Розмари Полок - Песни над облаками
Замешательство появилось у нее на лице, и он вновь улыбнулся:
— Просто я очень хочу услышать ваше пение, синьорина.
— О! — выдохнула Канди, и ее бледное лицо внезапно покрылось деликатным румянцем. — Я… я не смогу сейчас петь!
— Почему это? — Сью посмотрела на сестру. — Ты должна была сегодня вечером петь. Здесь есть рояль, а граф говорит, что сам тебе будет аккомпанировать.
— О нет! — Краска покинула Канди, она стала еще бледнее, чем прежде. — Я правда не смогу. — И поспешно добавила, глядя на графа: — Слушать, в общем-то, нечего. Боюсь, вы будете разочарованы…
— Но ваша сестра заверила меня, что у вас очаровательный голос. Кроме того, вы собирались петь сегодня для синьора Каспелли.
И вновь Канди показалось, что в глубине этих карих глаз таится что-то раненое. Она заколебалась, чувствуя стыд за свою собственную резкость.
— Я трусиха, — просто объяснила она. — Я только надеялась, что смогла бы спеть перед синьором Каспелли, если бы до этого дошло.
— Не думаю, что вы трусиха, синьорина.
— Давай, Канди, спой что-нибудь, — многозначительно потребовала сестра.
Наверное, Сью думала, что Канди ведет себя как ребенок.
— Спойте то, что собирались петь для синьора Каспелли, — попросил граф. — Я очень хочу вас послушать.
Его мягкой вежливой настойчивости было трудно отказать, и Канди капитулировала.
— Я должна была петь «Caro Nome», — сказала она ему и неуверенно добавила: — Вы знаете?
— Конечно… «Риголетто». — Граф встал и прошел к роялю, затем подождал, пока она подойдет к нему. Когда Канди это сделала, его темные глаза улыбнулись ей, придавая мужества. — Не нервничайте, — тихо посоветовал он. — Помните: даже если вы споете плохо, в чем я лично сомневаюсь, это вовсе не конец света. Есть в жизни более худшие вещи, чем выглядеть или звучать глупо. Думаю, вы это уже знаете.
На мгновение его взгляд задержался на ее глазах, затем он сел, и его пальцы запорхали по клавишам, возрождая к жизни творение Верди. Неосознанно Канди оглядела комнату. Сью, конечно, смотрела на нее, полковник и миссис Райленд, сидевшие у камина, тоже наблюдали за ней, даже Джон небрежно поглядывал в ее сторону. Казалось, что-то сжало ее горло, и, хотя Канди честно попыталась взять первую ноту, она так и не смогла запеть. Итальянец мастерски прикрыл ее, но глаза его были укоризненными и даже, как ей подумалось, немного подозрительными. Его осуждение привело ее в чувство. Она начала петь, и ясное, чистое, нежное сопрано прозвенело в тихой комнате с такой мелодичной безупречностью, что мужчина за роялем быстро взглянул на нее, и даже Джон, наклонившийся, чтобы выбросить в камин окурок сигареты, удивленно оглянулся. Голос Канди имел еще юный тембр, но в нем было самое важное — дар передать потрясающую глубину чувств. Когда она продвигалась вперед через знакомую арию, весь трагический пафос несчастной судьбы Гилды окружил, казалось, и саму Канди. Возможно, чувствуя себя такой же потерянной и обиженной, она почти случайно смогла передать ранимость героини Верди так впечатляюще, что, прежде чем закончила, Сью ощутила в горле предательское пощипывание, и даже полковник Райленд, совсем не любитель оперы, отставил в сторону свой бренди и прошептал жене, что девочка очень хороша!
Когда Канди закончила, раздались бурные аплодисменты, трое из ее слушателей стали просить ее спеть еще, но граф ди Лукка сидел совершенно неподвижно перед клавиатурой и секунд тридцать, по крайней мере, ничего не говорил. Затем встал и поклонился ей.
— Благодарю вас, мисс Уэллс. У вас прекрасный голос.
Она рассеянно взглянула на него, а он улыбнулся ей, как мог бы улыбнуться умному ребенку, и повторил то, что только что сказал:
— У вас очень хороший голос. Позаботьтесь о нем.
— Скажите, чтобы она спела еще что-нибудь, граф! — Сью, лопаясь от удовольствия, лучезарно улыбнулась сестре.
— Не сегодня. Думаю, она немного устала.
Голос итальянца был твердым, и Канди была благодарна ему за понимание. Девушка чувствовала себя совершенно выдохшейся, исчерпавшей всю энергию, и даже осознание того, что она только что с большей силой и артистизмом, лучше, чем когда-либо раньше, исполнила трудную армию, сейчас очень мало для нее значило. Все было кончено — и это главное. Теперь ей хотелось только отправиться в постель. И, не особо заботясь, что о ней подумают, она так и заявила. Сью разинула было рот, чтобы запротестовать, но взгляд свекрови ее остановил, а итальянец, закрыв рояль, прошел вперед и открыл для девушки дверь:
— Спокойной ночи, синьорина.
— Спокойной ночи.
Канди оглядела комнату, не осознавая этого, и поймала взгляд Джона. Он поспешно отвернулся, и она поняла — он испытал облегчение оттого, что ему не придется больше говорить с нею этим вечером. Девушку охватило странное чувство — будто часть ее жизни закончилась.
Хор из слегка смущенных голосов пропел ей вслед «спокойной ночи», а граф решительно закрыл дверь, и Канди осталась одна. Более одинокая, чем когда-либо была в своей жизни.
Высокие напольные часы начали отбивать десять. Канди потрясла головой, словно освобождаясь от наваждения, затем медленно поплелась вверх по лестнице в свою комнату.
Глава 3
На следующий день, в воскресенье, в Грейт-Минчеме был праздник урожая. После завтрака полковник, миссис Райленд, Джон, Сью и Канди отправились в церковь. Что в это время делал римский католик граф ди Лукка, никто не знал, но Канди предположила, что он отправился к мессе. Это было прекрасное осеннее утро, и после службы они медленно возвращались домой, ступая по нанесенному ветром ковру из желтых буковых листьев. Боль в душе девушки, казалось, немного поутихла, как будто к ней приложили смягчающий бальзам. Некоторое время она шла между полковником Райлендом и Сью, затем, как ей показалось умышленно, Джон отступил назад и присоединился к ним. Сью тут же тактично утащила полковника вперед. Некоторое время Джон и Канди шли молча, и ее сердце билось так сильно, что казалось, Джон его слышал.
— Канди… — наконец проговорил он.
— Да? — спросила она, не отрывая взгляда от одинокой галки, парящей в небе.
— Твое пение прошлым вечером… это было что-то! Я… — Он поколебался и неловко засмеялся. — Я не знал, что у тебя есть голос.
— Раньше я мало пела… по крайне мере в последние годы. — Если он собирается и дальше вести этот вежливый разговор, зачем он вообще с ней заговорил? — Я не очень хорошо спела прошлым вечером, — добавила она. — Просто твой друг — очень хороший пианист… его аккомпанемент во многом помог.
