Эшли Дьюал - Если Небо Упадет
— Мира, — делаю шаг вперед. — Меня зовут Мира.
— Дима.
— Как ты это устроил? И откуда знаешь мой адрес?
— Проследил за тобой, — усмехается парень и закидывает маленькое полотенце на плечо. — Затем спросил о тебе у соседей.
— Но почему? Зачем ты все это устроил?
— Мне захотелось сделать тебе приятно. У тебя красивые глаза, Мира, но в них не было ни грамма радости. Я решил, что смогу это исправить.
— Просто немыслимо.
Ошеломленно обхватываю себя ладонями за талию и хмурюсь. Не знаю, что сказать. Вижу небольшую гематому на носу Димы, вскидываю руки и неожиданно восклицаю:
— Ты нормальный вообще?
— Отчасти.
— Отчасти?
— Отчасти.
Киваю. Опускаю взгляд себе под ноги и с любопытством рассматриваю упавшие самолетики. Внутри такое странное чувство. Пытаюсь найти слова, описывающие его, как вдруг парень спрашивает:
— Ты свободна сегодня?
Мои глаза становятся огромными. Как ребенок, перед которым внезапно начинают крутить леденцом, я сглатываю и растерянно прищуриваюсь. Что ответить? Что ответить?
— И какая тебе разница? — немного заторможено интересуюсь я. Вух.
— Хотел увидеться.
— Мы и так сейчас друг друга видим.
Дима выдыхает. Скрещивает на груди руки и смотрит на меня как-то странно. Оценивает что ли. Наверно, думает, я сумасшедшая. Отчасти это верно.
Отчасти — глупое слово, но я почему-то улыбаюсь.
— Сегодня в семь я зайду за тобой.
Отличная тактика. Он решил не спрашивать, а сразу нападать. И нет, чтобы согласиться, я вдруг гордо вскидываю подбородок и со свойственной мне нудностью протягиваю:
— Еще чего.
— Что тебя конкретно не устраивает?
Облизываю губы. Что меня не устраивает? Ну, я хочу умереть, а ты мешаешь — вот что меня не устраивает. К счастью, я отвечаю иное.
— Сегодня мы уже виделись.
— Тогда завтра.
— Завтра рабочий день.
— Значит в субботу.
— В субботу — выходной.
— Тогда когда, Мира?
— Ну, что ж, ты и сам видишь: встретиться у нас никак не получается. — Пожимаю плечами и слегка приподнимаюсь на носочки. — Не судьба.
Разворачиваюсь, чтобы уйти. И пусть в груди ноет что-то похожее на грусть, я решительно собираюсь покинуть данную улицу и никогда больше сюда не возвращаться. Как вдруг…
— В пятнидельник.
Недоуменно оборачиваюсь.
— Что?
— Увидимся в пятнидельник.
Дима кивает. Делает шаг в сторону ресторанчика и практически скрывается за порогом, когда я восклицаю:
— Какая глупость! — Парень не останавливается. — Эй? Что за пятнидельник?
— Наш с тобой день, — улыбаясь, поясняет он.
— У нас с тобой нет дня.
— Теперь есть.
Я ошеломленно покачиваю головой. Открываю рот, чтобы сказать что-то еще, но Дима быстро скрывается за дверью. Момент упущен. Растеряно оглядываюсь, словно ищу у кого-то поддержки, помощи, но вокруг нет ни души, способной разрешить мою проблему: проблему любопытства, ожидания, желания завтра проснуться. Убираю назад короткие, бронзовые волосы. Наверняка, на солнце они рыжие, и я не понимаю, почему сейчас думаю об этом. И вообще не понимаю, почему думаю о чем-то, кроме своей смерти. Недовольно поднимаю с земли самолетик, прячу его в карман джинс и приказываю себе успокоиться. Заставляю мозг вычеркнуть из памяти сегодняшний день, сегодняшнее приятное чувство тепла, и одновременно греюсь о горячие крылья самолета. А он ведь обычный, бумажный. Просто оригами.
В этот момент я осознаю, насколько сильно влияние предметов может отличаться от их истинного назначения.
Я глажу платье. Его верх джинсовый, а низ из шифона: цвета не броские — бежевые, светло-розовые, молочные. Холодные, одним словом. Мама купила его за несколько недель до смерти. Сказала, мне идет такой фасон. Кладу платье на диван, аккуратно расправляю юбку, затем притаскиваю из коридора белые балетки. Оцениваю композицию и киваю сама себе, будто убеждаю в том, что вещи хорошо сочетаются.
Остаток дня провожу в ожидании. До вечера хожу вся взвинченная и действительно свято верю в то, что Дима вот-вот покажется на пороге. Я пообещала себе не думать о его словах, пообещала не зацикливаться на его двойных смыслах, поэтому мучаю голову мыслями о его внешности, тембре и удивительной фантазии. Это, конечно, немного не то, чем я хотела бы заняться, но выбирать не приходится.
Проверяю почту. Приходит конверт с оповещением из банка о том, что на мой счет вновь поступили деньги, жертвуемые кампанией, в которой когда-то работали родители. Не хочу лукавить: лишь благодаря им меня еще не выгнали из квартиры, и в холодильнике не повесилась мышь. Не знаю, хорошо ли это, ведь не спонсируй они меня, я бы давно померла с голода, что тоже вариант.
От безделья вымываю квартиру. Затем решаю постирать вещи. Под конец дня сижу на диване, смотрю на экран выключенного телевизора и буквально чувствую, как дрожит все тело. Я ощущаю себя покинутой, и вроде такая мелочь — а организм приходит в бешенство. Резко бросаю взгляд на настенные часы, которые за сегодня я успела возненавидеть, вижу стрелку на десяти и отворачиваюсь.
Он не придет.
Встаю. Протираю лицо и с напущенным спокойствием обещаю себе больше не доверять людям, не слушать их красивые слова. Поговорю завтра с доктором и на выходных со всем покончу. Вспоминаю, что оставила несколько пакетиков цефтазидима в аптечке, возьму еще пару флакончиков успокоительного и обезболивающего, или снотворного. Надеюсь, это поможет навсегда избавиться от боли и от боязни в очередной раз ощутить себя одинокой.
Утром крашусь, одеваюсь. Пью чай, выхожу из дома. Я стараюсь ни о чем не думать, ни о чем не размышлять. Делаю все на автомате. Прихожу к Александру Викторовичу, не ожидая приглашения, сажусь в старое кресло и тут же отрезаю:
— У меня все отлично.
Доктор вновь осматривает меня скептическим взглядом, правда, на этот раз не находит изъянов. Я подготовилась: накрасила губы, чтобы он не заметил, насколько сильно они потрескались, наложила тончайший слой тонального крема, руки спрятала в карманы и сижу так ровно, словно за спиной прячу палку.
— У меня к тебе есть просьба. — Он откашливается. — Я хочу, чтобы на следующий сеанс ты написала мне письмо.
Усмехаюсь. Прикусываю кончик пальца и недоуменно пожимаю плечами:
— Письмо?
— Да.
— Серьезно?
— Почему бы и нет? Напиши о том, что тебя волнует. Свои мысли, чувства. Возможно, есть вещи, о которых ты не хочешь говорить, но которые сумеешь выразить на бумаге.
Равнодушно рассматриваю свои обгрызенные ногти. Зачем мне соглашаться на подобную промывку мозгов, если следующего сеанса уже не будет? Глупо. С другой стороны, если сейчас я отвечу «да», доктор заметит «прогресс» и отпустит меня домой. Возможно, он даже успокоится.
