Аннемари Шоэнли - Строптивая женщина
— И со мной, — сказала Карола. Она встала и прошла в глубь кабинета. — Я никогда не могла понять, что нашли в вас Давид и мой отец. Да, да… — Она жестом попросила Марлену не перебивать ее. — Моему мужу вы и раньше были симпатичны, тут они с отцом были солидарны. — Она насмешливо улыбнулась. — И прежде чем мы поговорим о вашем расчете — а я готова вам выплатить все причитающиеся компенсации, — хочу объяснить вам, почему не терплю людей такого сорта, как вы.
Марлена села, хотя никто не предлагал ей этого.
— Вы вышли из простого сословия, что само по себе меня нисколько не смущает. Много достойных людей вышли из простых семей, и я охотно отдаю им должное. Я не сноб и ничего не имею против новых богатых — конечно, ничего, ведь я и сама принадлежу к этой касте. Но если я и научилась кого-то ненавидеть, то именно таких женщин, как вы. Я прекрасно знаю, что в вас происходит. Еще ребенком вы возненавидели мир маленьких людей. Вы неплохо выглядите, у вас острый и ищущий ум, и вы использовали оба этих качества, чтобы прорваться вперед. Любые средства для этого были хороши. Вы изображали из себя эмансипированную даму и нуждались в мужчинах, которые продвигали бы вас дальше. Вы тотчас, мгновенно сообразили, что вам, с вашим куцым образованием, нужен покровитель. Мой отец, например. Но его вам, конечно, было недостаточно, требовался кто-то и для сердца. А поскольку вы привыкли иметь дело с мужчинами определенного положения, то не хотели снижать свои требования. Поэтому стали целенаправленно добиваться моего мужа. Для сердца он хорош, да и карьере вашей не угрожает. Но вы высоко замахнулись, это было с самого начала рискованно, хочу вам сказать. Вам не повезло — вы поставили фишки не на то поле.
— Вы закончили?
На лице Каролы появилось выражение, которое говорило: что бы ни предпринимала Марлена, это не изменит ее мнения.
— Вы правы, — сказала Марлена. — Я действительно из простой семьи. Со временем я начала задумываться о классовых различиях. Тех людей, которым все падало с неба, я не ненавидела. И не завидовала им. Просто сказала себе: можно достичь всего, чего хочешь, если достаточно веришь в себя. Потому что и в вашей… касте был кто-то, кто начал с того, что поверил в себя. Георг например. Он начал с нуля и создал все это. Я никогда не забывала об этом.
— Поэтому-то вы его и использовали. Вы знали о его слабости к людям, стремящимся наверх.
— Я не использовала его. Он был не тем человеком, который позволит использовать себя. Он всегда делал то, что считал правильным, — и я делала то же самое.
— Это даже странно, что такое ничтожество, как вы, загнало в гроб моего отца и разрушило мой брак.
— И я нахожу странным, — сказала Марлена, — что такая неглупая женщина, как вы, позволяет себе так обманываться.
— Что вы имеете в виду?
Марлена ответила, что Георгу давно уже было не в новинку ходить по колено в дерьме из-за репутации собственной дочери и что ее брак с Давидом давно уже существовал только на бумаге.
— Я всегда считала вас вымогательницей, претендующей на чужое наследство. И теперь только укрепилась в этом мнении.
— На самом деле вы хотели выставить на посмешище перед людьми только меня. И не желали даже принять в расчет то, что это будет сделано ценой жизни вашего отца.
После этого Карола с застывшим лицом заявила, что пора перейти к обсуждению размеров компенсации.
— Так решение о моем увольнении окончательное?
Карола уставилась на нее:
— А чего вы ждали?
— Умения разделить личное и профессиональное.
Карола зло улыбнулась:
— По-моему, вы просто не в своем уме. — Она встала и пошла к двери.
Марлена последовала за ней.
— Пожалуйста, поверьте мне… Я сожалею о том, что произошло, сожалею бесконечно. Но это не имеет ничего общего с моей работой. Я всегда работала хорошо.
Карола открыла дверь. Голосом, осипшим от гнева, она сказала:
— Уходите! Сейчас же! Я не хочу вас больше видеть в фирме. Напротив, очень хочу понаблюдать, как вы будете скатываться снова со всех этажей, на которые забирались с таким трудом. Я буду, не отрываясь, смотреть, как вы поплететесь вниз, ступенька за ступенькой. И это доставит мне истинное удовольствие, уж можете поверить.
Марлена постояла еще мгновение, потом пожала плечами и прошла мимо Каролы в коридор. Она чувствовала взгляд Каролы на своей спине. Ее кабинет был в конце коридора. Она автоматически переставляла ноги, выпрямив спину, прямая, как палка. Вниз? Никогда. Она никогда не пойдет вниз, чувствуя на спине этот взгляд, не спустится ни на одну ступеньку, ни при каких обстоятельствах.
— Ваш кабинет заперт.
Марлена не остановилась, дошла до своей двери, нажала на ручку — комната была открыта.
Потом наступило затишье. Она приходила в свой кабинет, работала — никто не мешал ей. Как будто вокруг нее повисла завеса абсолютного молчания, а крутящиеся вихри тайфуна окружали ее тихий кабинет. Ни слова больше от Каролы. Доктор Бенда тоже не звонил.
Марлена советовалась с Морицем. Тот тоже ничем не мог объяснить это молчание. Обычно руководящие работники сразу после увольнения бывали освобождены от своих обязанностей — это значило, что они расстаются с фирмой по взаимной договоренности.
Она чувствовала себя кораблем, бесцельно болтающимся по волнам. Странные вещи происходили на берегах ее реки, люди из ее окружения стали ей казаться бесплотными фигурами.
— Я хочу к нему, я хочу к Георгу! — сказала она как-то вечером, совсем отчаявшись, Морицу.
Тот обнял ее, прижал ее голову к своему плечу и стал укачивать, как ребенка.
Марлена перебирала в памяти воспоминания о Георге, словно бусины. Она старалась делать все, чтобы воспоминание о нем было в ней свежо. Она вдруг поняла, какое место занимал он в ее жизни, как чутко и незаметно Георг старался делать ее лучше. Ох, как ей его не хватало!
Она ездила на небольшое кладбище, где был похоронен Георг, — там еще лежали венки, совсем замерзшие. Ночами ей снился Георг, лежащий голым на венках. Ветер гуляет по холму, ленты венков шелестят на ветру.
Почти каждый вечер она встречалась с Давидом — или у него в гостинице, или в своей квартире. Он иначе переживал смерть тестя, винил во всем себя, не находил слов и замыкался, когда Марлена заговаривала о Георге. Она сострадала его беспомощности, ее чувство к нему изменилось, приобрело материнский оттенок. Он все еще восхищал ее, как картина, которой восторгаешься, не обращая внимания на то, что рама потускнела. Они даже снова спали друг с другом, но жар прошлых ночей погас, и вернуть его было уже невозможно.
