Линда Холл - Посредница
— В самом деле, — подтвердил Итан, бросив на него короткий взгляд. И понизив голос, шепнул Эбигейл: — Я нахожу вас безумно привлекательной и хочу провести с вами время. Как видите, я открыто говорю об этом.
— Всего тлидцать долларов, — воззвал продавец и добавил после паузы: — Двадцать пять, о'кей?
— Извините, но меня это не интересует, — сказала Эбигейл.
— Двадцать! Белите! — крикнул торговец, когда она двинулась прочь. Она улыбнулась и отрицательно покачала головой.
— Не интересует? — тихо повторил Итан. — Но ведь вам понравилось.
Да. Но я передумала.
— И все-таки я не теряю надежды. — В его голосе послышался смешок.
— Я говорила о жемчуге.
— А я нет, и вы это знаете.
Эбигейл посмотрела на него, готовая бросить колкий ответ, дав ему раз и навсегда понять, что она хочет только одного — чтобы он оставил ее в покое. С любым другим мужчиной это было бы нетрудно. Она бы вежливо, но твердо и недвусмысленно заявила, стараясь не задеть его самолюбия, что его ухаживания не будут приняты благосклонно.
Но когда она встретилась взглядом с Итаном, слова замерли у нее на устах. Сейчас он выглядел вполне серьезным, и она не могла отвести взгляда от блестящей янтарной глубины его глаз. Эбигейл почувствовала, как ее собственные глаза широко раскрылись.
Он остановился, преградив ей дорогу и не обращая внимания на идущих мимо людей.
— Так в чем же дело? — решительно спросил он. — Вы ведь незамужем, так ведь? Или у вас есть кто-то там, дома? А может, кто-то причинил вам зло, и теперь вы боитесь снова сделать шаг в неизвестность?
— Ничего подобного. — Она с усилием постаралась взять себя в руки и говорить спокойно, беспристрастно, точно речь шла не о ней. Может, стоит сказать, что у нее есть жених, что она помолвлена? Но инстинкт подсказывал ей, что это не будет иметь никакого значения. — Я очень польщена, разумеется, но… — Она пожала плечами. — Больше я ничего не могу вам сказать.
— Вы же признались, что вам понравилось.
— Жемчужины…
— К черту жемчужины! Вы дразните меня и наслаждаетесь этим, Эбигейл. Точно так же, как наслаждались тем поцелуем в лифте.
— Вы не страдаете от ложной скромности, как я погляжу.
— Как и вы, — напомнил он. — Я бы не поцеловал вас тогда, не будь уверен, что вы сами этого хотите.
Ну и нахальство! Какая самонадеянность! Он не имел никакого права принимать то, что она раскрыла губы, за благосклонность. Но она не могла отрицать и того, что это все же был ответ. Пусть невольный…
— Это рефлекс. Вы застали меня врасплох!
Какой-то прохожий наткнулся на нее, и Итан, взяв ее за руку, отвел с середины дороги в сторону.
— Если бы вам это не понравилось, то ваш рефлекс заставил бы вас отпрянуть и влепить мне пощечину.
— В другой раз… — Она остановилась, видя, как насмешливая ухмылка скривила его губы. — Но мне почему-то казалось, что вы не мазохист.
— А может, я хочу попробовать? Мне всегда нравились эксперименты. А привкус горечи может быть даже освежающим после диеты из меда и сахара.
— Джоан, кажется, приятная девушка.
Глаза его насмешливо блеснули.
— Очень.
Ванесса тоже была приятная — чрезвычайно. Значит, он нашел ее приторной, пресытился се сладостью?
Приступ боли и гнева заставил Эбигейл резко отвернуться и невидящими глазами уставиться на здания, возвышающиеся вдоль набережной.
— Я думала, вы приехали вместе.
— Нет.
— Джоан хотелось бы, чтобы это было так.
— Вероятно. Но, может быть, ей нужен кто-то другой, а не я?
— А мне — нет? — возмущение прозвучало в ее голосе.
— Как знать…
Она повернулась и с любопытством уставилась на него.
— Почему я должна вами интересоваться?
— Понятия не имею, но мне показалось, что были какие-то признаки.
— Признаки? — ледяным тоном спросила она. Он был так самоуверен, так убежден, что она интересуется им. Однако ее чувства были куда более сложными и гораздо менее лестными для него, чем он воображал.
— Мне кажется, вы чувствуете, когда я вхожу в комнату, если даже стоите спиной к дверям. Вы поднимаете подбородок, а щеки ваши слегка розовеют, хоть вы и стараетесь не смотреть на меня. А это кое-что значит.
Это значит, что я ненавижу тебя. Она хотела выкрикнуть ему это прямо в лицо, здесь же, на людях, и уйти. Но, схватившись за раскаленные солнцем перила, лишь отвела взгляд, чтобы он не видел, как глаза ее горят от негодования. Нет, он ничего не помнил из того далекого лета. Во всяком случае, не помнил о ней. Но не мог же он совершенно забыть Ванессу?..
— Вы наблюдаете за мной все время, когда думаете, что я на вас не смотрю, — продолжал он. — А я наблюдаю за вами. — Он помолчал. — Если вы захотите, я уйду я больше не потревожу вас. Но иногда мне кажется, вы скорее боитесь, что я уйду.
— Я ничего не боюсь! — Ее отрицание было настойчивым и страстным.
— Ну-ну… Продолжайте.
— Я не боюсь, — повторила она скорее самой себе, чем ему.
Ее подмывало рассказать ему все, раскрыть всю правду и посмотреть на его лицо в тот момент, когда она объявит ему, кто она такая. И увидеть, поймет ли он, почему она презирает его.
Помнишь Ванессу? — спросила бы она его. А помнишь ее маленькую сводную сестру? Ту, которая носила ваши записки все лето? Помнишь меня?..
— Тогда в чем же дело? — продолжал допытываться Итан. — Может, у вас есть какая- то мрачная тайна?
Он улыбался: это была только шутка.
У меня нет, могла бы ответить ему она, но у тебя — есть, я знаю.
Хотелось бы знать, как много других ванесс попадалось ему на пути, скольких еще он любил и бросил. Теперь ему, видите ли, наскучили женщины, которые сами падают к его ногам, и он затеял более сложную игру. Похоже, пытаясь избежать общения с ним, Эбигейл невольно подогревала его интерес к ее персоне.
Но зато она теперь может отпраздновать маленькую победу, дав ему от ворот поворот. Слабая, но все же месть за Ванессу.
Однако едва она открыла рот, чтобы наговорить ему резких слов, как другая, более коварная мысль, пришла ей на ум.
Стоит ли удовлетворяться столь слабой местью? Почему бы не сыграть с Итаном Миллером в его собственную игру? Водить его за нос, завлекать, довести до исступления, а потом отвергнуть.
Что-то в ней сопротивлялось, противилось этому, но идея была так заманчиво проста. Сердце ее вдруг сильно забилось, какое-то особое возбуждение охватило ее.
Когда-то давным давно, еще девочкой, в припадке отчаяния она хотела убить его. Но зачем становиться убийцей, когда есть более утонченный способ мести. И разве не обязана она ради Ванессы воспользоваться им?
