Марианна Лесли - Рыцарь моего сердца
— Значит, ты стыдишься меня? Я для тебя недостаточно хорош?
— Дерек, пожалуйста…
— Я знал, что рано или поздно это произойдет, что твои родители добьются своего и разлучат нас. Конечно, если бы мой отец был банкиром или бизнесменом, а не простым рабочим…
— Трудно винить их в том, что они желают мне добра.
Его глаза стали злыми и колючими, и он ушел, даже не попрощавшись. Ушел навсегда…
— Тебе идет это платье. — Голос Дерека вывел ее из задумчивости.
Она рассеянно улыбнулась, еще не до конца вернувшись из прошлого.
— Это мое выходное платье. Здесь же была свадьба. — Оливия искоса взглянула на него и заметила, что он продолжает разглядывать ее.
— Ты изменила прическу, — сказал он. Тринадцать лет назад ее волосы были длиннее и свободными локонами струились по спине, а сейчас доходили только до плеч и были аккуратно уложены.
— Что поделаешь, все меняется, — проговорила она, смущенная его пристальным взглядом. — И ты тоже сильно изменился.
Дерек отвел взгляд и ничего не ответил. Немного помолчав, он сказал:
— Помню, в детстве я тоже любил смотреть на небо. Бывало, садился на крыльце нашего маленького дома и любовался созвездиями. Иногда мы вместе с малышкой Верити ждали отца с вечерней смены.
Оливия знала, что Дерек стеснялся того, что их семья была бедной. У Логанов было четверо детей: трое сыновей и дочь, Верити, которая впоследствии умерла от рака крови. Отец работал слесарем на местном заводе, а мать горничной в маленькой гостинице. Нет, Дерек не завидовал богатым, просто хотел, чтобы у его семьи было все необходимое. Теперь-то он хорошо обеспечил своих родных — дал образование братьям и перевез мать к себе в Денвер.
— Ты очень многого добился в жизни, Дерек, — мягко сказала она. — Ты можешь гордиться собой.
Дерек изучал ее в отблесках света фонаря, горящего над крыльцом. Она говорила искренне, но чувствовалось, что его успех, слава и богатство не производят на нее такого впечатления, какого ему хотелось бы. Возможно, он добился всего только потому, что хотел доказать Оливии, как она ошиблась, когда бросила его, полагая, что он никогда не сможет вырваться из той среды, в которой вырос. Она бросила его и вышла замуж за какого-то умника из колледжа. А он так нигде и не учился, потому что день за днем, год за годом он сутками напролет играл, пел, репетировал, забывая о сне, о еде, обо всем. Он пахал как лошадь, но в конце концов добился своего — стал известным рок-певцом. Однако забыть, выбросить из головы и вырвать из сердца Оливию, прелестную девушку, которая когда-то любила его, а потом бросила, он так и не смог.
Интересно, подумал он, почему она развелась со своим распрекрасным мужем? И какие у них теперь отношения? Хотя, конечно, это не его дело.
— Сколько лет Синди? — поинтересовался он, прерывая затянувшееся молчание.
Оливия напряглась. Почему он спрашивает?
— Двенадцать.
Дерек кивнул.
— Она здорово похожа на тебя.
Расслабившись, Оливия облегченно выдохнула.
— Да, все так говорят.
— Вот только цвет глаз у нее не твой. Наверное, отцовский.
Оливия почувствовала, как сердце подпрыгнуло куда-то к горлу и быстро-быстро заколотилось там.
— Да, — выдавила она внезапно осипшим голосом. — Глаза у нее от отца.
А ведь она могла бы быть моей дочерью, подумал Дерек и почувствовал болезненный укол где-то в области сердца.
— Она часто видится с отцом?
— Нет, не часто.
Оливии совсем не хотелось говорить с ним о своем бывшем муже или о Синди.
— А как поживает твоя мама? — поспешила она сменить тему.
— Хорошо, спасибо. Она живет в небольшом, но довольно уютном коттедже с садом в пригороде Денвера. Когда я бываю в Денвере, то навещаю ее. Она увлеклась садоводством и вполне довольна своей жизнью. — Он помолчал. — Послушай, Оливия, — неуверенно начал он. — Мне кажется, я должен извиниться за то, что так плохо подумал о тебе. За то, что поставил тебя на одну доску с остальными. Я должен был знать, что ты не поверишь в мою виновность. Просто целый день перед моим носом захлопывались двери, и я…
— Не стоит извиняться, Дерек. Все в порядке. Я все понимаю. Ты переживаешь сейчас трудное время.
— Ты права, мне сейчас нелегко. Я не думал, что все это окажется для меня таким тяжелым испытанием. За эти несколько месяцев я настолько вымотался эмоционально, что порой мне казалось, что я больше не выдержу. Когда я просил суд позволить мне отрабатывать в родном городе, я надеялся, что здесь мне, как говорится, и стены будут помогать, но я жестоко ошибся. За сегодняшний день я успел убедиться, насколько враждебно настроены по отношению ко мне большинство горожан.
Оливия всем сердцем сочувствовала ему и в то же время не могла строго судить жителей города, ведь они верили тому, что видели и слышали в средствах массовой информации, а уж журналисты желтой прессы как следует постарались, чтобы раздуть эту историю и втоптать в грязь кумира миллионов любителей рока.
— Мне очень жаль, что все так вышло, Дерек. — Она не кривила душой. У нее тоже были свои проблемы, случались и неприятности, но все они не шли ни в какое сравнение с тем, что произошло с ним. Быть несправедливо обвиненным и осужденным само по себе ужасно. Но если ты при этом звезда мировой величины, личность известная и все кому не лень перемывают тебе косточки и порочат твое имя, трудно даже представить, каково тебе.
— Спасибо за поддержку. — Дерек и сам не ожидал, что станет обсуждать с ней свои проблемы, но как-то так вышло само собой. Наверное, все дело в том, что Оливия всегда умела слушать. Если не считать того последнего разговора, когда она отказалась прислушаться к его доводам и заявила, что образование для нее важнее, чем он. Ну что ж, дело прошлое. Все давно прошло и быльем поросло.
— Черт, — пробормотал он, — я сам во всем виноват…
Оливия удивленно взглянула на него.
— О чем ты говоришь?
Он закрыл лицо ладонями и постоял так несколько секунд, затем убрал руки и угрюмо уставился перед собой.
— Мне следовало быть умнее и осторожнее, ведь кому, как не мне, знать, что шоу-бизнес — это террариум, где надо постоянно быть начеку, иначе тебя сожрут.
— Ты считаешь, что тебя подставил кто-то из представителей шоу-бизнеса?
— Уверен в этом. — Он стукнул кулаком по раскрытой ладони другой руки. — Но, к сожалению, моим адвокатам не удалось найти никаких доказательств. — Дерек сунул руки в карманы джинсов. Ему давно хотелось поговорить с кем-нибудь об этом, излить душу, но адвокаты настоятельно не советовали ему делать этого, предупреждая, что любое оброненное им слово может попасть в газеты и быть как угодно истолковано, причем не в его пользу. Поэтому он так долго носил в себе все переживания — злость на человеческую подлость и собственное бессилие, — что ему стало казаться, что он взорвется, если не поговорит об этом.
