, — о технической стороне, рекламе и антирекламе мы поговорим потом. А сейчас о самой картине. Я предлагаю снять фильм о любви. В любви есть жизнь. Кирпичный дом возле реки, высокое дерево рядом с домом и даже дым из трубы — все это любовь. Кто-то любит Шекспира, кто-то не понимает Берроуза, кто-то предпочитает сладкий кофе, а кто-то терпеть его не может. Но на подсознательном уровне мы все одинаковы. В жизни, в этом великолепном и беспрецедентном шоу, участниками которого мы с вами являемся, есть некие субстанции, которые находят отклик в сознании абсолютно каждого человека, какой бы при этом у него ни был уровень общего развития, культурный и нравственный потенциал, пристрастия, взгляды и привычки. На уровне внутреннего и эмоционального восприятия мира мы все абсолютно одинаковы.
Когда в одном помещении с Бобом Тернером вдруг кто-то начинал долго и умно говорить, на Боба Тернера тут же нападала жуткая зевота. Он и к психоаналитикам по этому поводу неоднократно обращался, ничего не помогало. И поэтому Боб Тернер держал уже двумя руками рот и мечтал только об одном: чтобы Эйб Робинсон когда-нибудь сегодня замолчал.
