Элайн Крауфорд - Эхо любви
— Сейчас я возьму теленка. А вам бы лучше что-то сделать с вашей испачканной рубашкой, пока кровь еще не засохла. Взяв теленка за шею и за все четыре ноги, она вошла с ним в воду, погрузив его до живота и следя за тем, чтобы вода не залила ее сапоги.
Когда она остановилась и начала обливать водой спинку малыша, Кол Вильямс опустился на колени на песок позади нее. Его запачканная, прилипшая к телу рубашка распахнулась на мускулистой груди, когда он вытянул руки с закатанными рукавами. Она не могла удержаться, чтобы не следить за ним. Вот он наклонился над водой смочить ткань грязной рубашки. Мышцы на плечах и спине бугрились, мощно проступая через ткань, создавая соблазнительное зрелище, как будто он был без рубашки.
— Вам бы лучше снять ее. Таким образом вам никогда не смыть кровь и грязь.
Боже, как такие слова могли сорваться с ее уст? Он, должно быть, тоже потрясен. Его руки застыли в воздухе. А ее — нет. Удерживая взгляд на спине теленка, она лихорадочно набрасывала ладонью воду на шерстку, пока он не заговорил.
— Вы уверены, что мой вид без рубашки не оскорбит вас?
Она бросила взгляд на его серьезное лицо, продолжая неистово работать руками, обмывая теленка:
— Конечно, нет. Это вполне разумно. Кроме того, в такую погоду люди часто работают без верхней одежды.
— Вы правы, — он расстегнул пуговицы и стащил рубашку.
Она не могла отвести взгляда от его сильных и гибких мышц, что делали его фигуру очень мужественной и привлекательной. Постепенно маленький, со звездочкой на лбу теленочек становился самым чистым из всех, каких она когда-либо видела. Затем, когда Кол выпрямился и начал мыть свою грудь, она с удовольствием стала его рассматривать, но недолго, поскольку и на себе почувствовала его смелый взгляд.
Когда это стало слишком трудно переносить, она быстро подняла голову.
— Я полагаю, было бы лучше найти для него корову, чтобы он мог сосать ее, и тогда мы будем уверены, что он выживет. — Выжимая рубашку, он подошел так близко, что она могла сосчитать завитки золотистых волос на его загорелой груди. Марти заставила себя поднять глаза и встретить его взгляд и белозубую улыбку. — Вы очень устали, когда пытались справиться с коровой, которая не могла растелиться. Подождите немного, когда мы приедем к дому, я дам вам чистую рубашку и накормлю вас, а то выйдет как-то не по-соседски.
Часть третья
Марти прижала к себе теленка и молча следила за Колом Вильямсом. Рысью они пересекли луг с тенистыми дубами в поисках коровы, которая отелилась бы в течение двух последних дней. От свежевысушенной рубашки с таким же мягким оттенком голубого, как и его глаза, волосы Кола казались светлее и ярче, а само лицо было цвета теплого золота. Она поймала себя на литературном сравнении: он был похож на ковбоя Адониса. Даже представила себе картину, на которой молодые люди в Салиасе прощаются друг с другом. Она ничуть не была удивлена этому, но в то время, как передавала ему конец веревки, подумала, что ведь ничего не знает о нем.
Проскакав немного вперед, Кол вернулся к ней.
— Я нашел вон там кое-что подходящее, — он показал на корову внизу, около старых деревьев. — Подождите здесь, я приведу ее.
Он достал скрученную кольцами веревку, осторожно направил свою лошадь к стаду, где корова щипала траву, делая одновременно на веревке петлю. Коричневатое, с белыми пятнами создание с тревогой в глазах следило за всеми этими приготовлениями.
Марти слышала, как он приговаривал что-то ласковое животному, когда осторожно подъезжал к нему. Но корова помчалась.
Кол бросился в погоню, раскрутив лассо над головой и при каждом повороте коровы меняя тактику. С первого же броска он заарканил ее. Лошадь сразу же остановилась и начала медленно подавать назад. Кол ослабил веревку, когда корова начала метаться вокруг. Но через несколько секунд борьба ее прекратилась, и она последовала за ним послушно, как собака на поводке. Ее теленок поднялся, догнал и пристроился к своей матери. Наблюдая возвращение Кола, все существо Марти наполнилось радостным возбуждением. Она представила себе, что он ее муж, что они вместе работают на ранчо. Как она мечтала об этом не однажды. Ведь такое вполне было бы возможно!
Они с отцом так любили свою землю. Если бы мать хоть чуть-чуть попыталась понять ее, какая могла бы наступить красота и гармония в ее жизни. Если бы и сама мама могла что-то делать интересное и новое для семьи вместо того, чтобы обрекать себя и мужа на домоседство. Чаще всего мама просто проводила время в послеобеденном чтении, пока у нее не появлялось желание уговорами и лестью склонить отца взять ее в какую-нибудь поездку или путешествие. «Ей приходилось приложить много усилий, чтобы выманить отца с ранчо во время массовых отелов коров, — подумала Марти с гримасой отвращения. — Ведь настоящему хозяину так важно быть в это время на месте!»
Но если мать очень чего-то хотела, отец всегда давал ей то, что она жаждала получить. Большей частью это он делал потому, что чувствовал себя виноватым в ее пребывании здесь, в глуши, в отрыве от ее семьи в Бостоне. И попытка выдать дочь замуж за дальнего родственника — это была уступка ее прихоти. Выдавая дочь замуж в Бостон, она думала не о счастье Марти, а прежде всего о том, что это будет гарантией поездок в Бостон ей самой. Отец, как правило, не отказывал ей ни в чем, что было в его власти и возможностях.
— Мисс Норвуд! — Оглянувшись, она вскочила. Кол спешился и стоял позади ее. Озорство сверкало в его взгляде и легкой усмешке. — Я надеюсь, вы позволите мне играть хотя бы небольшую роль в ваших дневных грезах.
Ох, как он был обольстителен, возможно, что он даже немного мошенник. Чувствуя собственное безрассудство, Марти была благосклонна к нему, тепло улыбнулась, когда передавала теленка:
— Я сомневаюсь, мистер Вильямс, что вы можете воображать такое и найдете место, даже самое скромное, в мечтах молодой девушки.
При этом она громко рассмеялась и долго не могла успокоиться, пока не постаралась обратить все свое внимание на разглядывание другого теленка. Тогда Кол совершенно спокойно положил сиротку рядом с этим теленком, который был чуть больше, и помог Марти почистить его.
Его рука встретилась с ее. Как будто коснулись лед и пламень. Она была близка к тому, чтобы бежать прочь, вырваться из этих невыносимых ощущений, когда от кончиков пальцев как удар тока пробежал по всему телу. Ее дыхание стало неровным и частым. Он молчал, и она была благодарна ему за молчание, за то, что оборвал разговор на полуслове, поскольку ей было бы трудно что-либо говорить. Даже если бы она сейчас заставила себя это сделать, то вряд ли смогла бы произнести хоть пару связных слов.
