Раутборд Шугар - Сладость мести
Гарсиа, из кармана которого все еще торчали гребни и маникюрные кисточки, глядя в просвет между золочеными колоннами, пристально изучал свой шедевр.
— Теперь она прекрасна красотой вечности. Пусть ее увидят все, отчего бы нет? Они на всю жизнь запомнят, какой безукоризненно совершенной была она в час прощания. — Он невольно вздрогнул от все еще владевшего им ужаса, вспомнив достаточно отчетливую фотографию разбитой и окровавленной Флинг во весь рост на первой странице «Дейли сан».
Казалось, баронессу Фредерику фон Штурм, самой судьбой определенную на роль хранительницы огня, именуемого Флинг, вот-вот хватит удар.
— Вы что, совсем спятили? Никто и никогда не выставляет открытый гроб в храме! — Слезы покатились по бледным, как у статуи, щекам. — Просто вы выставили на всеобщее обозрение очередной вид парфюмерной продукции фирмы, что-нибудь новенькое под названием «Загробный дух»! Держу пари, что все обстоит именно так!
Руки баронессы повисли вдоль стройных бедер.
— Вы устроили из похорон распродажу, разве не так?
В припадке ярости она чуть не плюнула в Келвина Клайна, важно стоявшего у нефа.
— Ха! — Ее палец устремился в сторону создателя духов «Этернити парфюм». — Вы просто решили устроить рекламный поединок с ним, а заодно и с вечностью.
И она отвернулась в демоническом гневе.
Гейл являла собой голос разума. Она не меньше баронессы обожает Флинг, но своими руками топить «Кармен Косметикс» не собирается. Она отдает долг памяти Флинг и другого способа себе не представляет.
— У нее сказочная внешность. Это что-то невероятное. Самая эффектная женщина в мире, она обязательно захотела бы увидеться со своими поклонниками и после смерти.
Гейл бросила нежный взгляд на Флинг. Известная своей грубостью и резкостью глава фирмы «Кармен» за эти годы прикипела душой к простодушной и беззащитной девушке. Флинг показалась ей сейчас похожей на юную Грейс Келли — те же светлые и пышные волосы, рассыпанные по черной атласной подушке, та же красивая, мягко покоящаяся голова.
— Это не прощание с покойной. Это балаган на потребу прессе и телевидению! — не успокаивалась Фредерика. — Закройте гроб! Закройте и заколотите! — кричала она вне себя от горя.
На ресницах у баронессы было столько туши, что слезы висели на них, как капли прилипшей патоки.
Гейл твердо стояла на своем. Она не собиралась уступать устрашающим воззваниям баронессы, тем более что еще помнила времена, когда обращалась к той «старина Фред».
Их разговор, проходивший все в более повышенных тонах, привлек-таки внимание вездесущей прессы, представители которой расположились по краям средних скамей, и репортеры украдкой схватились за ручки и блокноты. Однако, к их досаде, большую часть филиппик, извергаемых баронессой, заглушали возгласы девушек, чьи номера домашних телефонов можно найти только в частной телефонной книге Эйлина Форда или справочниках ведущих манекенщиц города, издаваемых Зоули или Элитом. Манекенщицы галдели, как стая птиц, карменовская тушь стекала с длинных ресниц к скулам, высокие, узкие тела сотрясались от рыданий.
Крышка и нижняя часть гроба были украшены гирляндами из белых роз, гипсофила и королевиных слез. Голоса в приделе взлетели тем временем до столь высоких нот, что почтенные и могущественные представители большого бизнеса, выстроившиеся в очередь за алтарем, чтобы выразить свое почтение умершей, не на шутку перепугались, быстро осознав, что они могут оказаться втянутыми в своего рода похоронно-церемониальный скандал. И тогда по указанию архиепископа, человека умного и сообразительного, неожиданно для всех встал Большой Манхэттенский хор мальчиков, и свистящий от ярости голос баронессы, эхом разносящийся по залу, потонул в его слаженном пении.
Сержант Нью-Йоркского департамента полиции Буффало Марчетти проследил взглядом, как Кингмен Беддл вприпрыжку пробежал к боковому нефу, похожий на зрителя, стремящегося занять свое место, прежде чем в зале погаснет свет. Спустя несколько секунд уже все смотрели на Беддла. Тот, постояв в нерешительности возле кресла, направился прямо к катафалку, вместе с собакой, важно и развязно семенящей рядом. Кингмен наклонил свою красивую голову над гробом и оказался лицом к лицу с Флинг. Никакого запаха тления от нее не исходило.
Народу собралось слишком много для Кэмпбелловского дома прощаний, так что всю церемонию было решено провести в соборе Св. Патрика, включая последнее прощание. Кингмен всмотрелся в совершенные черты лица жены. Как может быть мертво такое красивое создание? Даже после падения с небоскреба красота ее оставалась нетронутой, высокие скулы, безупречно очерченный нос, безупречно очерченные губы, сливочно-молочный даже сейчас цвет лица, идеально гладкая кожа. Ему захотелось вновь, как когда-то, прикоснуться к ней, отгородить ее от этого дешевого и бездарного балагана. Он коснулся пальцами ее щеки и тут же отдернул руку, словно обжегся.
— Она же ледяная! — шепотом бросил он через плечо Джойс, словно та была виновата: не предупредила его, что девушка мертва. У него был совершенно потерянный вид, и у Джойс промелькнула мысль, что шеф способен сейчас выкинуть какой-нибудь непоправимый фортель, но, когда Кингмен выпрямился и повернулся лицом к собравшимся, он вновь был воплощением спокойствия и рассудительности. Хотя сержант Марчетти, вглядевшись в его лицо, определил, что Кингмен Беддл явно подавлен. Все эти финансовые магнаты, председатели корпораций, капитаны промышленности поняли вдруг, почему они тут: они отдавали должное финансовой удачливости человека их круга. Все они, по большому счету, сидели в одной лодке, и не отдать дань уважения везучему коллеге было бы не только невежливо, но и непрактично; это был бы плохой бизнес. В соборе установилось благоговейное молчание, мало-помалу стихли и те, кто находился на улице.
Тем не менее все стремились хоть краешком глаза взглянуть на Кингмена Беддла. Сегодня был его выход; красавице Флинг в данном случае отводилась роль театрального задника — если, конечно, позабыть про миллионы девушек и женщин, поклонявшихся ей и обожавших ее. Не случайно в течение двух дней Джойс была озабочена в первую очередь тем, чтобы пресечь распространение слухов о самоубийстве Флинг: ведь тысячи американок по всей стране могли в массовом психозе, надушившись духами «Флинг!», сигануть вниз с крыш, ибо привыкли при жизни звезды подражать каждому ее движению. Это была бы национальная катастрофа: целая армия девчонок-подростков в свитерах и шарфах под ФЛИНГ! с рекламы духов, бросающаяся с крыш в общем непреодолимом горе!
