Елена Кшанти - Блаженная несвобода
— А права у вас есть? — хитро спросил он.
Прав у Стеши не было, ни индийских, ни международных, ни российских на вождения мотоцикла, но зато у нее были русские права на вождение машины. И она гордо, с видом, не допускающим никаких подвохов, протянула эти права, как и положено, с цветной фотографией, с печатью и с единственным английским словом, которое означало в переводе «права».
Полицейский долго вертел этот пластиковый кусочек, но, не решаясь ударить лицом в грязь перед подчиненными своей неосведомленностью, в конечном счете вернул его девушке, признав тем самым основательность ее прав. И она уже готова была завести мотор, но вконец расстроенный начальник полиции вдруг опять оживился и, показывая на поцарапанный шлем, прикрепленный к багажнику, а не к ее голове, он сказал:
— А почему без шлема?
Но Стеше уже было смешно от всего этого представления, и она, глядя ему нагло в глаза, широко улыбнулась. И все вокруг тоже начали улыбаться.
— А у меня защелка сломалась, и он с головы падает, — показала девушка осиротевший хлястик шлема.
— А ну-ка надень, — нахмурился полицейский.
Стеша открепила шлем от багажника и водрузила его на свою лохматую голову. И начальник, уже несказанно развеселившийся и от ее озорных глаз, и от ее несуразного вида с торчащими из-под шлема во все стороны непослушными рыжими прядями, задыхаясь от смеха, сдался:
— Нет, без шлема тебе лучше.
За его спиной толпа ухнула, бригада полицейских расслабилась, и Стеша, надавив на педаль газа и тем самым вызвав неистовое рычание своего друга, весело понеслась в гору.
Когда через неделю ее попробовала тормознуть та же самая бригада, но уже без начальника штата, за то, что она опять ехала без шлема, Стеша невозмутимо произнесла:
— Вам же начальник сказал, что шлем мне не к лицу.
И ее отпустили, вспомнив эту странную проверку.
Так и повелось с тех пор. Иностранка ездила, как хотела, когда хотела и к тому же нещадно нарушала местные правила, о которых не имела никакого представления, а лишь догадывалась, видя иногда удивленно-нахмуренные лица других водителей.
Но сейчас все было иначе. Полицейские были вместе с дорожниками, и те и другие были неподдельно серьезными, и это не предвещало ничего хорошего.
— Попрошу вас проехать в полицейский офис, — отчеканил подошедший полицейский.
— Хорошо, — удивленно произнесла Стеша, — а что случилось?
— Вам все объяснят там.
Через пятнадцать минут она уже сидела в кабинете местного начальника полиции, среди кип пыльных папок, которыми были забиты совсем не современного вида шкафы, и смотрела в проем двери, где на солнышке весело резвились собаки, то ли целуясь, то ли грызя друг друга.
— Вы знаете этого человека? — спросил ее начальник, протягивая не очень качественную ксерокопию фотографии.
Ксерокопия была действительно плохая, но человека на фотографии она узнала сразу. Из размазанных линий явственно прорисовывалось будто выточенное из камня лицо Стивена.
Начальник впился в Стешу вопросительным взглядом.
Знала ли она этого человека? Стеше трудно давалась ложь, она вообще как-то с самого детства не расположена была врать, а притом, узнав, что любая ложь жутко отягощает нашу и без того тяжелую карму, да к тому же ведет к тупости и сокрытию правды от себя самой, и вовсе старалась этого никогда не делать. И теперь ей тоже не хотелось врать и оправдывать это ложью во спасение непонятно кого и непонятно зачем.
— Этот человек очень опасен, мэм, он совершил ужасное преступление и бежал из своей страны. Знаете вы его или нет?
Знает ли она его? Ну конечно же нет, по большому счету она себя-то толком не знает, откуда же она может знать человека, которого видела так мало? И девушка, успокоившись этим философским воззрением, выдохнула:
— Нет, конечно же нет.
Но полицейского это не удовлетворило.
— Приглядитесь внимательнее, вы должны его знать, вас видели с ним вместе на дороге.
— Копия очень плохая, — сказала она.
— Мэм, это очень опасный человек, и он на свободе.
— Каждый человек в потенциале опасный, и каждый человек имеет право на свободу.
По реакции полицейского она поняла, что ее философская установка лишь привела его в ярость, а не упростила ситуацию.
— Советую вам подумать, за укрывательство преступника вы можете нажить себе большую проблему.
— Я никого не укрываю.
— Но вас видели вместе. Вы сидели с ним на дороге чуть ли не в обнимку, и это может подтвердить не один человек.
— Вчера на дороге проезжающий джип сбил человека и уехал, я лишь пыталась оказать этому человеку помощь.
— Тогда почему не отправили его в больницу?
Теперь ясно, почему Стивен отказался от больницы…
— Он просил это не делать, — ответила слегка растерянно Стеша и поняла, что влезает во что-то вязкое и липкое.
Дерьмовая ситуация. Заваливать кого-то, даже если это действительно преступник, было не в ее правилах. Еще минута, еще вопрос, и спасти положение вещей будет уже невозможно. Она была вне себя от отчаяния. Стеша закашлялась, стала кашлять долго и взахлеб, пытаясь тем самым оттянуть время и что-нибудь придумать. Но мыслей не было. Девушка кашляла и задыхалась, начальник уже нес стакан воды, а она все равно не могла ничего придумать.
— Так где же этот человек?
— Я оказала ему необходимую помощь и уехала.
Это, если не считать того, что она еще спала у него под мышкой, было чистой правдой.
— Уехали?
— Уехала, а что мне надо было еще сделать, почесать ему спинку? Я сделала все, что было в моих силах, и за это вы меня не укорите… — Стеша начала нести всякую чушь о человеческом долге, пытаясь увести полицейского в сторону, но он прервал ее поток глупости и просто спросил:
— Где он?
Ну все. Здесь либо врешь, либо продаешь… И Стеша опять закашлялась…
— Отпустите меня, — сказала она через минуту. — «Я знаю все, я ничего не знаю…», — процитировала она строчку из стихотворения Франсуа Рабле.
— Мэм, вы валяете дурака.
Тогда она, гордо подняв голову, невозмутимо произнесла:
— Я женщина, а «Бхагават-Гита» говорит, что женщины, словно дети, требуют внимания и заботы мужчин, так как они сами слабы и не могут нести никакой ответственности.
Полицейский явно не читал «Бхагават-Гиты», хоть это и был их священный текст, по правилам которого каждый порядочный индус строил свою жизнь, и слышать об этом из уст иностранки было стыдно. Поэтому он потупил глаза и произнес:
— Ладно, идите пока, но, пожалуйста, подумайте…
