Зинаида Шедогуб - Работа по распределению
От этого мелькания рябит в глазах. Наконец, у небольшого островка мотор затихает, и лодка, покачиваясь на волнах, подплывает к нему и носом упирается в землю.
Тишина, какой я не слышала давно, окружает меня со всех сторон.
Забрасываю удочку – сразу же тянет… Таранка! Дрожащими руками вновь забрасываю. Таранка, таранка, таранка… Руки дрожат, не могу на крючок натянуть червя… Забываю обо всём на свете. Есть только удочка, крючок да серебристый блеск рыбы.
– Может, остановишься, хватит… Всю не переловишь… – шепчет
Алёша, приподнимая меня вместе с удочкой на руки, и несёт на остров.
Возвращаюсь к реальности: я на острове, на свидании. На жёсткой темно-зеленой траве лежит голубое покрывало, рядом стоит корзинка с вином и фруктами. Юноша затуманенным взглядом глядит на меня и дрожащими от страсти пальцами пробует налить вино.
– Д-давай в-выпьем за нас, – чуть заикаясь от волнения, предлагает он. – За наше будущее…
Подношу стакан к губам и тяну горьковатый напиток. По телу, волнуя, бежит сладкое тепло, кружится голова… Алёша пододвигается ближе, обнимает меня, целует и шепчет при этом ласковые слова, которые никто на свете мне еще не говорил:
– Солнышко… Ласковая… Единственная…
Радуюсь тому, что ещё кому-то нравлюсь. Парень клонит меня к земле, и я подчиняюсь ему. И этот полёт так сладостен и приятен. Но как только голова касается земли, где-то в подсознании возникает мысль, что Алёша меня не любит, что он на меня поспорил…
Выкатываюсь из-под обезумевшего от страсти, дрожащего существа, змеей ползу к воде и бросаюсь в речку. Прохлада мгновенно отрезвляет. Плыву назад, к хутору… Вскоре меня догоняет Алёшка, насильно втаскивает в лодку, и мы, обессиленные, злые, сидим молча рядом.
– Эх, ты… – спустя некоторое время выдавливает из себя парень.
– А ты… Ты же на меня спорил…
– Не мужики – бабы… Ну, ляпнув сдуру… Так я ж люблю… Уже дома сказав, собирався свататься… Эх, ты, деревянная…
И чем больше говорим, тем яснее понимаем, что уже всё в прошлом: разбитой тарелки не склеишь.
В аэропорту меня провожает отец. Худой, сутуловатый, он понуро стоит у чемоданов, и тщетно я пытаюсь разговорить его. Уныло хмурится, сосёт папироску за папироской, сухо покашливает, потому что спазмы сжимают его горло, и он, пряча от меня глаза, молчит. Мне тоже грустно: почему-то кажется, что я уезжаю навсегда и больше никогда не увижу ни отца, ни города, ни края. Оформляю багаж, а сама думаю о том, как тягостно для нас прощание. Хотя бы быстрее улететь… И когда, наконец, приглашают пройти к самолету, я облегченно вздыхаю.
– Прощай, дочка… Береги себя… Прости, если шо делав не так…- сдавленно шепчет отец и обречённо машет рукой.
– До свидания, папочка Федечка, – прижимаюсь я к нему и хочу сказать добрые, тёплые слова, которые согрели бы отца в одиночестве, но они где-то застряли в горле, и не могу их выдавить.
Ревут моторы, самолет бежит по бетонке и отрывается от земли.
Мелькают внизу городские кварталы, шоссе, парки, синеет красавица
Кубань, желтеют квадраты полей, обведенные тонкими ниточками лесополос, бегут по холмам и горам зелёные леса, и вскоре в окна иллюминаторов начинают биться косматые бороды облаков. Чем выше поднимается самолет, тем лучше моё настроение. Забылось тягостное прощание, я в ожидании новых встреч и приключений…
Ловлю на себе два-три нескромных взгляда, брошенных из-под чёрных приплюснутых фуражек. Удивляюсь: в Краснодаре никогда не пользовалась таким успехом.
– Давай знакомиться… Алик, – улыбаясь, говорит мой сосед, протягивая янтарную кисть винограда.
– Вера, – коротко отвечаю я. Наши пальцы на мгновение соприкасаются и разбегаются от мощного потока биоэнергии.
– Вот это да! – вздрагиваю я, одергивая руку.
– Гостил в Краснодаре у дяди. Сейчас еду в Орджоникидзе. Потом загребут в армию, а невесты нет. Приедешь меня провожать?
– добродушно спрашивает юноша.
– Может быть, – уклончиво обещаю я.
Парень болтает без умолку, и я, устав от его трескотни, открываю роман Теодора Драйзера "Дженни Герхардт" и погружаюсь в чтение.
– Все… Подлетаем… Смотри: внизу Грозный, зеленый, красивый город. Вон петляет Сунжа, норовистая, бурная речка, – заглядывая в иллюминатор и плечом касаясь моего плеча, говорит мой новый знакомый. – Покажу город, поеду в Министерство образования, чтоб знать, куда тебе посылать письма. Считаю, Вера, в Кавказ ты влюбишься: у нас обалденная природа, да и обычаи здесь другие…
– Все. Начинаю новую жизнь, – думаю я. – Буду честно работать, любить детей… Да, хорошо, что поехала по распределению.
*В ЧЕЧНЕ*
Автобус притормозил на обочине шоссе. Выбрасываю чемоданы на выгоревшую от солнца траву и оглядываюсь: от дороги ползет вверх, по склонам горы, аул, в котором буду теперь жить.
Яркое солнце освещает пустынные, упирающиеся в лесок улицы, каменные и глинобитные дома, огороженные акацией и плетеными заборами огороды. Снизу просматривается центр аула – небольшая площадь, на которой находится несколько длинных, похожих на сараи зданий, вероятно, клуб, сельсовет, школа. Деревьев немного, зато за селом сочно зеленеют леса. Вдали виднеется другой аул, поменьше. И нигде ни речушки, ни озерца…
Утопая в пыли, волоку проклятые чемоданы и чувствую себя рыбой, выброшенной на берег: задыхаясь от жары, постоянно открываю рот и облизываю пересохшие губы.
Наконец-то я у школы. На крыльце бросаю вещи и захожу в здание.
Здесь тихо и безлюдно. Кабинеты закрыты. Только одна дверь отворена, и лёгкий ветерок шевелит желтые шёлковые занавески.
Заглядываю в комнату: за столом сидят двое и весело смеются.
Черноглазые, черноволосые, с большими тупыми носами, они похожи на братьев-близнецов.
– Вы к кому? – удивленно спрашивает один из них.
– К вам направлена на работу по распределению…- отвечаю я, лихорадочно отыскивая в сумочке документы. Нашла и дрожащими от волнения руками подаю их тому, кто задал вопрос, принимая его за главного.
– Я завуч и зовут меня Рамзан, а это директор школы Джахар, – передавая документы коллеге, знакомится со мной молодой человек.
Теперь-то я вижу, что парни совершенно разные. Завуч – плотный, широкоплечий здоровяк, а директор худощавый, болезненно бледный. Он долго рассматривает бумаги и говорит, обращаясь к Рамзану:
– Училась в Краснодаре, а мы в университете Ростова… Помнишь: были у них на соревнованиях… Не понравилось: в столовых свинина – можно помереть с голоду…
Увидев недоумение на моём лице, он прерывает свои воспоминания и кричит:
– Пятимат!