Тесс Стимсон - Цепь измен
— Привет, дорогой, — спокойно говорит она.
Он пытается протолкнуться с тележкой мимо нас, но я преграждаю ему путь.
— Энн приехала, чтобы помочь мне отыскать нашу дочь, — жестко парирую я. — Раз уж ты был слишком занят. И в данный момент мне плевать, била ли она тебя в детстве бамбуковой тростью по голым пяткам или насильно кормила слизнями в касторовом масле. Для меня главное — Кейт, и пока мы ее не отыщем, меня больше ничто не занимает.
Быстро сменяя друг друга, на лице Уильяма мелькают потрясение, ярость и замешательство.
— То же самое относится и к тебе, Энн, — чуть мягче продолжаю я. — Что бы там ты ни хотела сказать Уильяму, это подождет, пока мы не вернем Кейт.
— Можно узнать, куда мы направляемся? — язвительно вопрошает мой муж. Я бегу впереди остальных к остановке такси. — Или ты для начала предпочитаешь групповые объятия и обмен банальностями?
— Сабин Лавуа полагает, что Кейт могла отправиться в Марсель, — отвечаю я. — Похоже, прошлым вечером Флер показывала ей фотографии их дачи. Предлагаю ехать в гостиницу, где мы с Энн остановились вчера вечером, и обсудить план дальнейших действий.
Не стоит упоминать о том, что мадам Лавуа вышвырнула Кейт из дому, равно как и о том, что послужило причиной подобной развязки. Хватит с Уильяма потрясений на день.
— Я бы сказал, мы попусту тратим время…
— Тебя никто не спрашивает, Уильям. Или есть идея получше?
— Нет, все отлично! — огрызается он.
Уильям залезает в такси. По жестко развернутым плечам видно, в какой он ярости. А мне все равно. Впервые за время нашего брака я не забочусь о том, чтобы сделать ему приятное.
— Иди зарегистрируйся, — командую я, когда такси высаживает нас возле отеля неподалеку от дома Лавуа. — Я пойду прогуляюсь, чтобы в голове прояснилось. Скоро вернусь.
Наблюдаю, как он неторопливо и гордо поднимается по лестнице. У меня сжимается сердце. Какими бы ни были наши разногласия, я готова на все ради этого мужчины.
Я всегда понимала, что он относится ко мне совсем иначе. С годами я научилась принимать его прохладную, укоряющую и лишь изредка одобряющую привязанность, принимать ее как нечто само собой разумеющееся.
Может, все потому, что я несколько недель не пила таблеток, а может, исчезновение Кейт просто обнажило наши проблемы до кости. Но вдруг привязанности становится недостаточно. Я не хочу довольствоваться беззаботной симпатией, с которой он относится к нашей собаке. Я его жена! Я хочу, чтобы он желал меня так, как я его; чтобы он в конце рабочего дня летел домой, мечтая поскорее меня увидеть. Если я не добьюсь этого, я не хочу быть на втором месте.
Перейдя через Сену, направляюсь к садам Тюильри. В воздухе пахнет выхлопными газами, свежескошенной травой и весной. Вместо того чтобы прогуливаться по левому берегу Сены, взявшись с Уильямом за руки и наслаждаясь вторым «медовым месяцем», из-за моей оголтелой глупости мы теперь вынуждены искать нашу несовершеннолетнюю дочь. Господи Боже мой, как же до такого дошло?
Давно следовало дать Уильяму отпор. Этна была права. Я позволяла ему обращаться с собой как с недееспособной, жалкой дурочкой. И, в конце концов, я в нее превратилась. Опускаюсь на скамейку в липовой аллее. А что, если Кейт не в Марселе? Вдруг мы никогда не отыщем ее?
На соседней лавочке, скукожившись, подтянув колени к подбородку, сидит девочка-подросток. У нее взъерошенный неопрятный вид, словно она спала в одежде. Ведь это могла бы быть Кейт, в отчаянии думаю я. На вид ей столько же лет. Еще почти ребенок…
Девочка медленно, устало распрямляется и тянется за сумкой.
Серебристая обувь.
Закидывая на плечо грязный желтый рюкзак, она безразлично скользит взглядом в моем направлении. Я встаю со скамейки словно во сне. Мгновение ее глаза смотрят, не замечая, — и вдруг широко распахиваются от потрясенного узнавания.
— Кейт, пожалуйста! — кричу я.
Она медлит. Я протягиваю к ней руки, слишком перепуганная, чтобы сделать шаг.
И вижу, как она бежит.
12
Кейт
Никто никогда не рассказывает, как это неуклюже — заниматься сексом. Когда впервые я целовалась с парнем — Патриком Коркораном — на автобусной остановке возле кладбища в возрасте тринадцати с половиной лет, я даже не знала, как лучше склонить голову, чтобы мы с ним перестали сталкиваться носами. И как людям удается всему этому научиться? Существуют ли какие-то правила вроде право — и левостороннего дорожного движения? А может, все заложено в генах — ты либо левша, либо правша?
Ну конечно, мама объясняла мне все на примере пташек и букашек, и все мы в школе покатывались со смеху над рисунками длинноволосых хиппи, занимающихся любовью, на страницах учебника биологии (ну можно же хоть раз в сто лет обновить иллюстрации!). Только я никогда не слышала рассказов о том, как Прекрасный Принц едва не выкалывает избраннице глаз, пытаясь стянуть с нее лифчик, или она случайно бьет коленом ему в пах, когда он на нее взбирается, или когда, наконец, он перестал ругаться на чем свет стоит, выясняется, что их потные тела вовсе не подходят друг к другу, как кусочки паззла. Оказывается, нужно поерзать — чуть вверх, чуть вниз, сыпля на каждом шагу «прости» и «ой, извиняюсь», пока все не уладится. Или еще его член слепо болтается где-то внизу, как потерявший ориентацию в пространстве крот в поисках нужной норки. Жаль это осознавать, но Бог — определенно мужского пола. Ни одной женщине не пришла бы в голову столь глупая идея. Ну то есть, долго ли над этим размышляли? Как говорит Флер, если бы их сперма имела вкус шоколадного коктейля, а не соленой дряни, мужиков радовали бы минетами значительно чаще.
А мне плевать, какой у нее вкус. В жизни не возьму в рот ничей хрен. Ну то есть, они ведь и руки-то не моют!
В конце концов, я протягиваю руку и помогаю Мишелю попасть в нужное отверстие. Похоже, он, точно так же как и я, понятия не имеет, что делает, но ведь нужно как-то поддерживать в нем энтузиазм. Должен же инстинкт сыграть свою роль.
Я морщусь, когда он проталкивается в меня и встречает сопротивление. От него немного пахнет потом.
— Ты в норме? — с тревогой спрашивает он.
Я киваю, набираясь храбрости.
Еще толчок — и я ощущаю острую, жгучую боль, как будто вставляешь тампон «насухую», только в сто раз хуже; и вдруг он уже движется внутри меня. Я жду какого-то ослепительного, как молния, мига, но мне просто-напросто больно. Ужасно. Словно кто-то сует палец глубоко тебе в нос. Мы раскачиваемся, ударяясь костями и подбородками, совершенно несинхронно. Можно подумать, я танцую с парнем, у которого никакого чувства ритма и обе ноги — левые. В конце концов, я перестаю двигаться: пусть сам трахается как хочет. При каждом толчке я врезаюсь головой в мягкую спинку кровати, но каждый раз, когда я пытаюсь сползти вниз, Мишель снова выпихивает меня наверх. Боль прошла, однако я никак не могу сказать, что получаю кайф. Если честно, совсем не так приятно, как целоваться. Никакого щекочущего, звенящего предвкушения. В сущности, теперь, когда уже не больно, это несколько… скучно, что ли?
