Джан Макдэниел - Подарок
— Я хочу прикасаться к каждой частичке твоего тела, — сказал он и, склонившись, начал целовать красиво выгнутый подъем ее стопы, потом один за другим перецеловал все пальцы. Всхлип прорвался из ее гортани, она попыталась освободиться, но он удержал ее, продолжая ласкать и целовать.
— Если ты скажешь, что не хочешь меня, я тотчас остановлюсь и отвезу тебя домой. Но только смотри, не забудь следить за своей нижней губой. Она всегда выдает тебя, когда ты говоришь неправду.
Подтянув поближе подушки, он подложил их ей за спину, так что она теперь могла откинуться, и занялся другим носком, а потом очередь дошла до ее брюк и трусиков. Покончив с этим, он, не спуская глаз с ее обнаженного тела, быстро разделся сам.
— Ты что, Саймон, не понимаешь? — Она закрыла глаза. — Я не хочу тебя. И вообще, все это причиняет мне слишком много боли.
Он сел рядом с ней.
— Ничто, Ярдли, ничто не может заставить меня перестать тебя желать, — тихо проговорил он, гладя ее плоский живот. — Открой глаза, посмотри на меня.
Когда она выполнила его просьбу, он увидел, что в ее глазах тоже разгорается страстное желание.
— Почему ты так чертовски торопишься помереть?
Слезы набежали ей на глаза, и она медленно опустила ресницы.
— Я не хочу умирать.
Заговорил он не сразу.
— Есть много способов умереть. Когда человек бежит от радостей жизни, он будто и не живет. Или когда он посвящает свою жизнь мести. Важно, Ярдли, лишь то, что мы испытываем друг к другу, что мы в иные моменты берем от жизни и что чувствуем при этом. Я долгое время не жил, внутри у меня была мертвенная пустота, пока не увидел, как ты висишь на моей изгороди. Подумала ли ты о том, что я хочу заботиться о тебе? Понимаешь ли, что я хочу жить тобою и думать о тебе все время? Ты пробудила во мне что-то такое, о чем прежде я и не знал, ты заставила меня пережить эмоции, которые раньше я считал слабостью. И я не позволю тебе оставить меня, дорогая. Не позволю тебе остаться одной, ведь я знаю: ты тоже любишь меня.
Какое-то время он гладил ее по голове, потом заговорил снова:
— Не останавливай меня, Ярдли. Я не смогу любить тебя, если ты меня не хочешь. Умоляю тебя.
Она с мукой посмотрела ему в глаза. Потом, едва слышно, с дрожью в голосе, проговорила:
— Прошу тебя, Саймон, не надо меня умолять. Ты не должен…
Слезы лились по ее щекам, когда он обнял ее, прижал к себе и нежно поцеловал в губы. Затем осторожно положил ее на спину и сам лег рядом, лаская все ее тело так, будто они впервые вместе. Она уже не знала, от чего эти слезы — от нависшей над ее головой беды или от наслаждения, которое заставляло ее забыть о всех бедах мира.
Когда он отстранился, чтобы посмотреть на нее, то увидел, что слезы все еще бегут из ее глаз. Нет, он не удивлялся ее плачу. Что потрясло его по-настоящему, так это то, что горячие слезы покатились вдруг и из его собственных глаз. Он целовал ее мокрое соленое лицо — глаза, нос, щеки, губы, и слезы их мешались друг с другом.
То, что произошло потом, не было похоже ни на одну из их прежних любовных схваток, столько в этом соитии было неизреченной нежности, печали и самозабвения. И столько в нем было живой жизни…
Потом, лежа рядом, они держались за руки и молчали. Наконец Саймон заговорил:
— Ох, сердце мое, Ярдли! Мы вместе, родная, вместе. И я знаю теперь, что ты не покинешь меня. Не верю я, что ты захочешь разбить мое сердце. Я люблю тебя, и неважно, сколько мы будем вместе — шесть месяцев или шесть лет, важно, чтобы все это время принадлежало нам.
Ярдли прильнула к нему, положив голову на его плечо.
— Я так боюсь, Саймон. — Голос ее был хриплым. — Мне невыносима мысль, что это с нами в последний раз… Я и без того всякий раз думала, что это невозможное чудо, что оно может никогда не повториться, а теперь…
Саймон поцеловал ее, отвел у нее со лба золотистые пряди волос и сказал:
— Разве мы теперь не счастливы? Просто от того, что мы вместе, здесь и сейчас. И это будет с нами повторяться вновь и вновь. Ничего не бойся, просто думай о том, что мы вместе. Ты не должна сдаваться, и все будет хорошо, вот увидишь. Да, кстати, надеюсь, ты не забыла, что обещала научить меня играть в гольф?
Он обнял ее, будто стремясь передать ей свои силы, вселить в ее душу свою уверенность, и она отозвалась на его движение, будто вверяя ему и тело свое и душу.
Она смеялась и плакала в одно время.
Жизнь, с ее надеждами, радостями и печалями, продолжалась.
Эпилог
Шесть месяцев спустя
— Ты что-то подозрительно затихла, — заметил Саймон, ведя свой «ягуар» по извилистой сельской дороге в окрестностях Киттриджа. — Уж не замышляешь ли против меня какого-нибудь злодеяния?
Ярдли повернулась и любовно смотрела на красивый профиль своего мужа. Все еще испытывая неловкость от непривычно коротких волос — так коротко ей не приходилось стричься никогда в жизни, — она рассеянно подняла руку к затылку и улыбнулась.
— Против тебя, Саймон? Да никогда! Просто наш медовый месяц подошел к концу, вот я и загрустила. Мне так понравилось на Корсике.
— Мы уже почти дома. И все только начинается.
Она посмотрела в окно, за которым расстилались пригородные поля, луга и рощи, ласковый солнечный свет и свежий воздух были подобны прикосновению к лицу ароматной ветки сирени. Киттридж навсегда останется ее домом, и возвращалась она сюда с удовольствием, успев по нему соскучиться.
Саймон свернул на незнакомую ей дорогу.
— Куда это мы едем? — спросила она.
— Домой.
Белый особняк в колониальном стиле проглянул сквозь тенистые деревья, вырисовывающиеся на фоне неба. Когда они подъехали, во дворе перед домом Ярдли увидела небольшие куртины с алыми тюльпанами и бледно-желтыми нарциссами.
— Но разве ты здесь живешь, Саймон? — растерянно спросила она.
Он остановил машину.
— Здесь живем мы. Я подумал, что этот дом должен тебе понравиться. Он гораздо лучше подходит для семейной жизни.
К глазам Ярдли подступили слезы.
— Ох, Саймон, не слишком ли это обнадеживает? Я так теперь боюсь желать от жизни слишком многого.
— Пойдем, Ярдли, тебе предстоит осмотреть наши владения. — Он вышел из машины, обошел автомобиль и, открыв дверцу, помог ей выйти. — Впереди у нас целый день, и у меня, миссис Блай, на этот день большие планы. — И озорно подмигнул ей.
Она улыбнулась, хотя глаза ее были затуманены. Прикосновение солнечного тепла к коже никогда не ощущалось ею таким благотворным, как теперь, да и небо никогда прежде не было таким голубым и чистым. Выздоровление, даже если оно временно, прекрасно.
