Карен Рэнни - Строптивая жена
Интересно, что-нибудь уцелело?
Взрыв мог убить их обоих.
Если бы Дуглас не вошел в обсерваторию, то оказался бы в эпицентре взрыва.
Сара посмотрела вниз на сад, сад ее матери с самшитовым лакенбутом, шотландским символом любви и преданности. Возможно, потому что она смотрела отсюда, под другим углом, сейчас лакенбут не напоминал два сплетенных сердца. Сара прошла на другой конец террасы и снова посмотрела на кусты самшита.
Быстро взяв в своей спальне журнал и карандаш, она вернулась в покои герцогини и медленно зарисовала то, что видела от дверного проема и с дальнего конца террасы. Только закончив, она поняла: это не сердца, а две переплетенные буквы. Две буквы «М». Майкл и Морна?
Дуглас пошел в конюшню и велел приготовить карету.
— Буду рад отвезти вас, сэр, — сказал из-за спины Тим.
Дуглас обернулся:
— Я еду в Лондон, Тим, и намерен вернуться до темноты.
Тим кивнул:
— Мне это подходит, сэр. Вы действительно готовы уехать прямо сейчас?
Дуглас взглянул на смеющихся у стойла двух мальчишек, подозвал одного, дал поручение и повернулся к Тиму.
— Я буду готов через пятнадцать минут, — сказал он.
На самом деле времени потребовалось меньше. Через десять минут в конюшню вошел Алано со своим чемоданом в одной руке и с сюртуком Дугласа, переброшенным через другую.
— Было время, когда мне приходилось напоминать тебе, что нужно одеваться прилично, — сказал Алано. — Хорошо, что мне больше не приходится тебя учить. — Он с улыбкой вручил Дугласу сюртук. — Если ты едешь в Лондон, я с тобой.
Дуглас взглянул на чемодан в руке друга.
— Тебе нет никакой необходимости ехать, Алано.
— Есть, — ответил Алано. — Я не собираюсь скулить под ее дверью, как изнывающий от любви щенок.
Дуглас поднял бровь, но промолчал. Никогда прежде он не видел друга в таком настроении из-за женщины. Возможно, дело в Чейвенсуорте, но Дуглас так не думал. Просто каждый из них двоих нашел единственную женщину в мире, способную их нутро в узел завязать.
— Тогда я рад компании, — сказал Дуглас.
Алано распорядился, чтобы вторая карета, та, в которой он прибыл в Чейвенсуорт, следовала за ними. Кучер был в восторге от возвращения в Лондон.
Дуглас подал сигнал Тиму и вместе с Алано сел в первую карету. Меньше чем через час после того, как он принял решение, они уже были на пути в Лондон.
* * *
Сара вернулась в комнату матери. Высокие окна были закрыты тяжелыми шторами цвета выдержанного бургундского вина, она не раздвинула их.
Медленно она направилась к письменному столу, которым пользовалась мать, пока болезнь не свалила ее. Сев на стул с высокой спинкой, Сара выдвинула правый нижний ящик. Когда-то мать показала ей потайное отделение.
«Что там, мам?»
«Мамины драгоценности, дорогая».
Хотя Сара и была тогда маленькой девочкой, но она знала, что ее мать хранит кольца и брошки в маленькой шкатулке на дне большого шкафа, однако возражать не стала. Она была уже достаточно большой, чтобы помнить, что хорошая дочь никогда не возражает.
В ящике лежали ничем не примечательные вещи — фарфоровая ароматница, от которой все еще пахло розами, маленький флакончик с высохшими теперь чернилами, серебряное пресс-папье и перья. Сара выкладывала все это на стол. Как только ящик опустел, она просунула вглубь руку, ногтем сдвинула фальшивое дно и подняла его.
В тайнике лежала пачка писем, туго перевязанная желтой лентой.
Вытащив письма, Сара сжала их двумя руками. Она не имеет никакого права. Любопытства было недостаточно. Морна была женщиной с тайнами, но это ее тайны.
Сара изучала почерк на конверте, крупный и размашистый, казалось, писала мужская рука. Если она откроет конверт, то прочитает слова, предназначенные не ей. Возможно, они будут совершенно банальными, обычная переписка знакомых. А может быть, это будут слова любви, преданности и горя.
Бог простит, но она не может до конца дней оставаться в неведении.
Поставив на место фальшивое дно, Сара сложила мелочи обратно в ящик и вернулась в свою комнату. Там она села в кресло у окна, положила письма на колени, словно давая себе еще один шанс поступить прилично.
Она начала с самого старого письма, которое, похоже, часто перечитывали, потому что оно потерлось на сгибах.
«Любимая…»
Ее глаза расширились от этого нежного обращения, но она продолжала читать.
«Прости, что пишу тебе, но твой отец сообщил мне правду, которую скрывал все эти годы. Прости, что я когда-то поверил, что ты полюбила другого.
У меня теперь нет никакого права вторгаться в твою жизнь, но я хочу, чтобы ты знала, что ты всегда присутствовала в моей. Я никогда не забывал тебя, любимая, и каждый день молился о твоем здоровье и радости».
Подписи не было. Второе письмо, однако, было подписано четкой буквой «М». Но в нем не было обращения.
«Ты говоришь, что это неправильно, что мы не можем любить друг друга. А я говорю, как нам остановить любовь? Словами? Действиями? Что еще можно сделать с нами, любимая, когда мы оба вступили в брак с другими?».
Третье письмо из тринадцати занимало три страницы. В нем он описывал свою жизнь, своих детей, свое одиночество без женщины, которую он назвал любимой. В конце он написал свое имя. И Сара его знала: Майкл.
Она пропустила остальные письма и задержалась над последним. Наконец она открыла его, оно было написано несколько месяцев назад. Медленно она начала читать, думая, что у нее сердце разорвется.
«Я не буду больше писать тебе, любимая, и, боюсь, не увижу тебя.
Мое сердце устало, и в последнее время это очень тревожит моих родных. Это письмо отправит мой старший сын, надеюсь, оно быстро дойдет. Возможно, моя душа навестит тебя в твоем английском замке, чтобы попрощаться, раньше, чем придет письмо.
Я буду любить тебя в вечности. Я буду ждать тебя там».
Жгучие слезы застилали глаза Сары.
Морна Туллох была беременна, а ее возлюбленного обманом заставили жениться на другой. И чтобы защитить будущего ребенка, Морна вышла за английского герцога, отчаянно нуждавшегося в богатой наследнице. Она сумела жить далеко от Шотландии.
Воспоминания Сары о матери были подернуты флером времени, но теперь улыбка Морны казалась менее счастливой, а устремленный вдаль взгляд — просто тоскливым.
Возможно, ее мать так и не сказала Майклу, что родила его ребенка, скрыв эту тайну от всех, кроме Сары, которой показала фальшивое дно ящика.
Она хотела, чтобы Сара в конце концов узнала? Неужели ее мать просто хотела умереть? Можно ли умереть от разбитого сердца?