Плененная грешником (ЛП) - Херд Мишель

Если бы я не была поймана в этот кошмар, я бы легко влюбилась в его приятную внешность.

Но в итоге, я знаю лучше.

Я знаю, какая сила скрывается под его кожей и на какую жестокость он способен.

Я останавливаюсь у подножия лестницы, и мой взгляд скользит по его обнаженным предплечьям, вены, извивающиеся под его кожей, только делают его непобедимым.

Я никогда не смогу ему противостоять.

Окидывая взглядом гостиную, я любуюсь всей этой роскошью. Повсюду в особняке мебель из того же темного дерева, что и в моей спальне. Здесь есть мягкий диван из белой кожи и массивная развлекательная система с телевизором, занимающая большую часть одной стены. Кухня оборудована по последнему слову техники, столешницы выложены гранитом, а столовая имеет открытую планировку.

Несмотря на то, что я пленница, особняк кажется уютным. Если бы не угрожающее присутствие Виктора, я действительно чувствовала бы себя комфортно, оставаясь здесь.

Этот человек может быть монстром, но у него есть вкус.

Я замечаю тарелку с едой на островке. Там также есть бутылка воды.

У меня нет аппетита, но я хочу пить.

Виктор не двигается, пока я иду к островку, но он бормочет:

— Чувствуешь себя лучше?

Я открываю бутылку и выпиваю половину прохладной жидкости, прежде чем пробормотать:

— Нет. — Поворачиваясь, чтобы посмотреть на него, я говорю. — Ты причинил мне боль.

Его голова резко поднимается, его глаза скользят по моему телу, прежде чем остановиться на красных отметинах на моей шее.

Я откидываю волосы в сторону, чтобы он мог видеть все это, и приподнимаю рубашку, чтобы он также увидел ссадины на моем животе.

Я не собираюсь притворяться, что отметин там нет.

Он наклоняется вперед и ставит стакан на кофейный столик, прежде чем встать. Я быстро опускаю рубашку, когда он подходит ко мне.

Этот человек настолько силен, что кажется, будто сам воздух вокруг него напрягается и смещается с каждым его шагом.

Он заставляет меня чувствовать себя меньше букашки, которую он мог бы легко раздавить, если бы захотел.

Я полностью во власти этого монстра.

Когда по моему телу пробегает сильная дрожь, мне требуется больше сил, чем у меня сейчас есть, чтобы стоять спокойно и не съеживаться, когда он останавливается в нескольких дюймах от меня. Его глаза горят при виде отметин, покрывающих мою кожу, и, как я ни стараюсь, не могу удержаться от вздрагивания, когда он поднимает руку и проводит костяшками пальцев по моей шее.

— Прости меня, маленькая Роза, — шепчет он.

Когда я слышу сожаление в его голосе, мои глаза становятся широкими, как блюдца. Извинений я ожидала меньше всего.

Его темный взгляд останавливается на моем.

— Ты более хрупкая, чем я думал.

Я хотела бы быть сильнее.

Виктор опускает руку, затем пристально смотрит на меня, пока я не чувствую непреодолимую потребность извиваться.

— Перестань испытывать мое терпение, и я буду более осторожен с тобой.

Он действительно заключает со мной сделку, или это приказ?

Он указывает на тарелку.

— Ешь.

Я качаю головой.

— Я не голодна.

— Я не спрашивал, голодна ли ты. Я сказал ешь, — бормочет он, выражение его лица мрачнеет еще больше.

Я прижимаюсь спиной к столешнице, мои руки находят гранит и цепляются за него.

Виктор наклоняет голову, и везде, где его глаза касаются моего лица, мне кажется, что моя кожа охвачена пламенем.

— Пожалуйста, отпусти меня, — шепчу я.

Я понятия не имею, что буду делать, но все должно быть лучше, чем быть пленницей этого человека.

Он медленно качает головой.

— Мир растопчет нечто столь хрупкое, как ты. Ты можешь в это не поверить, но этот дом, пребывание здесь со мной, – самое безопасное место для тебя.

Гнев и разочарование начинают клокотать в моей груди. Сжав челюсти, я поднимаю на него глаза.

— Ты принадлежишь к Священству, которое убило мою семью. Ты уничтожил все, что было мне дорого. Это последнее место на Земле, где я когда-либо буду в безопасности.

Уголок его рта приподнимается в опасной ухмылке, заставляя все мои мышцы напрячься.

— Не имеет значения, что ты думаешь, маленькая Роза. Пока тебе не исполнится двадцать один и у тебя не будет времени... — Он поднимает руку, проводя пальцем по линии моего подбородка. — расцвести, я буду принимать все решения за тебя.

Мои губы приоткрываются, чтобы возразить, но они закрываются, когда он добавляет:

— Потрать время на то, чтобы окрепнуть и оплакать свою семью.

Мою семью.

Я качаю головой, затем отворачиваюсь от него и смотрю на холодильник.

Я не хочу ничего из этого. Это безумие.

Как я переживу три года с этим человеком?

Доживу ли я вообще до своего восемнадцатилетия?

И если доживу, какое будущее ждет меня впереди?

— Ешь, Розали, — бормочет он с чем-то похожим на сострадание, смягчающим его тон.

Мои глаза снова устремляются к его лицу, но он по-прежнему выглядит как смертоносный глава Братвы, который может оборвать мою жизнь за долю секунды.

Когда я не двигаюсь, Виктор протягивает руку мимо меня и подтаскивает тарелку ближе. Он накалывает кусочек еды на вилку, затем подносит его к моему рту.

Моя кожа горит огнем, и я снова смотрю на холодильник.

— Я накормлю тебя силой, если придется, — предупреждает он меня.

Не желая, чтобы это произошло, мой подбородок дрожит, когда я беру вилку и запихиваю еду в рот.

Мудак.

Когда я проглатываю кусочек и накалываю еще еды на вилку, Виктор бормочет:

— Хорошая девочка.

Мгновенный гнев разливается по моим венам. Прежде чем я успеваю обдумать это, я хватаю тарелку и толкаю ему в грудь. Тарелка с громким стуком падает на пол.

Дыхание вырывается из меня.

— Я не твоя хорошая девочка. Не пытайся ставить меня в условия!

Вместо того, чтобы потерять самообладание, его лицо расплывается в улыбке. Он смотрит вниз на испорченную еду, прилипшую к его футболке и лежащую у наших ног, затем его взгляд переключается на меня.

— У тебя есть одна минута, чтобы навести здесь порядок.

— Можешь идти к черту, — шиплю я.

Когда я пытаюсь проскочить мимо него, его пальцы обхватывают мой бицепс, и я прижимаюсь к его боку. Его лицо всего в дюйме от моего, когда он приказывает:

— Убери этот беспорядок, или я тебя отшлепаю.

Что?

На мгновение я разрываюсь между желанием убежать и сделать то, что мне сказали. Воздух становится невыносимо напряженным, затем мои плечи опускаются.

Когда Виктор отпускает меня, я хватаю рулон бумажных полотенец и, присев у его ног, собираю всю еду. Я выбрасываю это в мусорное ведро, но потом он говорит:

— Моя футболка сама по себе не почистится.

— Ты шутишь, — выдыхаю я, быстро сожалея о своей вспышке гнева, которая привела меня в это затруднительное положение.

Его глаза прищуриваются, глядя на мое лицо.

— Похоже, что я шучу?

Нет. Вовсе нет. Похоже, что ему требуется все его самообладание, чтобы не выполнить свою угрозу отшлепать меня.

Я хватаю еще бумажных полотенец, и мои щеки вспыхивают, когда я стираю еду с его футболки.

Когда я выбрасываю бумажные полотенца в мусорное ведро, Виктор берется сзади за свою футболку и стягивает ткань через голову движением, более горячим, чем все, что я когда-либо видела.

У меня отвисает челюсть, когда я вижу его грудь.

Иисус.

Точеный пресс и идеальный V-образный вырез, исчезающий в низко висящем поясе его спортивных штанов, мгновенно заставляют меня затаить дыхание.

Здесь так много татуировок.

Боже.

У Виктора на каждом плече нарисованы звезды, а в середине груди странный крест, сделанный из черепов с крыльями ангела по бокам.

От пупка до ткани виден темный ряд волос.

Мой язык высовывается, чтобы смочить пересохшие губы, и я чувствую вспышку паники в груди.