Ханна Хауэлл - Если он неотразим
Было уже очень поздно, когда в комнату проскользнули Жермен и Байяр. За ними последовал Альфред, он поставил поднос с едой и напитками на маленький столик перед камином. Бросив на Алтею строгий взгляд, приказывающий поесть, Альфред вышел из комнаты. Алтея встала, потянулась и пошла к столику. Теперь, когда страх за Хартли стал понемногу утихать, к ней вернулся аппетит.
— Альфред понимает, что вы теперь маркиза? — спросила Жермен, садясь напротив Алтеи. Байяр остался у постели Хартли.
Алтея улыбнулась:
— Конечно, но для него я остаюсь девочкой, которую он знает с самого младенчества. Пью служили Вонам на протяжении столетий. Они уже стали членами семьи.
Жермен кивнула и посмотрела на Хартли:
— Теперь дядя выглядит гораздо лучше, чем два часа назад, несмотря на все эти кровоподтеки, перевязки и порезы. Он спит так, будто не чувствует боли. Разве это возможно после того, что с ним сделали?
— Это поработали целители, боюсь, я объяснить не смогу. Я даже не знаю, что именно они лечили. Но сейчас он не чувствует боли. Это очень хорошо.
— В вашей семье так много разных талантов. А есть в вашей большой семье хоть один человек, не имеющий никакого дара?
— У некоторых дар настолько слабый, что он почти бесполезен, но таких очень мало. У нас не приняты браки среди своих, это случается крайне редко, и не потому, что церковь это не одобряет. Мы не перестаем надеяться, что когда-нибудь появится поколение, у которого не будет никаких талантов, но пока этого не случилось.
— Я бы прекратила попытки. Большинству из вас дар приносит больше пользы, чем вреда. Даже бедному Модреду[8], которому не повезло даже с именем. — Жермен широко улыбнулась, когда Алтея рассмеялась. — Он был очень бледен, но выглядел довольным. Он помог, и это придало ему уверенности в себе.
— Да. Хлоя сказала, что ему нужно это сделать. Мне только жаль, что утверждаться ему пришлось на таких злобных фуриях. Он сейчас отдыхает? — Жермен кивнула, и Алтея облегченно вздохнула. — Надеюсь, ему не снятся кошмары после того, что он увидел в Клодетте.
— Я очень хочу, чтобы она умерла, мне даже страшно становится за такое желание. Все время, пока мы были во Франции, меня не покидала мысль: как заставить Клодетту страдать? А теперь? Теперь мне стыдно за это. Но она должна пострадать за то, что сделала дяде, моей семье и многим другим.
— Согласна, — сказала Алтея. — И мы должны верить в справедливое возмездие.
— В аду?
Алтея пожала плечами.
— Повесить ее мы можем только один раз. — Она внимательно посмотрела на Жермен. — Ты хочешь пойти на ее казнь?
— Не столько хочу, сколько должна. Она украла у меня семью, остались только дядя и Байяр. Я должна быть там ради отца, ради Терезы и малышей. Я хочу убедиться, что она действительно умерла.
Алтея только ласково похлопала Жермен по руке и вернулась к своему ужину. Они еще поговорят об этом, когда придет время. По настоянию Байяра и Жермен Алтея отправилась отдыхать. Ей хотелось остаться у постели Хартли, страх потерять его был все еще силен, но она понимала — нужно выспаться. Когда Хартли поправится, уход за ним потребует много сил и мужества. Он наверняка будет нелегким пациентом.
Алтея улеглась в постель, но сон не шел. В ее голове стучали слова Хартли, требуя, чтобы она об этом подумала. «Люблю тебя». Он определенно произнес эти слова, но она не знала, насколько можно им верить. Ему было больно, боль затуманила разум, к тому же он обрадовался спасению. Вот и вырвались эти слова. Возможно, он имел в виду совсем не то, что так хотелось услышать ей.
Алтея закрыла глаза и постаралась изгнать из головы все мысли, лишающие ее сна. Посмотрим, как Хартли поведет себя в ближайшие дни. Если не повторит свои слова, так тому и быть. Алтея примет это как сказанное в бреду. Конечно, она сделает все возможное, чтобы заставить его повторить эти слова в ясном сознании. Только тогда она поверит и отдаст свое сердце в его руки.
Глава 19
Хартли поставил свою размашистую подпись на последнем документе, который секретарь принес ему от адвоката. Каким он был дураком, не составив нового завещания сразу после женитьбы на Алтее. И неприятности, в которые они впутались, нисколько не извиняли подобной оплошности. Теперь ошибка исправлена: что бы ни случилось с ним, жена будет обеспечена в финансовом отношении, все ее права защищены. Прежде ему как-то не хотелось думать о том, что и он смертен, но, столкнувшись со смертью лицом к лицу, Хартли осознал, насколько быстро и неожиданно она может призвать человека к себе.
Он поднял правую руку и пошевелил пальцами, потом проделал то же самое с левой рукой. Прошло всего три недели с того дня, как его спасли от Клодетты и ее людей, а он был почти как новенький. В последнюю неделю только слабость и потребность восстановить утраченные силы свидетельствовали о том, что он еще не полностью окреп. Хартли не понимал действий целителей, но ему не хватало слов, чтобы выразить свою благодарность. Он мог бы до конца своих дней остаться калекой. Произошло чудо, за которое он готов благодарить Бога. И, несмотря на их отказ от оплаты, он распорядился, чтобы каждого Уэрлока и каждого Вона, который помогал ему излечиться, обязательно отблагодарили за старания.
Теперь можно больше внимания уделить своей жене, подумал Хартли и ухмыльнулся. Она ничего не сказала о его объяснении в любви. Хартли решил так: она убедила себя, что это было вызвано радостью от спасения, а не шло от сердца. Он твердо решил показать ей, как сильно она ошибается. Ухаживания начались с мелких подарков и длинных бесед в саду во время его выздоровления. Теперь, когда он полностью исцелился, можно начать ухаживать за ней в спальне.
Жермен проскользнула в его кабинет, и, торопливо вырвав свои мысли из спальни, Хартли улыбнулся племяннице. За время своего выздоровления он сблизился и с Жермен, и с Байяром. Они вместе плакали в тот день, когда были возвращены драгоценности, украденные Клодеттой у герцога и его семьи. Байяр и Жермен оплакивали своего отца, мачеху, которую они полюбили, и маленьких сводных брата и сестру. Хартли оплакивал сестру, которую потерял уже очень давно, бессмысленную смерть человека, которого любила его сестра, и ту боль, которую испытала бы она, узнав, как пришлось страдать ее детям. Разделив эту скорбь, они, наконец, стали настоящей семьей.
— Сегодня Клодетту и Маргариту повесят, — сказала Жермен, стоя перед его письменным столом и нервно крутя в руках цветной камешек, который Хартли подобрал в детстве во время прогулки по берегу со своим отцом.
