Штеффи Вольф - Коктейль для Барби
— Пойдем на свадьбу Мариуса и Уши? — У меня заплетается язык.
Роланд выпил не меньше моего. Он отвечает:
— Ну, конечно, а почему бы и нет?
Скоро мы засыпаем прямо на столе в баре. Очень близко друг к другу.
На следующее утро вид у нас просто убойный. Официант тормошит нас, требуя покинуть заведение. Мы плетемся в номер и засыпаем прямо на полу. Просыпаюсь я оттого, что звонит телефон, да так громко, словно на Гельголанде объявлена воздушная тревога. Не без труда иду к трубке. Глаза болят, потому что я, конечно, забыла снять контактные линзы. Это Сильвестр из Берлина звонит.
— Каролин! В следующий понедельник пробное шоу с самыми что ни на есть настоящими участниками. Ты ДОЛЖНА быть, приезжай во что бы то ни стало. Мы пригласили просто суперских людей. Будут Дафна и Ребекка и еще двое юношей. Госпожа Шнайдер уже забронировала тебе билет на самолет. Я тебе все объяснил, будь в понедельник в двенадцать, а если ты не приедешь, я сам за тобой приеду!
— Я буду, Сильвестр! — говорю я.
О, как же все устроить? Мне ведь еще нужно перевезти вещи в Гамбург. Когда же все это кончится? Где вообще сейчас моя мебель? Да, дела совсем плохи, если я даже не знаю, где она сейчас.
Не успеваю я положить трубку, как снова раздается звонок. На сей раз мой покой нарушает кто-то из руководства санатория, человек в трубке кричит, что содеянное моим приятелем — неслыханная наглость. Несчастный господин Фетт пережил страшное потрясение, и у него не выдержали нервы.
— Певец подаст жалобу, он это сделает, можете не сомневаться. И я одобряю такое решение. Разве можно сажать нашего артиста себе на спину и прыгать с ним в Северное море? Знаете ли вы, что господин Фетт не умеет плавать и при падении в воду защемил себе мошонку? А еще он предполагает, что его душевная рана никогда не затянется. — Сотрудник санатория, его, между прочим, зовут господин Боммель, все больше входит в раж. — Господин Дункель должен незамедлительно явиться сюда, — кричит он, — мы составим протокол и передадим дело полиции!
Я просто вешаю трубку. Голова гудит. У меня такое сильное похмелье, что я начинаю сомневаться, вернется ли ко мне вообще ясность мысли.
Роланд просыпается и спрашивает, кто звонил. Я говорю, что на него подадут жалобу, но его это не сильно колышет.
— Пусть подают сколько угодно, — говорит он и засыпает.
Бедный мой копчик! Это все из-за удара о скалу. Такое чувство, что четыре лошади, которые должны были меня четвертовать, скакали в разные стороны, но были настолько слабы, что не смогли разорвать меня на части. Зато кости изрядно поломали.
Роланд, наконец, встает, разумеется, и не помышляя наносить визит господину Боммелю.
— Если там кому-нибудь что-то от меня нужно, то пусть сами меня находят. Сено к лошади не ходит.
Следующие дни проходят относительно спокойно. Невероятно, но факт: мне очень хорошо с Роландом. Мы даже можем вместе молчать. Такого со мной еще не бывало. Обычно я трещу не переставая.
Но Мариус и Уши все-таки подло поступили! Да как они посмели, прошло так мало времени! И еще пригласили МЕНЯ, МЕНЯ на свадьбу. Нет, ну, правда! Это просто беспардонно!
Роланд сохраняет хладнокровие.
— Вы просто не подходили друг другу, — успокаивает он меня. — Представь себе, вот вышла бы ты за него замуж, а потом выяснилось, что он совсем не такой, каким казался. Одна моя подруга через неделю после свадьбы поняла, что ее муж страшный извращенец. Занимаясь с ней любовью, он кричал: «Назови меня каким-нибудь злым зверем!»
Мне это непонятна.
— Что значит злой зверь? — спрашиваю я.
— Кто его знает, — задумывается Роланд, — может, бурундук или там аллигатор. Хотя что в них такого злого?
Я изо всех сил стараюсь вспомнить хоть одного злого зверя, но у меня ничего не выходит. Но, по крайней мере, я отвлеклась от своих грустных мыслей.
Время пролетает незаметно, и вот уже пора уезжать. Я прихожу в ужас от одной мысли о Берлине, съемках, Сильвестре, Дафне, Феликсе и всех остальных. Но контракт есть контракт, и нужно выполнять его условия, поэтому в воскресенье мы собираем чемоданы и возвращаемся на катамаране в Гамбург.
Потом я должна ехать в Берлин. Прощаться, как всегда, грустно. Но, к счастью, на следующий уикенд снова в Гамбург.
— Я люблю тебя, — говорит Роланд и обнимает меня, — помни это! Я хочу всегда быть с тобой!
— Я тоже, правда, — говорю я на полном серьезе. Никогда в жизни я не придавала своим словам такого большого значения.
Роланд уходит, не дожидаясь, пока мой поезд уйдет. Я всегда ненавидела сцены расставания на вокзале. У женщины из глаз потоком льются слезы. И когда из громкоговорителя раздаются слова: «С платформы три отправляется поезд дальнего следования номер шестьсот семьдесят один Брюссель — Мюнхен», сладкая парочка «Твикс» еще крепче прижимается друг к другу, как будто все у них в последний раз. Просто ужас! Терпеть не могу, когда разводят нюни. Но самое мерзкое — это рекламный ролик конфет «Merci», в трех эпизодах, один дебильнее другого:
Ты мой маяк в туманный день, В конце туннеля яркий свет, Спешу сказать судьбе «Merci», Лучше тебя на свете нет!
(Мужчина и женщина бегают по пляжу, играя в догонялки. Потом он ее настигает, и парочка целуется на фоне заходящего солнца.)
Житейских бурь я не страшусь, Меня избавишь ты от бед, Спешу сказать судьбе «Merci», Лучше тебя на свете нет!
(Семья сидит в саду в тени вязов, отмечая семидесятипятилетие бабушки. Сзади — дом в стиле фахверк. Вдруг появляется мужчина лет тридцати пяти и ставит свою походную сумку на газон. Выясняется, что он многие годы плавал по морям, и никто не знал, вернется ли он домой, и если да, то когда это случится.)
Ты свежесть утра в жаркий зной, Любимой песни ты куплет, Спешу сказать судьбе «Merci», Лучше тебя на свете нет!
(Сцена на вокзале. Идет дождь, и то ли ему, то ли ей надо уезжать. Кажется, ей. В любом случае, мужчина в окно протягивает женщине коробку «Merci», и она рисует сердечко на запотевшем стекле.)
Авторы этих роликов, должно быть, подумывали о самоубийстве, когда писали свои сценарии. Я гоню от себя мысли о моих друзьях в Ватцельборне.
В «Адлоне» я первым делом принимаю ванну. Потом звоню домой Мариусу, предварительно скрыв номер. Уши подходит к телефону и радостным голосом говорит: «Алло». Конечно, я вешаю трубку. Интересно, что они сейчас делают? На часах семнадцать ноль-ноль. Скорее всего, Уши приготовила чай и залегла ароматическую свечу. И они с Мариусом смотрят документальный фильм о Диане Фоссей и ее гориллах. Или обсуждают предстоящую свадьбу: кто, где будет сидеть и пригласить ли тетушку Труду, которую они не видели уже пятнадцать лет.
