Чарити Бэрфут - Конец одиночества
— Да, конечно… — тяжело вздохнула Флоренс. — Но возникли некоторые проблемы.
— Проблемы? — скептически переспросила Эвелин. — Неужели что-нибудь не так в конструкции дома?
— Все в порядке, — с недоумением ответила Флоренс. — А почему это тебе пришло в голову?
Эвелин только пожала плечами, но, видя, что сестра ожидает ответа, продолжила:
— Если уж хочешь знать, кое-кто видел, как около полудня в дом входил зять Мартина Стейнера, — лаконично сообщила она.
— Вот оно что. — Почувствовав, что краснеет, Флоренс направилась на кухню. — Хочешь пить? Может быть, чай? Или может чего-нибудь покрепче? Кажется, у меня есть черри. И пиво, разумеется…
— Спасибо, не надо, — ответила Эвелин с надутым видом. — Ты понимаешь, как рискуешь, Флоренс? — Она покачала головой. — Если Патриция Таклтон узнает…
— Не узнает. — Флоренс засунула руки в карманы брюк. Вернувшись домой, она, пытаясь забыть случившееся, приняла душ и намеренно переменила одежду. — Мне кажется, что мы говорили о чем-то другом…
Эвелин оставила это замечание без внимания.
— Кажется, ты уверяла меня в том, что покончила с Норманом Таклтоном.
При столь бесцеремонном вторжении в свои личные дела Флоренс вспыхнула от возмущения. Когда Эвелин узнала об их романе, они с Норманом встречались уже полгода. И с тех пор сестра не уставала предупреждать о возможных последствиях этой связи не только для самой Флоренс, но и для агентства Эвелин. Стоит только Мартину Стейнеру узнать…
— Давай оставим эту тему, ладно, — резко предложила Флоренс. Эвелин, словно почувствовав, что ступила на скользкий путь, выразила свое неодобрение лишь презрительным фырканьем. — Я начала говорить о том, что нашла на чердаке.
— На чердаке? — Ей явно удалось привлечь внимание сестры. — Какое отношение имеет ко всему этому чердак?
— Там полно хлама, — объяснила Флоренс. — Так, во всяком случае, я полагала.
— Что ты хочешь этим сказать?
Эвелин была явно озадачена. Флоренс, вытащив связку писем из стоящего возле кресла чемоданчика, протянула сестре первое прочитанное ею письмо.
— Прочти вот это, — сказала она, сдерживая свое нетерпение.
Эвелин взяла его с брезгливой гримасой.
— Хорошо, — согласилась она, стряхивая с пальцев какую-то невидимую глазом пылинку. — Но почему ты думаешь, что мне…
Начав читать, Эвелин замолчала. Наблюдая за выражением ее лица, Флоренс вскоре уверилась в том, что для сестры эти новости были столь же неожиданными, как и для нее самой. Дочитав до конца, Эвелин подняла глаза.
— Думаешь, это имеет отношение к тебе?
— А ты как полагаешь? — спросила Флоренс.
Сестра вновь опустила взгляд на письмо.
— Откуда мне знать? Кто такой этот Гордон Рэмфорд? Родственник отца, наверное.
— Брат, — сообщила Флоренс, перебирая пальцами остальные письма. — Я прочитала их все, то, которое ты прочитала, было последним.
Эвелин протянула руку.
— Могу я их прочитать?
— Конечно. — Флоренс протянула сестре письма. — Только не сейчас. Я… кое-кого ожидаю.
Лицо сестры напряглось.
— Надеюсь не Нормана Таклтона?
— Нет, не Нормана, — успокоила ее Флоренс. — Но если бы даже я ждала его, тебе нет до этого никакого дела.
— Будет, если его тестю станет известно, что я обо всем знала и ничего не предприняла, чтобы предотвратить это.
— Эвелин, ты пока еще не мой опекун! — воскликнула Флоренс.
— Нет, но Мартин и Патриция мои друзья, — заявила Эвелин, вкладывая письмо обратно в конверт. — Мы с Джералдом иногда даже обедаем у них.
— Не слишком часто, — язвительно отпарировала Флоренс.
Мартин Стейнер и Хейвуды были членами одного и того же гольф-клуба, а Эвелин не один год пыталась создать себе подобающий круг знакомств. До сих пор контакты со Стейнером ограничивались приглашениями на благотворительные обеды, но Эвелин не собиралась останавливаться на достигнутом.
— Тем не менее…
— Закроем тему, — отрезала Флоренс. — Лучше скажи, ты что-нибудь знала об этом?
— Об этом? — сестра указала на письмо. — Нет. Откуда мне было знать?
— И ты никогда не слышала о Гордоне Рэмфорде?
— Флоренс, когда тебя удочерили, мне было только три года! — с негодованием воскликнула Эвелин.
— Да, конечно. — Флоренс и сама понимала это. — Как ты думаешь, что мне теперь делать?
— Делать? — недоуменно заморгала Эвелин. — Что ты хочешь этим сказать? Ведь этим письмам… лет двадцать пять, а то и тридцать.
— Мне только двадцать шесть, Эвелин.
— Ах, да, верно, — небрежно заметила Эвелин. — Но какое теперь все это имеет значение?
Флоренс уселась в кресло напротив сестры.
— Ты так думаешь?
— А как же иначе? Этот человек… Гордон Рэмфорд… возможно, уже мертв.
— А может быть, и нет.
— Может быть, — неохотно признала Эвелин. — Но что ты собираешься делать? Заявиться в его дом и обнародовать тайну, которую он скрывал все эти годы?
— Но он мой отец.
— Так ли это?
— Конечно так, — недоуменно взглянула на сестру Флоренс. — Зачем тогда ему были нужны все эти хлопоты…
— Да нет, я не сомневаюсь в том, что он был уверен в своем отцовстве, — отмахнулась Эвелин. — Но твою мать вряд ли можно было назвать образцом добродетели, не так ли? Я имею в виду… — губы ее скривились, и Флоренс прекрасно понимала, о чем она думает. — Связаться с женатым человеком! Откуда ты знаешь, не лгала ли она насчет твоего происхождения, надеясь таким образом поправить свои дела?
— Однако, если бы не ее гибель, Гордон Рэмфорд так и не узнал бы, что у него есть дочь, — сердито возразила Флоренс. — Бога ради, Эвелин, что ты выдумываешь?
— Но ты же ничего о ней не знаешь. Она могла быть… какой угодно.
Флоренс вскочила на ноги.
— Думаю, что тебе лучше уйти.
— Послушай, Флоренс, не разыгрывай мелодрамы, — сказала Эвелин и тоже встала. — Ладно, может быть, я не слишком хорошо отозвалась о ней, но ты должна понимать, что это ничего не значит. Ты же меня знаешь.
— Да, знаю. — Флоренс, действительно прекрасно знающая Эвелин, взяла из рук сестры пачку писем. — Что ж, не думаю, чтобы они были тебе нужны, — сказала она, отходя в сторону и освобождая Эвелин дорогу к двери. — Да, возьми ключи, — добавила Флоренс, взяв их со стола. — Но прежде попроси Джералда или еще кого-нибудь убрать остальной хлам. Мне это не под силу.
— Флоренс…
Эвелин еще раз попыталась успокоить сестру, но с Флоренс на сегодня было достаточно.
— Я тебе позвоню, — сказала она, чувствуя себя виноватой в том, что уезжает, не оставив Эвелин нового адреса. — Спокойной ночи.
