Кэролин Грин - Настоящая любовь (Сборник)
Сабрина сидела за партой, рисуя на листе цветной бумаги.
— Привет, Сабрина! Что ты делаешь? — спросила Кейт, пройдя по серому ковру.
— Рисую свой новый дом, — улыбнулась девочка.
— Умница.
Кейт взглянула на рисунок. Сабрина изобразила несколько кривых квадратов, увенчанных трубой. Внутри одного из квадратов были нарисованы три человечка, двое больших и маленький.
— Дай взглянуть, — серьезно сказала девушка. — Это твой папа? — Она указала на самую большую фигурку.
Сабрина энергично кивнула, тряхнув длинными волосами.
— В середине я, — пояснила она, ткнув карандашом. — А это ты. Почти как настоящая семья, — заметила малышка и снова склонилась над рисунком.
— Почти, — прошептала Кейт, опять вспомнив свои детские мечты.
— Тебе понравился рисунок? — спросила Сабрина, взглянув на нее своими удивительными голубыми глазищами, унаследованными от отца.
— Очень понравился. Он красивый, — похвалила Кейт хриплым от волнения голосом.
Сабрина взяла листок с парты и протянула ей.
— Можешь взять себе, если хочешь, — с милой непосредственностью предложила она.
Кейт сморгнула неожиданно подступившие слезы.
— А разве ты не хочешь подарить его своему папе?
Сабрина удивленно на нее взглянула.
— Папа же ничего не видит, ты забыла?
Кейт с трудом удержалась от улыбки при этом образце простой, но безошибочной детской логики.
— Как я могла забыть. Спасибо, Сабрина, — сказала она, взяв рисунок. — Я буду хранить его вечно.
Час спустя Кейт громко постучала в дверь спальни Марша.
— Да! — В его приглушенном голосе чувствовалось раздражение.
— Доктор Даймонд, это мы с Сабриной, — веселым тоном откликнулась медсестра.
Марш лежал на кровати с закрытыми глазами. Он снял ботинки и пиджак и расстегнул рубашку на загорелой груди.
Стараясь не обращать внимания на ускорившееся сердцебиение, Кейт подошла к кровати.
— Как голова? Вам удалось поспать?
— Не проходит, и я не спал.
— Мы с Сабриной хотели узнать, не проголодались ли вы, — сказала девушка, поглядывая на темные волоски, заметные в вырезе рубашки.
— У нас есть молоко и печенье, — жизнерадостно объявила Сабрина. — Хочешь, папа, мы и тебе принесем?
— Я не голоден. — Ответ Марша был резок до грубости, и у малышки задрожали губы. — Сколько времени?
— Четыре часа, — сказала Кейт. — Когда вы хотите ужинать?
— Все равно. Решайте сами. Надеюсь, нам уже доставили продукты из супермаркета, которые я заказал.
— Да. И кто-то внес все это в дом.
— Наверное, Хэнк Уилсон, главный конюх. Я разговаривал с ним сегодня утром.
— Вы не хотите, чтобы я приготовила что-нибудь особенное для вас с Сабриной? — поинтересовалась Кейт, решив, что было бы неплохо как-то отпраздновать их первый ужин на ранчо.
— Я и вправду не голоден. Я всего лишь хочу, чтобы меня оставили в покое. Разве это так трудно?
Его ответ привел Кейт в ярость. Оглянувшись, она заметила, как прекрасные голубые глаза Сабрины наполняются слезами.
— Сабрина, милая, пойди к себе и поиграй, — предложила девушка, желая оградить ребенка от папиного «черного юмора».
Сабрина, заметно оживившись, бросила последний взгляд на лежащего в кровати отца и пулей вылетела из комнаты.
Кейт повернулась к развалившемуся на постели мужчине. Она уже готова была вправить ему мозги, объяснить, что он не имеет права вымещать свое плохое настроение на дочери, но при виде его искаженного болью лица эти гневные слова застряли у нее в горле.
— Головная боль усилилась? — сочувственно спросила она.
— Да, — последовал краткий ответ. Марш поморщился и начал растирать виски.
— Доктор Франклин дал вам обезболивающее?
— Да, в кармане пиджака.
Кейт взяла темно-синий пиджак, разыскала упаковку лекарств и вложила две таблетки в ладонь Марша.
— Я принесу из ванной стакан воды.
К ее возвращению Марш уже сидел на кровати.
— Откройте рот.
Марш подчинился, и Кейт положила таблетки ему на язык.
— Вот вода. — Она поднесла стакан к его губам.
Когда он накрыл ее руку своей горячей ладонью, сердце Кейт забилось, как сумасшедшее. Затаив дыхание, она ждала, пока он проглотит лекарство.
Марш снова откинулся на подушки. Голова его гудела, словно колокол. Он не спал. Даже не вздремнул. А просто лежал поверх одеяла, размышляя о том, как его угораздило оказаться в таком безвыходном положении.
Чернота вызывала в нем безотчетный страх, из-за нее он чувствовал себя погребенным заживо. С каждой минутой усиливалось желание вскочить и завопить от обиды, и он с большим трудом сдерживал свою ярость.
— Глубоко вздохните. Попытайтесь расслабиться, — прозвучал мягкий, успокаивающий голос Кейт. — Хотите еще воды?
Марш покачал головой. Послушавшись ее совета, он глубоко вздохнул, и внезапно его затопило ароматом жасмина.
— Доктор Даймонд…
— Пожалуйста, зови меня Маршем, — с усталым вздохом произнес он, почувствовав, что лекарство начинает действовать.
— Марш. — Кейт робко, как будто с неохотой, назвала его по имени. — Я знаю, тебе сейчас тяжело, но это ведь ненадолго. Зрение обязательно вернется. Ты должен помнить об этом и быть терпеливым.
Ее мелодичный голос действовал на Марша, как бальзам, и он понял, что все это чистая правда. Но он всегда отличался вспыльчивым характером, и частенько это доводило его до беды. Терпение никогда не было его сильной стороной.
— Ты права, конечно. Но это так чертовски трудно…
Марш надеялся, что возвращение на ранчо, в более привычную обстановку поможет ему хотя бы частично снять стресс, вызванный слепотой.
Но лучше не стало. Он все еще был пленником чужого мира и чувствовал себя совершенно беззащитным и даже более испуганным, чем готов был признать.
Желая отвлечься, Марш задумался о стоящей рядом девушке. Как выглядит Кейт? Блондинка она или брюнетка? Может, рыжая? Какого цвета у нее глаза? Сколько ей лет? Высокая ли она? Полная или худышка?
Судя по ее звонкому и молодому голосу, ей чуть больше двадцати. Может, под тридцать, если учесть ее умение обращаться с детьми и терпеливое отношение к пациентам.
Внезапно Марш вспомнил, как она подхватила его в больничной палате, удержав от падения. Сильная, но стройная, с очень женственной фигурой.
Марш почувствовал отклик своего тела, и внезапно его охватило какое-то странно знакомое ощущение.
Он нахмурился, пытаясь поймать ускользающее воспоминание, но под действием обезболивающего его мозг словно заволокло туманом.
